Александр Афанасьев - Законы войны
Повисло молчание.
– Знаешь, я не простой солдат… – вдруг сказал Сашка.
– Я знаю… – сказала она, – уже догадалась.
– Я из отряда особого назначения. Мы воюем с душманами, с талибами на переднем крае, находим их и убиваем. Сегодня нам удалось убить одного и захватить другого. Очень важную птицу. Рано или поздно мы уничтожим их всех, одного за другим…
Сашка знал, что этого говорить ни в коем случае нельзя, такие разговоры смертельно опасны. Но он хотел сказать хоть что-то, что поможет понять, что это не остается просто так, что с этим борются…
– Вы никогда не уничтожите их всех, – сказала она, – сколько бы ни убивали.
– Уничтожим, – твердо сказал Сашка, – до последнего человека. Мы – русские, мы никогда не отступаем от своего.
– Тогда вам придется убить весь народ… – сказала Эмма, которую правильно звали Эммануэль, но Сашка этого не знал. – Вам придется убить всех афганцев до последнего человека. Потому что деобандисты, талибы – это и есть афганцы. Это и есть их ислам, то, ради чего они сражаются и умирают.
– Это не так.
– Это так… – вздохнула Эмма, – среди тех, кто кидал камни в моего отца на площади, – были и те, кто лечился у него, кого он лечил, кого он спас от смерти. Он подарил им вторую жизнь – а потом пришли экстремисты и сказали, что это харам, и они бросали камни, как и все остальные. Бросали в того, кто их спас. Таков Афганистан.
– Персия была не лучше, – возразил Сашка, – но там сейчас порядок.
– Я не знаю про Персию. Я знаю про Афганистан. Здесь живут бедные, но гордые люди. Ислам – то немногое, что у них осталось. Они не могут гордиться тем, что у них тучные поля и животные. Они не могут гордиться, что у них лучшие в мире заводы. Они не могут гордиться тем, что они живут лучше всех. Но они могут гордиться тем, что их никто и никогда не победил. И ни один представитель моего народа не отдаст никому эту гордость. Даже вам.
Она повернулась:
– Пойдем, я тебя осмотрю. Ты ведь из-за этого пришел?
Сашка мог бы пошутить, что совсем не из-за этого. Но шутить как-то не хотелось…
Обратно ему надо было вернуться до подъема, а это значит – до шести ноль-ноль. С этим он явно опаздывал – светящаяся стрелка часов дошла почти до четырех…
Консьержей тут не было… не Петербург – но это и благо. И черного хода не было – афганцы к ним не привыкли. Он привычно огляделся – никого, сбежал по ступенькам подъезда, побежал к своей машине…
– Молодой человек, можно вас…
Он аж вздрогнул от неожиданности – то ли контузия, то ли свидание с Эммой расслабили его настолько, что он не почувствовал, что рядом люди. А они были – сидят в машине, припаркованной к его машине вплотную.
И будь это афганцы – он бы знал, что делать. Но это были русские.
– Что надо? Я спешу.
– Мы должны задать вам несколько вопросов…
И тот, кто сидел в машине, назвал его имя и звание. Но не настоящие, а легендированные, под которыми он присутствовал в Афганистане.
– Вы кто такие? – грубовато спросил он, подходя чуть ближе – ровно насколько, чтобы контролировать ситуацию и видеть темный салон машины.
Двое. Водитель и пассажир на переднем.
– ГВСУ [62], сударь… – сказал водитель, – извольте…
Щелкнул замок двери.
Сашка не изволил. А сделал два шага вперед, от души дал пинка по открываемой двери. Прежде чем «военные юристы» сообразили, что к чему, он перекатился через низкий капот гражданской машины, на которой они приехали, ударил уже по пассажирской двери, перехватил руку второго «военюриста», в которой был пистолет.
– Ай…
Аскер нажал посильнее – и завладел пистолетом. Передернул затвор – вылетел патрон… ага, голубчики, военные юристы, – а патрон в патроннике. Устав нарушили, однако, который и так никто не соблюдает, даже военные юристы, вот, оказывается… Пистолет он направил на возящегося в салоне водителя.
– Замри, стреляю!
Военный юрист – подумав, сделал самое лучшее в данной ситуации – медленно поднял руки, упершись ими в крышу.
– Ага, молодец. Так и держи…
– Сам понимаешь, что делаешь, парень?! – второй военюрист, не добившись своего силой, решает перейти к угрозам. – На дизель [63] захотел?
– Свежо предание, – Аскер сам видел совершенно секретный документ, подписанный Ее Высочеством, Ксенией Александровной, освобождающий их от любой ответственности за содеянное. – Ты, дядя, какой формы допуск [64] имеешь, а? Как бы тебе самому не загреметь.
