Грег Кейес - Последнее пророчество
Но когда Тахири снова открыла глаза, в них читалось только любопытство.
— Что случилось с П'ло? — спросила она.
По спине Нен Йим пробежала волна облегчения.
— Она была отправлена на Белкадан и там погибла, — ответила она.
— А Жул?
— Жул служит адептом на корабле-мире «Баану Жезк» и, насколько я знаю, пребывает в добром здравии.
— А тот молодой воин, который охранял наши покои на первой формовке?
«Наши», — отметила Нен Йим. — Она сказала «наши», как будто…"
— Убит при взятии Йуужань'тара. Говорят, что он пал смертью храбрых, врезавшись в корабль неверных, когда его собственный истребитель разваливался на куски.
Тахири потерла лоб.
— Он был славный, — сказала она.
— Да, если можно так выразиться о воине.
— Только этого мне не хватало, — пробормотала Тахири. — Теперь у меня есть убитые друзья по обе стороны фронта. Может даже случиться, что я сама убила кого-то из них.
Нен Йим не нашлась что ответить.
— У меня к тебе куча вопросов, — сказала Тахири. — Но сейчас не время. Мне нужно… мне нужно осмыслить все это.
— Мне тоже. Мне известно не больше, чем тебе.
Тахири посмотрела ей в глаза.
— Знаешь, я простила тебя. Еще раньше.
— Я не просила тебя об этом.
— Я знаю.
— Но все равно я рада.
Повисла напряженная пауза. Они тихо сидели рядышком. Первой нарушила молчание Тахири:
— Э… ты рассказывала мне о кахсе.
Нен Йим кивнула и с готовностью переключилась на более близкую ей тему:
— Я получила нервные клетки секотских животных и модифицировала их, как когда-то модифицировала твои клетки. Это оказалось более простой задачей, потому что секотские существа генетически более близки к нам. С их помошью я надеюсь получить доступ к памяти планеты, как будто к памяти кахсы.
— Но если эта память передается с помощью Силы, а йуужань-вонгские существа в Силе не существуют…
— Подумай, Тахири. Твой мозг содержит йуужань-вонгские имплантаты, тем не менее ты можешь чувствовать и направлять Силу.
— Да! — воскликнула Тахири. — А когда мои личности сливались в одну, Риина дралась светомечом, как джедай. — Она посмотрела на кахсу. — Да, это может сработать.
— Возможно. Если только одно из моих многочисленных предположений не окажется ошибочным. Однако, думаю, следует начинать.
— А можно, я посмотрю?
— Это будет честь для меня.
Больше не колеблясь ни секунды, Нен Йим взяла кахсу в руки и подключилась к ней.
Поначалу ничего не происходило; затем мир, казалось, разбился на осколки. Мозг заполнили картинки и данные — звезды и вакуум, присутствие жизни на коже, порывы ветра в полярных районах. Разные ощущения — страх, боль, отчаяние, радость; сила эмоций оглушила крохотный йуужань-вонгский мозг, пытавшийся их интерпретировать. Картинки проносились все быстрее и быстрее, сгорая внутри нее, освещая ярким светом каждый уголок мозга. «Пожалуйста, медленнее, ты убьешь меня, и я ничего не пойму…»
Это было похоже на попытку проникнуть в восьмой кортекс, но только намного мучительнее и, как поняла формовщица, намного опаснее. Ее мысли распадались под натиском этой лавины. Нен Йим исчезала. Что-то высасывало ее. Бог пожирал ее изнутри.
Нен Йим схватила кахсу, и ее лицо исказила гримаса крайнего удивления. Затем ее тело странно дернулось, и она упала, содрогаясь в конвульсиях; кахса по-прежнему была зажата в ее пальцах.
— Нен Йим! — крикнула Тахири и бросилась к ней. Она хотела помочь, вырвать эту штуку у нее из рук, но остановилась. Она ведь не понимала, что происходит. Может, она только навредит.
«Правда, если ничего не делать, Нен Йим умрет», — подумала она, поскольку конвульсии формовщицы становились все более неистовыми.
Она осторожно погрузилась в Силу. Сама Нен Йим, как обычно, ощущалась как пустое место, но в кахсе что-то происходило. В ней ревела и гудела мощь…
Тахири чувствовала, как эта мощь течет вокруг, словно миллионы голосов говорили одновременно.
Из ноздрей Нен Йим закапала черная кровь.
«Ладно, — подумала Тахири. — Надо что-то делать». Если оборвать связь Нен Йим с кахсой, хуже не станет — кахса уже убивала ее.
Тахири потянулась к кахсе, надеясь, что Сила подскажет, что делать.
Когда она коснулась ее, мир ударил ее по голове.
Внезапно поток картинок, запахов и тактильных данных начал убывать и вскоре совсем иссяк. Шум утих, и Нен Йим оказалась в тишине. Информационный ряд сменился целостной картиной.
Она поняла.
И она теперь знала тайну Зонамы-Секот.
