Агентство ’ЭКЗОРЦИСТ’: CRYPTIDIS - Михаил Ежов
— Почему кладбище выглядит таким неухоженным? — спросил я.
Абрамсон махнул рукой.
— Это старая часть, здесь уже много лет никого не хоронят. Родственники тех, кто тут лежит, сами давно умерли. Новые могилы на другой стороне, ближе к реке. А вон там можно увидеть склепы. На этой территории раньше жило несколько дворянских семей, которые владели большинством здешних земель. Потом какие разорились, а какие вымерли. Некоторые уехали за границу. Земли перешли в казну, и император приказал строить железную дорогу. Вокруг этого строительства постепенно и вырос Доркинг.
— Значит, вы родом из этих мест. Уверен, перед вами открывалась блестящая военная карьера. Да и после отставки наверняка могли устроиться в столице.
Абрамсон покосился на меня.
— Империи служить можно по-разному. Кто-то ищет кормное место и сидит на нём, кто-то карьеру делает, а я вот решил здесь обосноваться. Как говорится, где родился, там и пригодился.
Я старался уловить интонации собеседника: не лукавит ли? Речи речами, но кто знает: может, Абрамсон просто не смог устроиться в столице или другом месте попрестижней Доркинга. Но, кажется, полковник, и правда, был доволен своим положением.
Из-за разговора об угасании дворянских родов я вспомнил картину, висевшую в гостинице.
— А что стало с родом Зальм? Немецких князей, которые здесь жили в семнадцатом веке.
— Кажется, догадываюсь, почему вы спрашиваете, — усмехнулся Абрамсон. — На кладбище есть их фамильный склеп. В южной стороне. Та ещё, говорят, была семейка. Дочка влюбилась в отца, а мать из ревности её отравила. Это, конечно, только легенда, но вы же понимаете: не бывает дыма без огня.
— А что стало с родителями девочки?
— Они оставались здесь, пока не умерли. Детей у них больше не было, и род прервался. По крайней мере, в Британии. Впрочем, это, опять же, только легенда. История семьи Зальм довольно популярна в наших краях. В детстве мы с мальчишками бегали по кладбищу, играли среди могил. Я видел склеп Зальмов, и даже однажды пытался забраться в него.
— Мать не судили? — спросила Глория.
— Официально считалось, что девочка умерла от нервного истощения. Тогда ещё не умели находить в телах редкие яды. Это сейчас возможности судебной медицины продвинулись настолько, что уличить виновного не составляет труда.
Автомобиль свернул на просёлочную дорогу, вившуюся между рядами старых раскидистых дубов, чьи золотистые кроны смыкались над нашими головами.
Справа за деревьями показались едва заметные длинные низкие строения, потемневшие от времени. Они выглядели нежилыми и давно заброшенными.
— Что это? — спросила Глория. — Похоже на рабочие бараки.
— Они и есть, — кивнул полковник. — В них поначалу жили строители железной дороги. Ну, и полегло же их здесь! Вдоль насыпей, должно быть, сотни костей откопать можно.
Машина свернула, оставив бараки позади.
— Вот и приехали, — объявил Абрамсон, тормозя. — Придётся немного пройти. Видите вон там людей?
Среди деревьев копошились человеческие фигурки. Большая часть была в полицейских мундирах.
Глава 39
Мы пошли, раздвигая свешивающиеся до земли тяжёлые еловые ветки. Напитанный дождём мох чавкал под ногами. Через несколько шагов нам встретился констебль. Увидев Абрамсона, он вытянулся и взял под козырёк фараоновского шлема.
— Это оцепление, — пояснил полковник. — Я поставил по человеку через каждые двадцать шагов. Никто посторонний не пытался пройти? — обратился он к констеблю.
— Никак нет, господин полковник, — ответил тот, ещё сильнее вытягиваясь во фрунт.
Похоже, Абрамсон держал подчинённых в чёрном теле.
— В оба глядите, — велел он, проходя дальше. — Любого, кто попытается подобраться к месту преступления, задерживать до выяснения.
Вскоре мы добрались до маленькой полянки, окружённой вязами. Я сразу увидел среди мундиров доктора Морса, сосредоточенно разглядывавшего что-то на груди лежавшей на земле женщины.
Когда Абрамсон его окликнул, он обернулся и молча кивнул в знак приветствия.
— Кто все эти люди? — тихо спросила Глория. — Некоторые выглядят как штатские.
— Это санитары из нашей больницы, — ответил Морс, стягивая резиновые перчатки и бросая их в целлофановый пакет. — Они согласились помочь. А это, — он указал на невысокого, совершенно седого старичка, одетого в коричневый, наглухо застёгнутый плащ, — доктор Эдвард Фэлпс, главный врач нашей больницы.
Я представился старику. У него было вытянутое желтоватое лицо и глубоко посаженные глаза, очень тёмные. Кустистые брови нависали над ними, придавая доктору суровый вид. Я подумал, что он, наверное, гроза всех здешних больных и медицинского персонала.
Затем перевёл взгляд на труп, возле которого уже присела Глория.
Молодая женщина лежала на спине, с левой стороны груди белое платье насквозь пропиталось кровью. Тёмно-рыжие завитые волосы в беспорядке рассыпались по влажной траве.
Я заметил на земле небольшую заколку в виде древесного листа, рядом с которой торчал колышек с табличкой: «Улика №1». Я обвёл взглядом пространство вокруг, но никаких других табличек не заметил. Либо остальные улики уже собрали, либо их не было.
— Вы закончили осмотр? — спросила Глория доктора Морса.
— Пока да, но в морге сделаю вскрытие. Составлю подробный отчёт.
Я обратился к Абрамсону:
— Полковник, кто обнаружил труп?
— Человек по фамилии Кенвуд. Он, кстати, остановился в той же гостинице, что и вы. Прибыл в Доркинг вчера вечером по делам. Какая-то операция по продаже земли, ранее принадлежавшей Зальмам. Мы как раз говорили о них по дороге сюда.
— Я думал, последние представители этого рода умерли в конце семнадцатого, самое позднее — середине восемнадцатого века.
— Совершенно верно, — кивнул Абрамсон. — Я тоже так считал и спросил об этом Кенвуда. Он ответил, что Вольдемар и Астрид Зальм действительно были последними представителями рода Зальм, но лишь той ветви, которая переехала в Британию. В Гегемонии же существует другая линия, процветающая и поныне. По словам Кенвуда. Перед смертью князь Вольдемар (а он умер после жены) завещал земли и вообще всё движимое и недвижимое имущество представителю немецкой ветви Фридриху Зальму, своему двоюродному брату. С тех пор имение Зальмов переходило по наследству в течение почти двухсот лет и теперь принадлежит внуку Фридриха -Августу Зальму. До сих пор никто не интересовался имением, поскольку оно находится в Британии, но теперь на него нашёлся покупатель.
