Михаил Сухоросов - КНИГА III ВОЛЧЬЯ СТЕПЬ
- Нет.
- Тогда... ничего не поделаешь, придется менять тактику. Не обессудь, - теплота уходит из голоса...
...А в следующий миг в голове взорвалось, заметалось, запульсировало обезумевшее кровавое солнце, расплавившее мозг в жидкий бурлящий огонь, рвущийся наружу, бешеный и неукротимый.
Не знаю, сколько вечностей все это длилось, но кончилось так же внезапно, как и началось, оставив только клочья черноты перед глазами и стучащие пулеметы в висках. Рот поминутно наполняется кровью, но боль от прокушенной почти насквозь губы остается где-то в стороне, почти нереальная. Горло дико саднит. Значит, я орал... С каким-то тупым удивлением обнаруживаю, что у меня намокли штаны.
И снова появляется голос - спокойный и убеждающий:
- Ты вынослив, Мик. Но героев не бывает, пойми. Зависит это от тебя или нет, но ты не выдержишь. Мне не хочется ломать тебя. И те, кто послал тебя ко мне, тоже этого не хотят. Твой Мастер не осудит тебя. Будь он здесь, он бы разрешил тебе открыться. он просто приказывает тебе сделать это. Он ведь тоже не хочет твоего сумасшествия или смерти.
Мимоходом, как-то равнодушно, отмечаю, что выстроенный мной саркофаг до сих пор цел. И снова серые, с вертикальным зрачком глаза оказываются совсем близко, и на этот раз в них что-то непонятное. Вызов?.. И голос, не дожидаясь пока до меня дойдет смысл предыдущих фраз, произносит раздельно и жестко:
- Я все равно сумею заставить тебя.
И снова страх, и поток видений, не имеющих названий, и поднятая перчатка... А еще- что-то среднее между лебединой песней и боевым кличем. И я бросаюсь на прорыв куда-то в неизвестное никому, а в особенности мне, измерение.
Здесь нет конкретного положения в пространстве-времени, все это просто, как трава под солнечными часами - немного направо, немного налево, немного назад, а еще немного - туда, не знаю куда, а там найди то, не знаю что, а зачем оно мне? Не знаю, зачем, да и незачем знать зачем, и превратился я в зеленый цвет, разлитый в пространстве, вернее, даже самого цвета нет, вернее, он не имеет названия, есть только волны определенной длины и куча корпускул и гомункулов, или как их там еще. Есть еще чутье на опасность и реакции, неизмеримо более быстрые, чем в так называемой реальности. И я успеваю увернуться от противника - смерча из огня и льда, несущегося где-то вне пределов моего спектра в этом мире цветовых абстракций, успеваю собраться в лазерный луч микронной толщины и нанести ответный удар до смены картинки.
А там, в картинке, все прекрасно, как на детском рисунке - поиски друг друга в бесконечном мультфильме, среди графических нагромождений - но Волк все плутает в трех соснах, а я как бревно провалился в болото, и продолжается все это не первый век. Скучно...
- Мне скушно, бес.
- Опять цитата, - Волк лениво усмехается, ссыпая из горсти песок. - И тут следуешь стереотипу. Хорошему, конечно, но все-таки...
- Ничего с этим не поделаешь, - я поворачиваюсь, чтоб солнце не лупило прямо в глаза. - Мир стереотипов - знакомый мир по определению... А здесь, мне кажется, я бы мог с тобой без всякого колдовства разделаться.
Метрах в двух от меня с мокрого серого песка лениво откатывается волна, оставив клочья грязноватой пены.
- Мир стереотипов - коварный мир. Опять же, по определению. А хороший стереотип несет в себе противоречия. так что не думаю, чтоб ты что-то серьезное попытался сделать.
- Почему же?
- Ну что бы было, если б Фауст Мефистофеля не вызвал?
- Ничего б не было. Жил бы доктор себе...
- А дальше? Если б он просто жил, мы бы здесь не оказались. А потом... Если ты действительно хочешь отделаться от меня, для тебя это будет ощутимая потеря. Особенно здесь.
- Хочешь сказать, мы нужны друг другу?
- Где-то так... А ведь в данной ситуации ты даже остановить мгновение не можешь.
- Наверно, ты прав... Но ведь здесь, получается, и ты ко мне привязан.
Он улыбается:
- Растешь... А ведь есть множество мест, куда смертный за мной последовать не может.
- Ты что - бессмертен?
- В некотором смысле. То есть, физически, конечно, я смертен...
- Это ты насчет бессмертной души?
- Сам не знаю. Тоска... Давай развлекаться?
- Давай. Что там белеет, говори.
- И развлечения-то у тебя стереотипные... Оставим цитаты. Решение стандартное?
- Стандартное. Всех утопить.