Ей хотелось одновременно плакать и смеяться.
Когда Тахири пришла в себя, Нен Йим протирала ей лоб какой-то мокрой тканью. У ткани был мятный запах.
— Что случилось? — проговорила она, с трудом ворочая языком, раздутым, как червь гриш. Болела голова. Болело все тело.
— Я не уверена, — созналась формовщица. — Когда прервался контакт с… когда это закончилось, я нашла тебя лежащей без сознания.
— Я пыталась тебе помочь. Я прикоснулась к кахсе, и вспыхнул этот свет… вот все, что я помню. — Ее глаза выражали беспокойство. — Ты в порядке?
Нен Йим кивнула:
— Как никогда прежде.
— Так ты установила контакт с Зонамой-Секот?
После того, что испытала Нен Йим, речь Тахири казалась замедленной. Весь мир казался замедленным — и замечательным.
— Нет, не с живым интеллектом, — ответила она. — Я думаю, ты права: для этого нужен контакт с Силой. Но память… в одной лишь памяти я чуть не утонула.
Она поднялась.
— Я должна попросить тебя простить меня. Мне нужно сейчас помедитировать. Но я думаю… я верю, что нашла решение.
— Решение чего?
Губы Нен Йим растянулись в редкой улыбке.
Она до сих пор чувствовала себя как во сне.
— Всего, что нас интересует, — сказала она.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Ном Анор тихо отступил дальше в лес, что рос над пещерой. Ни одна из женщин его не заметила. Со своей наблюдательной позиции он тоже их не видел, но зато слышал почти весь разговор. Жаль только, что ничего не понял.
Что Нен Йим имела в виду, когда сказала, что знает тайну Зонамы-Секот?
В этот момент формовщица вышла из-за деревьев, неся в руке кахсу, и исчезла в густой чащобе на дне ущелья.
Тахири не показывалась, очевидно, уважая желание Нен Йим побыть в одиночестве.
Ном Анор проворно вскарабкался на гребень, пробежал метров с пятьдесят в том направлении, куда, как он думал, пошла Нен Йим, и спустился на холм позади нее.
Нен Йим смотрела на деревья, что росли вокруг, слушая шепот ветра в их листьях, неумолчное жужжание насекомых и крики лесного зверья. Скопившееся внутри напряжение исчезло; она отбросила запреты и предрассудки и наконец увидела этот живой мир таким, каким он был: живым.
Она почувствовала, что сама она тоже живая.
Все эти годы Нен Йим была абсолютным наблюдателем. Все ее поступки — даже те поступки, что привели ее сюда — были продиктованы всего-навсего профессиональным интересом. Однако при этом она никогда не воспринимала себя как часть наблюдаемой картины, как часть той великой тайны, что есть мир. Она всегда была в стороне — в стороне от своего народа, от своей касты, от своих товарищей.
Но сейчас формовщица ощущала себя в центре событий, потому что все на свете имело свой центр, и она была… счастлива.
— Вот то, чем мы должны были быть, — пробормотала она. — Зонама-Секот — это…
— Я не помешал?
Нен Йим оторвалась от своих дум и улыбнулась. Это был Пророк.
— Ты знал с самого начала, — сказала она. — Не знаю, как, но ты знал.
— Ты сделала открытие, — догадался Пророк.
— Удивительное открытие, — ответила Нен Йим. — Мне не терпиться поделиться им со всеми вами.
— Это насчет нашего избавления? — полюбопытствовал Йу'шаа. К удивлению формовщицы, ей показалось, что в его голосе она услышала саркастические нотки.
— Да, — подтвердила она. — И не только «опозоренных», а всех нас. Но это будет нелегко. Шимрра воспротивится правде.
— Ты говоришь, как я, — молвил Пророк.
— Возможно, — ответила Нен Йим. — Но когда ты узнаешь правду…
— Правда — весьма относительное понятие, — сказал Пророк, делая шаг вперед. — А иногда она и вовсе ничего не значит.
Он прикоснулся к своему лицу.
— Зачем ты снимаешь своего маскуна?
— Если это день откровения, предстанем же пред Зонамой-Секот в своем истинном обличьи. Но ты меня прервала. Я говорил о правде. Так вот, моя правда — это тщательно сфабрикованная ложь.
Последние слова он не проговорил, а прорычал, и маскун начал сползать с его лица.
— Что? — спросила Нен Йим. Маскун свалился, и под ним обнаружилось… нет, не лицо «опозоренного», а абсолютно нормальное лицо исполнителя, один глаз которого… Нен Йим вскрикнула и взмахнула рабочей рукой. В мгновение ока из пальца вырвался хлыст-жало, направленный в лицо Пророка, но тот оказался быстрее, намного быстрее — он выбросил вперед руку, и жало пронзило ее. Пророк судорожно вздохнул, зарычал и быстро завращал рукой, наматывая на нее жало, чтобы формовщица не могла втянуть его обратно для нового удара.
