Кирилл Бенедиктов - Завещание ночи
Олег протянул искалеченную руку и взял одну из карточек. Посмотрел и взял другую. Отложил. На губах его появилась полупрезрительная усмешка.
Девочки за соседним столиком заинтересованно поглядывали в нашу сторону. Две из них были очень даже приличными, и в другое время я бы непременно воспользовался их интересом, но, увы, сейчас у меня были иные заботы. Я улыбнулся девочкам и, сохраняя ту же улыбку, повернулся к Олегу.
— Сколько вы хотите за эту вещь? — спросил он, собирая фотографии аккуратной стопочкой.
— Полтора миллиона, — сказал я, удивляясь собственной наглости. Сумму мы, правда, оговорили еще вчера, но я до последнего сомневался, смогу ли я спокойно назвать такую цифру. — Долларов.
— Вы, надеюсь, понимаете, что я не могу вам ничего ответить сразу,
— Олег отставил чашечку и положил на стол обе руки. Костяшки пальцев у него были плоские и белые, как у любого человека, серьезно занимающегося рукопашным боем.
— Я должен буду передать ваши условия и показать фотографии своему, как вы выражаетесь, патрону. Поэтому я хотел бы узнать, когда именно вы предполагаете провести сделку?
Я улыбнулся. Кажется, Грааль действительно удастся спихнуть.
— В ваших интересах сделать это как можно быстрее. Те, другие… ваши конкуренты… могут пойти на крайние меры в любое время. Кстати, вам бы стоило предупредить вашего патрона о том, что опасность, которой в данный момент подвергаюсь я, будет угрожать и ему, если он станет владельцем Чаши. За теми людьми — серьезная сила.
— У нас достаточно возможностей обезопасить себя, — сказал Олег. Его руки сжались в кулаки. — Запомните это: мы не боимся ничьих угроз.
— Я вам не угрожаю, — сказал я равнодушно. — Я просто предупреждаю. Поэтому, чем раньше вы примете решение, тем лучше. Мой телефон дал вам Косталевский?
Он слегка расслабился и убрал руки со стола.
— Неужели вы полагаете, Ким, что у нас нет иных возможностей определить ваши координаты?
На секунду я усомнился — в интонации его фразы было что-то, напомнившее мне Хромца, — но заставил себя успокоиться. Просто это был крутой вышибала на службе у крутых дельцов. За внешним лоском и хорошими манерами прятался обыкновенный гангстер. Знакомый и достаточно неприятный типаж.
— Хорошо, — сказал я и поднялся, поправляя на плече ремень сумки.
— В таком случае я буду ждать вашего звонка.
Я положил на тарелку сотенную бумажку и пошел к выходу. Не успел я миновать девиц, загородивших своими ослепительными ножками все пространство между столиками, как он меня окликнул.
— Ким, еще один вопрос.
Я вернулся, сопровождаемый неодобрительными взглядами девиц. Олег задумчиво вертел в руках мою сотню.
— Ким, я, естественно, понимаю, что вы не носите эту вещь с собой…
— Я кивнул. — Но мне все же хотелось бы знать, в течение какого времени вы могли бы доставить ее нам… в случае, если соглашение будет достигнуто?
— Быстро, — сказал я. — Очень быстро. Эта вещь в Москве.
Повернулся и пошел, придерживая на плече тяжелую кожаную сумку. При каждом шаге Чаша больно била меня по бедру.
Когда я вернулся домой, пошел дождь — первый дождь за две жаркие сухие недели. Я разделся, накинул халат и занял свою любимую позицию в кресле-качалке, установленном в лоджии, наблюдая, как из надвигающихся с востока туч бьют по городским крышам косые сильные струи ливня.
Я чувствовал себя очень усталым. Чаша находилась у меня только сутки, а я уже вымотался так основательно, будто сторожил ее целый год. Я представил себе, что должен был чувствовать Лопухин-старший на протяжении всех послевоенных лет, и подумал, что эта ноша не по мне. Конечно, старик неплохо придумал — оставил Грааль на хранение змеям, которых, по его словам, панически боялся Хромец, — но ведь все это были только более или менее оттягивающие развязку ухищрения. Рано или поздно лысый костолом все равно узнал бы, где спрятана Чаша, и тогда никакие змеи его не остановили бы… Тут я подумал, что охранники таинственного коллекционера тем более не смогут его остановить, но эта мысль меня почему-то не встревожила. Я не хотел играть в эти игры, я хотел выбраться из ловушки, в которую загнала меня судьба, хотел переложить свалившуюся на меня ответственность на чужие плечи — не важно, чьи. Может быть, это было не очень красиво, зато очень по-человечески. Как Иона, отказавшийся пойти в Ниневию, подумал я вдруг. Вечный вопрос, возникающий у вознесенных помимо своей воли на гребень судьбы: «почему я?». Иона тоже задавал его своему богу. И что ответил Ионе бог?…
Глухо ударил гром. Я закрыл глаза, вдыхая запах озона. Так я сидел, полностью расслабившись, освобождая тело от изнуряющего напряжения последних дней, когда раздался звонок в дверь.
