Вячеслав Шалыгин - Dr.Сокол

— А вы зануда, капитан, — усмехнулся Семенов.

— Но если все идет, как задумано, это хорошо, — Марьин не повел бровью, даже не покосился на бывшего «черного» босса.

Главный несколько секунд изучал лица сотрапезников, затем спрятал усмешку и открыл смарт.

— Вот послушайте, что сообщает резидент из Пекина. Датировано: 7 июля, 10 утра… Минус четыре часа поясной поправки, получается, отправлено десять минут назад… После трехнедельной рекламной кампании наши страстные и увлекающиеся китайцы поголовно больны новыми игрушками — суперсмартами, гордостью местного хай-тека. Сразу замечу, чипы для них делают там же, где и чипы для знаменитых на всю Евразию и даже Штаты теле— и аудиосистем, игрушек-роботов и, что особенно важно, для кредитных карт.

— Системы «Соникард»? — уточнил Марьин, расправляясь с яичницей.

— Именно так. Очереди за новыми смартами, продажи которых начались одновременно по всей стране сегодня в шесть утра, превысили длину Великой Стены, хотя полки всех магазинов и рынков электроники буквально ломятся от новинок. Отчеты о продажах стекаются в офис «Shanghais Electronic Industries», компании-производителя чипов, а оттуда уходят через «Невод», сами понимаете, куда. Глава компании, господин Вонг, он же наш резидент, спешит сообщить: судя по статистике продаж за последние полгода, та или иная продукция компании теперь имеется в каждом китайском доме и учреждении. Акция с суперсмартами была последней каплей.

— Китай пал, — негромко резюмировал старпом. — Можно считать.

— В общем, да, — Главный был доволен. — А вот что сообщает из Канберры мистер Уилсон, старший наблюдатель по Австралии и Новой Зеландии. Датировано: 7 июля, полдень. В семь тридцать две утра на пульт экстренной службы поступил сигнал аварии на атомной станции, по тревоге были подняты все соответствующие подразделения. Приборы на контрольном пульте станции показывали, что намечается не просто утечка радиации, а настоящий взрыв. Естественно, началась эвакуация. Полнейшая неразбериха и паника. Полиция пыталась держать ситуацию под контролем, но удалось это ей едва ли наполовину. Но к одиннадцати из опасного района все же было эвакуировано большинство жителей. В пустых кварталах остались только патрули из добровольцев.

— Ну да, — Марьин усмехнулся. — Знаем мы таких «добровольцев». Их по Припяти после Чернобыля стаи бродили. А потом на рынках всякие «звонкие» шмотки продавались.

— На этот раз «народную дружину» австралийского образца изображали наши люди, — уточнил Главный. — Когда народ уехал, они обошли все дома, якобы с целью патрулирования, и на секунду приложили к электронным замкам домов и квартир «черные ящички».

— И этого хватило? — удивился капитан. — Сколько они обошли, домов пятьсот от силы?

— Хватило. В общественные места и правительственные здания агенты проникли уже давно. Частные дома и квартиры этого района оставались последним «необработанным» участком. Правда, не обошлось без накладок, но ничего серьезного. Один из полицейских патрулей попытался узнать у добровольцев — что это они делают. Ответ «вводим дополнительный защитный код» полицию не устроил.

— А кого бы устроил? — хмыкнул Марьин. — Ясно же — липа.

— Хватит уже, да? — Семенов несильно хлопнул ладонью по столу. — Ты здесь капитан или комментатор?

— Капитан, — Марьин смерил его равнодушным взглядом. — Поэтому и не спрашиваю у тебя, можно мне комментировать или нет.

— Я не возражаю, Игорь, — вмешался Главный. — Даже приветствую. Мне не нужны послушные пешки, я ценю, когда у людей есть собственное мнение на любой случай.

— Ну, и что полисмены? — Марьин снова принялся за еду.

— Дотошные полисмены попытались устроить разбирательство, но одного из них вдруг ударило от замка током, да так, что второй был вынужден везти коллегу в госпиталь.

— Тактическая защита? — спросил старпом.

— Да. А на атомной станции тем временем вышла другая заминка. Чтобы отключить опасный энергоблок, потребовались добровольцы. Радиационной опасности не было, но сотрудникам оказалось достаточно понимания, что станция в любой момент может взорваться, и никто из них не горел желанием идти в опасную зону.

— И вот, когда все уже отчаялись… — сквозь набитый рот промычал Марьин.

— Да, в этот самый момент добровольцы нашлись. Они вошли в отсек и…

— Отремонтировали реактор с помощью отвертки, паяльника и такой-то матери, — капитан хмыкнул и помотал головой.

