Наталья Игнатова - Волчья верность

– Так точно, ваше величество.

– Очень хорошо.

– Когда начнется война?

– Летом. Время еще есть.

К середине месяца граткхар Тира пригласили в клинику Гахса, где благополучно приживили наконец-то выращенную новую руку. Казимиру восстановили потерянный глаз еще раньше. О неприятностях с раиминами можно было забыть. О своем идиотском поведении – тоже. И обязательно нужно было забыть о человеке по имени Дитрих фон Нарбэ, о пилоте с Земли, который обещал смотреть в небо и убил, не сдержав обещания. Такие воспоминания не способствуют душевному равновесию и заставляют сомневаться в тех людях, в которых сомневаться нельзя.

Тир день за днем откладывал удаление опасных файлов. Парадоксальным образом, прежде чем забыть, он хотел как следует вспомнить то, о чем – о ком – помнить нельзя. Прошлое, не осмысленное должным образом, не похороненное раз и навсегда, имеет свойство становиться будущим. История будет повторяться снова и снова до тех пор, пока ты не осознаешь своих ошибок.

Или пока ты не умрешь.

А если ты уже умер? Что делать с таким прошлым?

Тир фон Рауб хотел вспомнить человека, который когда-то перевернул его мир, а потом отправил его в огонь. Тир фон Рауб жил сейчас в окружении людей, очень похожих на того человека. И это сходство отнюдь не радовало.

Особенно с учетом того, как, оказывается, легко он может забыть себя ради их спасения.

История четвертая

КОШАЧЬИ УЛОВКИ

ГЛАВА 1

Слава тем, кто способен летать без намека на гибель, благо им проноситься по синему гладкому небу.

Тир танцевал с Блудницей. Это был полет над Эстремадой, и дгирмиш изливался стремительной, чуть вздрагивающей мелодией танго Астора Пьяццолы, а перед глазами в сбоящем ритме сменяли друг друга белая пена и острая бездонная синева.

Блудница вела. Сейчас и здесь музыку можно было слушать. Ее нужно было слушать. И машина, обладающая потрясающим чувством ритма, вытанцовывала совершенно невероятные па, словно проверяя Тира.

Он держался.

Ему нравилось.

Пируэт, арабеска. Каскад «прыжков», с дистанцией от полуметра до двух километров, и казалось, что если очень быстро оглянуться – успеешь заметить силуэт танцующей машины там, откуда они только что исчезли. Блудница не признавала классических танцевальных па. Бешеный смерч фуэте… и не доведя до конца последний разворот – нахлестывающиеся одна на другую мертвые петли.

– Ах так! – возмутился Тир, не ожидавший такой выходки.

Сердце подскочило от восторга, и стало весело, хотя причин для веселья вроде не было.

Уж точно не было. Но в небе легко забыть об этом.

Он позволил Блуднице завершить вираж и повел сам. В классическом танго. Прямом, гордом и неотвратимом. Блудница мигом поняла вызывающе самоуглубленную экспрессию нового танца, покорилась безропотно и чутко… На короткий миг. Чтобы потом, вскинувшись на хвост, четким стаккато вбить в рваную мелодию свой собственный ритм.

Это у нее здорово получалось. Тиру казалось иногда, что есть в Блуднице немножко Саломеи. Совсем немножко – умение танцевать. Способность переосмыслить старый танец, увидеть его по-новому и по-новому подать.

Саломея, помнится, затребовала голову Крестителя.

Блудница в этом смысле пошла куда дальше. Она сама убивала.

«Может быть, – думал иногда Тир, – потому она и видит иначе».

В том, что машина видит мир иначе, чем человек или демон, ничего удивительного не было. А вот иное видение музыки – это казалось странным. И за эту странность Тир любил Блудницу едва ли не больше, чем за бесконечную и бескорыстную ее преданность.

Странность.

Это роднило.

А еще любовь.

Кто начал первым, сейчас уже и не выяснить. Казалось, что оба только ответили на чужое чувство. Блудница потянулась к нему навстречу. А он, наоборот, к ней. Теперь он помнил – вспомнил – о другой машине, о вертолете по имени Мурена, ожившей, чтобы спасти его. Машины тоже умеют совершать чудеса. Они не похожи на людей, но похожи на него, демона, и так же, как он, раздвигают границы возможного, когда пытаются спасти кого-то – не себя.

Мурена была первой. И жаль, что пришлось забыть ее, чтобы забыть того человека. Жаль, что снова придется забыть о ней. Забыть нужно, потому что слишком хочется вернуться. Снова увидеть ее.

Снова увидеть – его.

Человека, обещавшего смотреть в небо.

