Измерение 23 - долгий путь - Лев Альбертович
— Мы обязаны.
— Да мали ли что обязаны. — огрызнулся он
— И что вы предпочитаете с ними делать по вашей версии? — вежливо спросил майор.
— Лисье оружие было?
— Было, в том числе шашка.
— А одежда?
— Арестантская роба.
— Ну вот значит, хорошо замаскированные шпионы, отобрали тех, кто готов заработать на шпионаже и отправили к нам. Скажешь тощие? Они их нарочно морили. Загорели? Держали в пустыне. Мой приговор: того, что с шашкой на око, он видимо главный, а остальных на пожизненное. — полковник снова откинулся с довольной улыбкой в кресле и взял с блюдца яблоко, что стояло сзади.
— Но господин пол…
— Ататата Валера. Я все сказал. — он громко откусил яблоко.
— Выслушайте — сквозь зубы сказал Бахарев. На секунду он замолчал. Сделал тихий вдох и выдох. — может мы сделаем условный запрос и отправим их вместе с капитаном Хирцем?
— Хирцем? Которым из? — прозвучало это иначе, ведь он жевал.
— С Гилбертом Хирцем, он у вас в подчинении. — аккуратно ответил Бахарев
— Точно, Хирц у меня в подчинении. — Полковник проглотил кусок. Он сказал это так, будто просто хотел ещё раз услышать. А потом перешёл уже на серьезный тон. — это который будет проводить подрыв?
— Да, он самый. Капитан Гилберт Хирц.
— И потом встретимся с его дядей Адмиралом.
— Баксом Хирцем.
— Да-да Валер, я помню. И помню вероятность того, куда Гилберт отправляется. Ну что ж… Он говорил ему нужны руки? Пусть забирает их. Сделай вид, что было какое то решение и после нового года переводи их к нему. Теперь будет его проблемой. А теперь иди отсюда Валер. У меня полно дел.
Бахарев вышел быстрым шагом из кабинета, хотя попытался сделать вид, что не торопился.
— Упрямый пижон— сказал Бахарев чуть отойдя от кабинета.
Когда его толстое тело скрылось за дверью полковник достал из кармана сигарету. Маленькую, слабую сигарету, какие обычно курят не полковник и былые вояки, а лишь домохозяйки или молодые девушки. Его маленький секрет, что он в основном курит один и курит только подобные сигареты, остальные сигарету ему кажется слишком сильными. Он задрал ноги на стол, показывая двери чистую подошву, и уставился в потолок на лампу. Он долго смотрел на неё, иногда закуривая, а потом тонкая струйка дыма летела в вентиляцию.
— Старпер жирнозадый — сказал он эту фразу голосом недовольного подростка и продолжил курить молча.
Когда закончил он вышел из кабинета и отправился спать.
Наказание
Лун из камер не было видно.
Лев спал на первой справа кровати полностью одетый, за исключением обуви, в обнимку с одеялом. Он уснул первый и чужой храп его не тревожил. Сны он не видел, спал слишком крепко из за усталости, но потом он словно увидел сквозь веки. Это был и не сон и не явь, однако он увидел что то настолько чёрное, что даже выделялось из всеобщего мрака, что царил под глазами.
Лев решил открыть глаза и увидел, что в коридоре горит несколько ламп, иначе бы они находились в полной темноте все время. Для людей это может было бы совсем критично, однако нельзя забывать, что Лев и остальные прекрасно видели в темноте. Дежурного или какого-то надзирателя Лев не обнаружил.
Не проснувшись до конца рыжий поднялся на локти и замер. С таким лицом обычно дети смотрят на сказочные небоскребы которые больше всего, что они могли представить. Кажется он весь онемел в этот момент, хотя до этого спокойно двигался. Каждый сантиметр его тела начал испытывать холод и сужаться. На сердце лёг кусок ледяной глыбы, что давил на него, не давая согреться. Он хотел закричать, он действительно хотел, его логическое мышление ещё не проснулось и подумать о чем-то он не мог. Этот крик бы его спас все равно. Это был природный рефлекс, который есть даже у тупых зверей, закричать от ужаса. Но липкий комок в его горле, словно паутина, не давал даже издать звука горлом. Он засел глубоко, где под кадыком. Глаза Льва расширились до двух теннисных мячей. Он кажется начал потеть всем телом разом, его било из холода в жар и наоборот из за этого он дрожал. И все это всего за пару секунд.
Ноги Льва немного не доставили до края кровати и он был рад этому. На противоположной стороне от подушки кто то стоял… Что-то бесполое, что-то нельзя назвать или просто дать имя.
В начале Льву показалось, что на него смотрят три маленьких красных светлячка. Но светлячки не двигались, а потом одновременно моргнули в темноте. И тут Лев понял что это такое.
Мертвенно-серая кожа, запачканная чем то красным на руках и ногах, вернее конечностях. Это нельзя назвать руками и ногами. Голова — вытянутый продолговатый овал оканчивающиеся заострением напоминал верхушку горы. На ней же были небольшие пряди длинных грязных волос, которые торчали из головы кое как. Чуть ниже морщинистый лоб, перепачканный чем то. Потом шли красные светлячки без радужки, лишь бесконечный красный. Ушных раковин у этого не было. Ниже шёл рот — грубая дыра, будто бы пробитая вандалом, которую закрывал клювообразный отросток состоящий из четырёх частей, что раздвинулись и показали огромные кривые клыки вокруг глотки испачканный чем-то непонятным. Потом шея, подбородка не было. Тварь была выше любого кота, что он видел, своей головой подпирая потолок, но тем не менее была горбатой. Из этого торчали две грубые лапы, длиннее нужных пропорций, доходящих почти до колен. На них были пять длинных и грубых отростков, оканчивающиеся грязными, жёлтыми и поломанными когтями. Они были столь велики, что казалось могут разрезать Льва как бумагу. Тело было с сосками, ребра торчали как будто кто то накрыл батарею одеялом и в районе плоского живота виднелись следы позвоночника. Пупка не было как и не было ничего в районе паха, лишь начинались тонкие, но жилистые ноги, чей конец Лев не увидел из за кровати, но готов поклясться, что там были копыта, а сзади был волчий хвост. От твари исходил знакомый смрад. Запах смерти.
Лев смотрел на это для себя мучительно долго, не моргая. Это не шевелилось, а Лев даже задержал дыхания. В его горле скопился воздух, что должен был стать криком, а с другой стороны билась новая партия необходимого газа. В такие моменты все мысли о том и откуда взялся этот гость отступали куда-то на Луну, уступая страху. Кажется Лев начал сужаться от одного вида существа, во всяком случае чувствовал он