— Нет. Только они вошли, на пульте отказали камеры внутреннего наблюдения. Но через минуту все восстановилось. В том числе и нормальная работа станции. Спецкомиссия обследовала приборы и пришла к выводу, что все в порядке, будто ничего и не ломалось. Добровольцев попытались расспросить, но те сослались на нервное перенапряжение и уехали. А отъехав, позвонили старшему наблюдателю и доложили, что инсталляция началась как с периферии, усилиями агентуры, так и из единого центра, через линии электропередачи от атомной станции… Вот такая история.

— Значит, столица Зеленого континента тоже наша, — Марьин отхлебнул кофе. — Это хорошо. Вы великий человек, господин Главный. Такие дела проворачивать… Да, великий.

После завтрака он заметно подобрел.

— Великими становятся дилетанты, капитан, — Главный улыбнулся. — Профессионалы слишком хороши, чтобы опускаться до величия.

Марьин, демонстрируя, что оценил высказывание, склонил голову и отсалютовал кофейной чашкой.

— За профессионалов.

— А в других местах, это… ну, это внедрение, тоже происходит? — заинтересовался Семенов.

— Уже произошло, — ответил Главный. — Почти везде. Осталось дождаться самого важного рапорта — из Москвы, — и можно начинать установку Системы.

— Круто, — Семенов покачал головой. — А что конкретно внедряется, что за чипы? С Китаем мне все более-менее понятно — вся электроника местного производства собрана на базе процессоров из Шанхая и потому подчинится Системе без проблем. А вот с Австралией сплошной туман. Что это за «черные ящички» и зачем надо было проникать на станцию?

— Потерпите, Игорь. Когда «Сокол» откроет вам содержимое секретных файлов, вы все поймете.

— А почему вы не расскажете мне все сами?

— Потому что инсталляция системных элементов — по-вашему, внедрение — это лишь предварительный, а значит, обратимый и весьма опасный для всего проекта этап. Если произойдет утечка информации, наши враги могут его сорвать. Поэтому даже носители «Соколов» узнают всю правду не раньше, чем системные элементы займут свои места и начнется непосредственная установка Системы.

— Страховка плана?

— Скорее — дублирование страховки. Обещаю, вы не будете томиться в неведении ни одной лишней секунды. Как только придет последний рапорт, «Сокол» немедленно откроет вам всю правду.

— Ну что ж, подождем, — Семенов поковырял вилкой бекон. — А кто московский резидент? Может, его поторопить?

— Не стоит. Он и сам заинтересован в скорейшем разрешении ситуации. Иначе его может постичь участь Боброва.

— Постойте, это не Манилов ли, случаем?! — осенило Семенова. — Ну, тогда понятно! Разменяете его?

— Будет зависеть от обстоятельств.

— Я бы разменял. Он же типичный неудачник. К тому же наверняка под колпаком и у ФСБ, и у СБН. Да и военная контрразведка на него дело завела после всей этой катавасии в Горной Крепости — сто процентов.

— Какой ты быстрый, — хмыкнул Марьин. — Разменять… Генерал хоть и дерьмо, но кинуть его не так-то просто. Сдаст всех на круг и не поморщится. Если уж выводить его из игры, то сразу на погост.

— Оба ваших предложения имеют свои плюсы, но минус в обоих случаях очевиден — пока не время. Пока не заработает Система, генерал Манилов может спать спокойно.

— А если он тоже это понимает и принял меры? — по-прежнему негромко спросил старпом.

— Когда заработает Система, это уже не будет иметь значения, — Главный допил кофе и поднялся. — До поступления рапорта из Москвы можете отдыхать, господа. А вы, господин Семенов, осваивайтесь в новой роли. Не позднее завтрашнего полудня у вас появится масса работы…

10. 06 июля, 22 часа 50 минут

Если ориентироваться на языковые стереотипы, самое продолжительное время суток — утро: мы говорим и «четыре утра», и «одиннадцать», а короче всех ночь, лишь с ноля до трех. День тоже подкачал — с двенадцати до пяти, зато вечер почти догоняет утро — с пяти до одиннадцати, но все же проигрывает. Почему так? Не потому ли, что мы подгоняем сутки под понятия об идеальной жизни человека? Долгий, полный всего самого удивительного рассвет и яркое, солнечное становление, короткий, но бурный период зрелости, а затем тихий, пахнущий лавандой вечер и… Лишь надежда на то, что «ночь» будет недолгой передышкой в бесконечной череде рождений…