Человека, стрелявшего в спину.

Это неважно. Он сделал то, что должен был. Он умел летать. А возвращаться на Землю нельзя.

– Домой, – сказал Тир.

«Нет», – попросила Блудница.

– Домой. Гуго ждет.

Блудница провалилась вниз, пронеслась над побережьем и едва не нырнула в беспокойные барашки волн Эстрейского моря. Домой в последние недели означало – в Миатьерру. В Миатьерре ждал Гуго. Там же ждала Хильда. О чем Блудница и напомнила не без ехидства, хотя ровным счетом ничего не смыслила в человеческих взаимоотношениях. Она не умела ревновать, но знала, из-за кого ее хозяин готов спуститься с неба.

Тир лишь улыбнулся.

Трудно не ответить на любовь, если ответить хочется. Трудно не ценить верности, заботы, доверия. Правда, насчет доверия… Блудница была пока единственным существом, доверием которого Тир не позволил бы себе злоупотребить.

Доверием которого он не злоупотребил за прошедшие годы.

Шестнадцать лет на службе человеку. За такой срок, даже если никуда не спешить, успеешь не по разу использовать всех окружающих, оптом и в розницу.

Не везло стране Эстремаде, не везло с тех самых пор, как она прибегла к шантажу, чтобы избавиться от короля-шефанго. После этого Ворон, император Альбин, разорил ее земли войной, и Эрик фон Геллет, император Вальдена, сцепился с Вороном в эстремадском небе.

Вальден победил Альбию. А нового короля Эстремады звали Алекс фон Ольтан.

Неисповедимы пути генеалогии: среди представителей благородного рода Ольтанов, уходившего корнями чуть не на тысячу лет в прошлое, числился первый эстремадский король, Перпенто Длинная Борода. Более законного претендента на престол, чем генерал Вальденских ВВС Алекс фон Ольтан, не сыскалось бы во всей Эстремаде, и поэтому Эрика Вальденского нельзя было даже назвать захватчиком.

Он освободил Эстремаду от Ворона и отдал наследнику древнего рода. Благодетель. Эстремадцы от такого поворота событий в восторг не пришли: они сами, пожалуй, предпочли бы видеть на престоле Ворона. Но выбирать не приходилось, спорить с новой властью – тем более. За время, прошедшее после кертской войны, империя Вальден разрослась и окрепла. А чтоб его величеству Алексу I не скучно было одному так далеко от родного баронства, Эрик захватил еще и Миатьерру – государство, отделенное от Эстремады только узким проливом и в течение своей истории служившее постоянным поводом для конфликтов между Эстремадой и Ниторэй.

Эстремада, захватив Миатьерру, получала контроль над проливом и над входом и выходом из Эстрейского моря. Королевство Ниторэй, захватив Миатьерру, получало точку опоры, для того чтоб занести над Эстремадой дубину шефангской угрозы. Миатьерра же умудрялась сохранять независимость, нервируя обоих соседей, пока однажды какой-то из герцогов Миатьерра не отразил нападение Ям Собаки, грозившее от Миатьерры не оставить камня на камне, а Эстремаду сделать еще одним конунгатом. С тех пор Эстремада считала Миатьерру союзником, Ниторэй считало Миатьерру врагом, Ямы Собаки считали Миатьерру камешком в сапоге.

А Эрик Вальденский счел ее своей собственностью.

С развитием авиации контроль над морем потерял актуальность, но Миатьерра по-прежнему оставалась удобной базой и для войны с Эстремадой, и для оказания всей необходимой помощи новому эстремадскому королю. Хотя там хватало своих сложностей. Удержать в повиновении привыкшее к независимости население Миатьерры было непросто.

От завоеваний гораздо больше вреда, чем пользы. Таково было мнение Тира. И хотя мнение это относилось к любым завоеваниям, охватывая всю человеческую историю от начала и до неведомого пока завершения, в этот раз Эрик соизволил принять его близко к сердцу. Спохватился, наверное, что давно ничем не озадачивал своего демона.

– Ты мог бы установить здесь мир и порядок, – сообщил он.

Как будто Тир и так об этом не знал.

– Если бы вы отдали соответствующие распоряжения, – ответил он нейтрально.

В то, что Эрик решится наконец использовать его возможности в полном объеме, не верилось. И правильно не верилось.

– Станешь наместником? – поинтересовался его величество.

– Нет.

В самом деле. Достаточно того, что в наместники – ладно, ладно, в короли, но в данном случае невелика разница – попал фон Ольтан.

– Фон Ольтаном ты будешь попрекать меня до конца моих дней, – терпеливо вздохнул Эрик. – Неужели самому не хочется расти, а, Суслик?