Меня подбросило в кресле. С того момента, как я остался один на один с Чашей, я все время жил в ожидании визита лысого хмыря. И все же я оказался не готов.
Я вышел в прихожую и закинул сумку с Чашей на антресоли. Достал из кобуры пистолет и сунул его в карман халата — так, чтобы в случае чего можно было стрелять прямо через ткань. Встав сбоку от двери, открыл замок.
Раздался второй звонок — стало быть, звонивший все еще находился на лестничной площадке, если не принимать во внимание, что гостей могло быть двое. Я прыгнул в коридорчик, так, чтобы избежать удара затаившегося у двери противника.
Но в коридорчике никого не было — даже вездесущего Пашки. А за стеклом двери, отделяющей наш коридор от лестничной площадки, стояла Наташа.
— Звонить надо предварительно, — буркнул я, впуская ее в квартиру — на этот раз мы обошлись без приветственных поцелуев в щечку. — Ты меня напугала.
— Извини, — сказала она, скидывая насквозь вымокшую куртку. — Я звонила от тетки, но у тебя никто не брал трубку. А потом пошел такой дождь…
— Ты мокрая вся, — перебил я ее, дотрагиваясь до прядки волос над ухом. — Переоденься, у меня есть теплый халат.
— Ерунда, — сказала Наташа. — Вовсе я не мокрая.
Однако я молча принес из комнаты пушистый канареечного цвета халат и так же молча втолкнул ее в ванную. С тех пор, как наши отношения изменились, мне стало гораздо легче с ней общаться.
Пока Наташа принимала душ, я выбрал на кухне кастрюлю побольше и бухнул туда бутылку «Гареджи» и кучу всяких пряностей. По правилам, туда надо было добавить еще и меду, но я его не люблю и потому дома не держу.
— Что ты там звенишь? — крикнула из ванной Наташа. Шелест воды затих. — Я не хочу есть, я поела у тетки…
— Глинтвейн варю, — крикнул я в ответ. — Ты любишь глинтвейн?
— Обожаю, — донеслось из ванной. Я невесело усмехнулся. Все было как когда-то, в старые добрые времена… До начала событий.
Наташа вышла из ванной совершенно домашней девочкой.
— У тебя есть фен? — спросила она.
— Да, — ответил я. — В шкафу, на второй полке.
Мы, наверное, могли бы жить вместе, подумал я. И я даже мог бы бросить свою работу, хотя это и нелегко. И в дождливые вечера я варил бы глинтвейн, а Наташа сушила бы волосы перед зеркалом…
Я выключил газ и слил напиток в большой хрустальный кувшин, тут же заискрившийся багряным.
— Как насчет орехового пирога? — закричал я, пытаясь перекрыть монотонное гудение фена. — Или ты предпочитаешь шоколад?
— Я предпочитаю и то, и другое, — донеслось в ответ. — Спасибо, Ким, ты такой гостеприимный…
В другой раз это бы меня задело. Сейчас — нет. Я сервировал столик и вкатил его в комнату. Включил бра и поставил на проигрыватель пластинку с медленными композициями «Scorpions». Сделал музыку еле слышной, обвел комнату глазами и усмехнулся — стандартная обстановка для соблазнения наивных семнадцатилетних девочек. Все выдержано в приглушенных, мягких тонах — за исключением темного экрана окна, за которым бушевал дождь и вспыхивали иногда короткие злые молнии.
Появилась Наташа с блестящими, рассыпанными по плечам волосами.
— Красиво, — произнесла она с непонятной интонацией. — К сожалению, у меня мало времени…
— В дождь я тебя все равно никуда не отпущу, — сказал я спокойно.
— Поэтому садись и пей, пока глинтвейн горячий. Закончится — сварю еще.
Она пожала плечами и забралась с ногами в кресло. Я сел напротив и разлил напиток по массивным хрустальным бокалам.
— Твое здоровье, — я поднял бокал и немного подержал на свету. С каждой минутой я все больше и больше убеждался, что могу не бояться показаться ей смешным, могу не бояться сказать какую-нибудь глупость. Время страхов прошло.
Наташа машинально кивнула и отпила из бокала. Я молчал, глядя на нее. Мне слишком многое хотелось сказать ей, поэтому я решил, что не скажу ничего.
Она не выдержала первой.
— Ты разговаривал с теми людьми?
— Да, — я сделал большой глоток, чувствуя, как глинтвейн гладит меня изнутри мягкой горячей ладонью. — Разговаривал.
