Андрей Лестер - Москва 2066. Сектор
Еще я задала несколько вопросов о маме, но потом почувствовала, что со мной говорят слишком осторожно и слишком неискренне, как с человеком, которому не доверяют, но которым тем не менее собираются хорошенько попользоваться. От семьи не осталось ничего. Отец был совершенно чужим и даже опасным человеком, который к тому же считал чужим и опасным человеком свою дочь, то есть меня. Больше всего в жизни я не люблю кого-либо в чем-либо подозревать, даже если люди заслуживают подозрений. Поэтому вскоре я перешла к делу.
Я попросила отца узнать, где находится старший садовник Чагин (бывший, как оказалось, журналист), и дать мне о нем максимально подробные сведения: зачем его пригласили в Сектор, пересекали ли границу его жена и сын, когда они это сделали и куда направились после. Кто их встретил, где поселили. Чем они будут заниматься, где жить и когда вернутся назад. И еще задала много мелких, но конкретных вопросов, требующих наведения детальных справок.
Отец задумался и стал упираться. Он сказал, что не все может сообщить мне, и даже не всю информацию может получить, так как для этого требуется особый доступ. Еще он сказал, что лучше бы мне самой приехать, и он на месте поможет мне навести справки.
Я ответила, что, возможно, я и приеду (я действительно думала об этом!), но информация нужна мне немедленно и в полном объеме, и если через десять минут я не начну получать ее, никогда их дурацкая церковь больше не получит ни одной смс-ки. Тогда он засуетился и сказал: «Хорошо, хорошо, только не надо волноваться…»
Как легко шантажировать этих людей! Попробовала бы я проделать такой же фокус с кем-нибудь из тихих! На месте отца я представила некоторых своих знакомых из Тихой Москвы. Регину. Рыжую Лену, подругу дяди Игоря. Егора Петровского, девятнадцатилетнего сына директора электростанции, его сильные не по возрасту плечи и бездонные синие глаза. Мне стало смешно.
Как и следовало ожидать, спустя несколько минут я услышала, как отец говорит с пропускным пунктом на границе Сектора, потом с полковником Буром, потом с какой-то Рыковой, которая зло расхохоталась и послала его на три буквы, с Сервером, с Мураховским, с какими-то безымянными лейтенантами, святыми отцами и «братухами».
То, что я узнала, потрясло меня.
Полковник Адамов в Секторе. Ранен. На него идет облава. Мальчик потерялся. Его тоже ищут, он им нужен. Потому что этим мальчишкой они хотят ЗАМЕНИТЬ МЕНЯ!
И еще я узнала, что они уверены, будто я способна…
Я выбежала из своей комнаты.
– Отец Борис! Я видела у вас охотничье ружье.
– Это берданка, – ответил он, растерянно поглядев на меня. – Так сказать, память об отце. Мой отец с ней…
– Патроны сохранились? – перебила я.
Ночь была темной, а церковный двор освещался только несильным светом лампы над воротами храма. Регина и Борис стояли неподалеку, но лица их почти не были видны. Я подняла ружье дулом вверх, в ночное небо, и нажала курок.
Удар оглушительной красно-оранжевой вспышки напугал меня и в то же время привел в какой-то странный восторг. Регина вскрикнула. Птицы взметнулись и с криками стали носиться над черными ветвями абрикосовых деревьев и над тяжелой темной массой церковного купола.
Несколько секунд мы все молчали и не шевелились. В ушах звенело. Пахло паленым.
Потом Регина повернулась и молча ушла. Отец Борис стоял, опустив руки, и смотрел на меня сквозь темноту.
– Борис! – сказала я, не выдержав.
Он шагнул ко мне, вынул из моих рук берданку и свободной рукой, сухой и крепкой, обнял меня за плечи.
– Пойдем в дом, – сказал он. – Тебе, наверное, очень тяжело.
И тогда я рассказала ему все.
Адамов
В подъезде напротив живет человек, который подрабатывает рекламой сомнительных фирм, одеваясь в костюм, изображающий большой человеческий язык. Несколько раз я видел его в компании уголовников. Тогда он был в обычной одежде, но я узнал его по манере выворачивать ноги и по-женски прижимать к бокам локти при ходьбе.
С полчаса назад этот человекоязык провел мимо окна моего подвала мальчишку лет восьми. «Откуда у него мальчишка?» – подумал я, вгляделся и чуть не задохнулся от волнения. Мне показалось, что мальчик – тихий! Лица в темноте было не разглядеть, но то, как он оглядывался, говорило, что он чужой в этих местах, а походка мальчика, раскрепощенная, даже грациозная, и в то же время прямая и собранная, резко выделяла его из вечерней толпы. Такая звериная грация в старые времена приобреталась годами тренировок, тихим была дарована бесплатно, а у дерганых вообще не наблюдалась.