И в последний момент успевает отскочить с дороги машины. Ублюдок-водила, так и держа руки вверх, резко подает машину вперед, едва не сшибая его с ног.
– Стоять!
Второй военюрист, со сноровкой, совсем-таки военюристу не приличествующей, ухитряется запрыгнуть в машину, уже двигающуюся. Боднув его «Фиат», машина устремляется вперед. Пистолет в руках, предохранитель снят, три точки выровнены прямо на голове одного из «военюристов» – но не стрелять же по этим козлам? Они все же свои, не духи – пусть и воняет от них и их удостоверений за километр. Но…
Свои же…
Моргнув стопами, машина сворачивает на улицу и исчезает из поля зрения.
– Твою же мать…
Сашка подозрительно огляделся по сторонам. Как они его вообще тут нашли – про это место никто не знает. Как узнали, что сегодня он будет здесь – он же никому…
Что вообще на хрен происходит?
Он подозрительно покосился на пистолет в руке – похож на табельный. Потерял табельный – борода, хотя может, это и не табельный. И военюристы из них – как из меня балерина…
И все это кажется сном – если бы не привычная тяжесть куска оружейной стали в руках. И башка опять разошлась…
И ехать надо…
В аэропорт он добрался почти посветлу. До базы еще добраться надо…
У одного из вспомогательных зданий ворочались бронированные машины казаков. Одна смена – сдавалась, вторая – заступала на дежурство. Казаки – бывалые люди, упрямые и основательные, как и все землепащцы, – готовились к короткому броску до базы, после чего у них будет два дня приятного ничегонеделания, приятного настолько, насколько может быть приятным в Афганистане безделье.
Несмотря на поглощенность разговорами, его, конечно, заметили. В Афганистане быстро учишься смотреть на собеседника вполглаза, слушать вполуха – а другую половину своего внимания употреблять на то, чтобы не погибнуть.
Кто-то вскинул автомат с красной лазерной точкой, потом включились сразу два фонаря, ослепив его.
– Дреш, фарери мекунам!
– Свой, русский… – привычно откликнулся Аскер.
– Отбой, казаки… – пробасил кто-то.
Фонари погасли. Аскер немного подождал, пока глаза начнут хоть что-то видеть, потом подошел ближе.
– Кто такой? Чего надо?
– До базы подбросите?
– Какой такой базы? Ты, мил-человек, путаешь чего.
– База «Ураган».
Название это знал не каждый.
– Ураган, говоришь? Кто старший там?
– У вас – есаул Охрименко.
– У вас? А у тебя, мил-человек?
– Отставить. Сосед, поди?
– Так точно…
Казаки и вправду называли подозрительных личностей, закопавшихся в грунт по соседству с их базой, – соседями.
– А тут чё делаешь?
– Да я знаю его… – лениво сказал другой казак, – он тут надысь по запретке шлялся. Из госпиталя дернул. Едва под выстрел не попал.
– Из госпиталя?
– Документы я видел, порядок. Подбросим, сами, что ли, в самоходы не ходили…
– Подбросим…
Появился кто-то из офицеров.
– Цыть, чего взгакались, как бабы? По коням!
Вместо коней теперь были трехосные бронированные машины. Избитые афганскими дорогами, обваренные решетками, обложенные мешками с галькой и песком – они плохо держали подрыв на фугасе, и потому казаки часто ездили верхом, на крыше, распределяя меж собой сектора обстрела, чтобы мгновенно ответить.
Аскеру досталось место по центру. Вакантное.
– Ну, чего, как сходил? – спросил тот казак. – Али добавил чего? Тут гутарят, самогон виноградный дюже гарный, до кишок пробирает.
– А чего гутарят. Я и сам зараз знаю… – сказал кто-то еще в темноте, перекрикивая рев дизеля и шум от шин…
– Ты-то знаешь. Тебе отработку из двигана слей, ты и то ее выжрешь…
– Э…
Один из казаков придвинулся поближе.
– Не, казаки… – громогласно сообщил он, – от него духами пахнет…
– Да ну…
Сашка был так зол со всего, что пихнул надоедливого казака так, что тот едва удержался.
– Э, э. Мы тебя подвезли, а ты, значит…
– А чего в душу лезешь?
Это было серьезным обвинением, и по казачьим меркам тоже.
– Ну, как знаешь…
На короткой дороге ожидать можно было всего, что обстрела, что подрыва – но в этот раз Бог пронес, может быть – исчерпал Аскер на ближайшее время запас неприятностей. Доехали без происшествий и даже с ветерком.
На КП бронемашины тормознулись, Сашка, улучив момент, соскочил, чтобы тихо пройти по своему «вездеходу». И нарвался – в заваленной по самую крышу каменистой землей и валунами пропускной Араб о чем-то беседовал с казацким есаулом – и стоило ему шагнуть, они прервали беседу и уставились на него.
