Шестнадцать способов защиты при осаде - Том Холт
Пока разыгрывался этот спектакль, эмоции с обеих сторон неожиданно поутихли. И вы, наверное, догадываетесь, что произошло. Нико сказал им обоим – вежливо, но твердо, – что, если они хотят устроить кровавую баню, за которой последуют массовые грабежи и штурм Дворца, – прекрасно, он ничего не сможет сделать, чтобы остановить их. Но сначала им придется обойти его, что в принципе то же самое, что обойти полковника Орхана и всё, что мы все вместе сделали для Города; и он так спокоен и невозмутим, потому что знает – в глубине души мы все разумные люди, желающие спасти Город, и единственный способ сделать это – перестать сражаться друг с другом, взять себя в руки и начать вести себя по-взрослому. Иначе говоря, момент прошел – толпа превратилась в шесть сотен ответственных взрослых мужчин, прозревших, до боли ясно осознавших, какими глупостями – и в каких обстоятельствах – собираются заняться. Чтобы переварить это, только и оставалось, что вернуться домой и никогда более об этом случае не вспоминать.
– Я, конечно, был напуган до усрачки, – признался мне Нико. – Но ничего другого не смог придумать.
Так что я пошел к Лонгину и вручил ему приказ об освобождении его отца из-под стражи.
– Спасибо, – сказал я ему, – за то, что не убил моего Нико, и спасибо, что не разгромил Город.
– Не стоит благодарности, – ответил Лонгин. – И мне действительно жаль, что так с твоей подружкой случилось. – Он говорил искренне, и вообще, он достаточно порядочный человек, если закрыть глаза на двуличность и дурной характер.
18
Дела были улажены, и я мог наконец сходить в «Дуэт» и посмотреть, жива ли еще Айхма.
– А вот и ты, – буркнула она. – А я все гадала, придешь ли хоть глазком на меня глянуть.
– Прости. Дел было много.
Выглядела она ужасно – серая и непривычно хрупкая, кажется, упади она на пол, разлетится на осколки.
– Выглядишь как мертвец, – сказала она. – По голове прилетело, я слышала?
– Что-то в этом роде. – Я глубоко вздохнул. – Я отпустил Солиспера. Мне пришлось. У Лонгина чуть пена изо рта не валила.
– Козел, – сказала она. – Ладно, тут больше этот твой чокнутый префект виноват. Тебе нужно как-то его осадить, иначе хлопот не оберемся.
– Я поговорю с ним. Когда будет минутка. Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно, – сказала она. – И у меня к тебе разговор, Орхан. Твои сраные комиссары по снабжению говорят, что я больше не могу давать своим гостям выпивку. Как прикажешь мне тогда вести дела?
– Очень жаль, – ответил я, – но правила должны быть одинаковы для всех, ты же знаешь; ты же делала это сама и знаешь лучше, чем…
– Ой, заткнись, – бросила Айхма. – Какой смысл дружить с верховным лидером, если никаких поблажек не предвидится?
– Айхма…
– И еще кое-что. Черный рынок в Городе – всё. Ничего не достать. Знаешь почему?
– Послушай…
– Потому что твои мордовороты, которые этот гребаный рынок должны бы крышевать, шастают повсюду и всем твердят, что, стоит продать из-под полы хоть один орешек, они переломают продавцу ноги. Это, по-твоему, нормально? Это тирания!
– Айхма, заткнись и слушай. – Она бросила на меня такой шокированный взгляд, как будто я только что пнул котенка. – Ситуация безвыходная. Ты же занималась снабжением, ты знаешь прекрасно, почему так. Погоди-ка, – тут до меня дошло, – ты что, пыталась купить что-то сверх пайка?
– Да, только нигде ничего нет. Все каналы заглохли, все люди напуганы. Это чистой воды варварство. Нельзя так делать. Ты же и есть правительство, не допускай такого.
– У тебя, – я не кричал, но был близок к этому, – есть хоть малейшее представление о том, как будет выглядеть, если выяснится, что мой близкий друг пытается разжиться на черном рынке? Да как можно быть такой безответственной?
– Катись к чертям, – зло бросила Айхма. – У меня есть дело, которым я должна заниматься, это моя жизнь. Я не могу вести дела без товара.
Голова разболелась – не думаю, что от недавних повреждений.
– Хорошо, – сказал я, – я понимаю твое положение. Прикинь свой убыток, я его тебе компенсирую. Если это не справедливость, то…
– Ты упускаешь главное! – Она закричала так громко, что напугала меня; я не хотел, чтобы у нее разошлись швы. – Мне ни к чему благотворительность, я хочу управлять своим собственным делом, а ты меня останавливаешь! Знаешь, что сделали эти ублюдки? Они приехали сюда с тележкой и забрали всю мою муку, все мое сушеное мясо, и инжир, и изюм, и оливки…
– Но тебе же заплатили, так?
– Конечно! Еще бы нет! Мне вручили дурацкий клочок бумаги – много он стоит. И это даже не часовые, не городская стража, не люди из ратуши – это Зеленые. Они пришли сюда и попросту ограбили меня – люди из моей же Темы. Скажи мне, Орхан, – какой смысл тогда стоять против варваров? Хуже-то точно не будет.
Айхма начинала действовать мне на нервы. Я призадумался, а что бы сказали ей на моем месте Фаустин или Нико, – и выдал следующее:
– В конце концов, для тебя сейчас никакой разницы нет, так? Пока не поправишься, всё равно не сможешь ты вести дела своей питейной…
– Больше здесь не показывайся, – произнесла она убито.
– Что?
– Считай, я выписала тебе запрет. Забери свой ужасный паршивый чай – и пусть его тебе кто-то другой заваривает.
19
– Думаю, есть вероятность, что ты был прав, – сказал Нико.
Его тон, полный неохотного уважения, напугал меня.
– В чем?
Мы стояли на стене, осматривая починенный вал, возведенный из мягкого, наскоро обожженного кирпича. В теории, при таких материалах, если этот участок вновь попадет под обстрел, вал рассыплется, а не разлетится на миллион острых убойных осколков.
– Ты был прав, когда говорил – они кого-то ждут. Я сомневался, а теперь вот – верю тебе. Похоже, так оно и есть.
Я почувствовал себя так, будто меня только что короновали.
– Спасибо за признание.
– Думаю, – продолжил Нико, – требушеты готовили к его прибытию. Ими не