Внутри, под сердцем, протянуло холодом, и зашевелилась кожа на затылке. Как сюда попал тихий мальчик? Зачем? Что это значит? Случайно ли это? А если нет и это знак, то кто мне его посылает? Хабаров? Анжела? Или Тот, Второй, Который заговорил с нами пять лет назад в Орехово-Зуево?
Они вошли в подъезд, а я стиснул в руке ампулы с адреналином.
Минуты шли, стекло ампул раскалилось в руке, но ничего не происходило.
Потом очередной приступ боли прокатился волной по телу и затопил мозг. «Здесь не может быть тихих детей, – подумал я, стискивая зубы. – Это галлюцинации, начало разложения психики».
Но спустя еще несколько минут я вдруг услышал свист и крики за окном. Шумела толпа подростков с фонариками. (Золотая молодежь: батарейки и аккумуляторы здесь очень дороги и доступны не всем.) Некоторые были на велосипедах, другие на роликах, и все почему-то кричали и светили фонариками куда-то на стену дома, на той стороне переулка. Часть подростков сгрудилась за окном прямо перед моими глазами, и из-за их ног и велосипедов мне ничего не было видно.
Тогда, волоча за собой килотонны боли, я отполз в сторону, чтобы поменять ракурс, пригнул голову и в просвете увидел того самого мальчишку с прямой походкой, которого вел полчаса назад человекоязык. Мальчишка висел на стене дома, на высоте метров в двенадцать, и смотрел вниз. Внизу свистели и улюлюкали.
В окне, рядом с водосточной трубой, которую мальчик сжимал руками и ногами, появилась тень, протянула руки, и мальчик стремительно, как обезьянка, слетел по трубе вниз, прыгнул на асфальт, испуганно посмотрел на дикую толпу подростков, окружившую его полукольцом, и вдруг отчаянно побежал прямо на них. Одни растерялись и отступили, другие пытались схватить мальчишку за куртку, но не смогли: мальчишка мужественно прорвал цепь и побежал куда-то вниз по переулку.
С визгом и улюлюканьем вся толпа на колесах и на колесиках ринулась вслед.
Какой я дурак! Как я мог сомневаться! Конечно, это был тихий мальчик!
Но что могло значить его появление? Что с ним случилось? От кого он бежит?
Куда?
Чагин
Рыкова сказала, что группа, с которой Чагин будет искать в ночных трущобах своего сына, появится в баре через несколько минут. Чагин медленно положил трубку и зачем-то стал прижимать ее к телефону, невидящим взглядом озирая полутемный блеск бара. Где-то на периферии мелькнула Наташа в своей настоящей женской одежде, красное лицо бармена, балахон Пугалашко и припудренные груди официантки. Потом Никита отнял руку от телефонной трубки. Трубка была мокрая. Никита поднял руку к лицу и посмотрел на ладонь. Затем откинул деревянную загородку и зашел за барную стойку. На полках стояли десятки разноцветных бутылок. Aston Martin, Gordons, Beefeater – все это были подделки. Широким движением Чагин смахнул на пол разноцветный стеклянный ряд, под звон и грохот снял с верхней полки бутылку тульского коньяка, сорвал пробку и отхлебнул из горлышка.
Группа действительно появилась очень быстро. Складывалось впечатление, что они дежурили на улице у входа или вообще сидели где-то за столиками в закрытой зоне бара.
В группе было шесть человек. Пять мужчин со сжатыми губами и Наташа. Двое были с таинственными футлярами, остальные вооружены ножами, телескопическими дубинками и арбалетами. Многовато, подумал Чагин, для поиска маленького ребенка. Это же не серийный убийца и не допереворотный солдат-дезертир с автоматом Калашникова и двумя запасными рожками. Не лучше ли было разделиться на несколько маленьких групп, чтобы прочесывать город быстрее?
– Не лучше, – с нажимом ответила Наташа и многозначительно посмотрела на Чагина. – Ночью? В Секторе? Не лучше.
И Чагину стало страшно.
– Скорее, – сказал он. – К магазину.
Все погрузились в длинный электрический минивэн и покатили в сторону магазина «Кликобель».
Минивэн был зеленый, перекрашеный, с мятым капотом и разбитым бампером. Боковых стекол в окнах не было. «Это хорошо, – подумал Никита. – Легче наблюдать за улицей». Поиски решили начать с того места, где Леша потерялся. Чагин сказал, что в лесных походах учил сына, если потеряешься, оставаться на том самом месте и ждать.
– Но там его уже искала ваша жена, – возразила Наташа.
Чагин посмотрел на нее так, что она невольно отшатнулась.