- Сейчас, Волк неторопливо поднимается, вразвалочку направляется к кромке прибоя, я усмехаюсь ему в спину:
- Давай. Сделай его.
-… СДЕЛАЙ ЕГО!
Команда словно взрывается в мозгу. Ларри, сидящий на заднем сиденье, резко подается вперед, я вижу даже поры на его громадном носу, шрам над левой бровью:
- Ну, давай. Влепи ему.
- Ч-черт... опять потерял.
- Он, конечно, засек тебя ?- вопрос-утверждение. Даже не поворачиваясь, знаю, что Стоян, сидящий за рулем, иронически усмехается, что в углу его рта дотлевает неизменная сигарета. Он, в отличии от Ларри, хронически невозмутим, профиль - чеканно-плакатный...
Мы кружим по этому городу уже вторые сутки, отлавливая «подставного экзаменатора», как называет его Стоян. Вернее, отлавливаю я, а Ларри и Стоян отслеживают, как я это делаю. Они - устоявшийся тандем, со стажем, и явно недовольны, что вместо серьезной работы им приходится выгуливать новичка - меня, то есть. Вообще-то сей контрольный экзамен, перед которым вся наша группа мандражила, как неизвестно перед чем, до смешного напоминает игру в ляпки: мне, используя все, чему я обучился, надо отыскать этого самого подставного и слегка ему врезать. Ну уж, черта лысого - слегка! Впаяю я ему от души - ушлый какой, опять оторвался!
Обстановка, что называется, приближена к боевой: незнакомая местность (город), я даже не знаю, что это за мир, не говоря уж о местном языке. По звучанию напоминает испанский или греческий... Итак, моя задача - найти и заляпать, а задача ребят - следить, чтоб я ни во что не вляпался и все было по правилам...
- Стоп, вот он!
- Вломи ему.
- Ага, - отвечаю сквозь зубы. Невысокий человек в светло-сером и в самом деле кажется чужаком в яркой толпе. Так, подошел к перекрестку, открылся... Ну и заставил ты меня, друг ситцевый, голову ломать! Получи!..
Мысленный импульс - удар по мозгам - не слишком силен, конечно, но его тут же подхватывает и усиливает Ларри. Усиливает по полной программе, с мощным воздействием. Зачем он это?.. Светло-серый останавливается, вздрогнув, потом - движения неуверенные, замедленные - поворачивает - и широкий шаг с тротуара навстречу несущемуся автобусу, глухой удар, серый пиджак пропадает из виду, а я съеживаюсь так, словно это меня шибануло - и тут Стоян рвет с места так, что меня вжимает в сиденье.
Некоторое время тупо смотрю перед собой. Пока я не успел ничего сообразить, только и осталось, что какое-то гнусное дрожание в каждой мышце, в каждой клеточке. Вытираю пот со лба, оборачиваюсь к Ларри:
- Я что - убил его?.. Да?
- Не совсем так. Но экзамен ты выдержал, - он кладет мне на плечо тяжелую ладонь, и мне хочется сбросить ее, но в то же время этот жест рождает чувство какого-то странного... не облегчения, нет, просто ощущения, что ты не один.
- Экзамен, - хмыкает Стоян, не сводя глаз с несущейся под колеса дороги. - Это была боевая операция, если ты до сих пор не понял. Инициация... Вот теперь ты из наших.
Я некоторое время пытаюсь уложить все это в голове, но мне это не удается...
...потому что я растворяюсь в непонятном, стремительном движении, сам становлюсь движением - все, что было со мной после «экзамена», проносясь в бешеном темпе, переживается с пугающей отчетливостью, всеми шестью чувствами, с мельчайшими подробностями - и так молниеносно, что выделить отдельные фрагменты невозможно. Словно кто-то раскрутил кинопроектор до космических скоростей, и эйфория сменяется желтой болью, перескакивающей в звук лопнувшей струны, и перетекает в свинцовую, нечеловеческую усталость...
И я снова в Ущелье Морока, и время нестерпимо замедляется, то, что было там, становится вязким, в глицериновом воздухе, на неподатливой дороге, прокручивается, как видеозапись, раскладывается на элементы, словно смакуется... Зеленый медленный-медленный взрыв... Старатель... Ринге… Йокан...
Кода. Начинается мучительный путь в реальность из горящего сумасшедшего дома, в плоскую ледяную тишину, заполненную чем-то серым и чужим. Глаза у меня открыты, но что-то разглядывать я не могу. Плоский, как старая фотография, Волк склоняется надо мной:
- А ты долго держался...
Голос его где-то далеко, смысл сказанного доходит до меня с трудом. Боли нет, только тяжесть какая-то, и каждый нерв - готовая лопнуть струна. Продержался?.. Волку теперь об Ущелье известно все.
