Владимир Контровский - Горькая звезда
Во-первых, радиация. Сердце Зоны было пропитано радиацией, незримая смерть сочилась здесь отовсюду, таилась в каждой пяди земли и в каждой травинке, неведомо почему еще не рассыпавшейся в прах под воздействием излучения, убивающего все живое. Поток радиации ударил фонтаном из вскрытого взрывом корпуса четвертого энергоблока, и оттуда же щедро выплеснулись активные изотопы, среди которых были и долгоживущие, на долгие годы и десятилетия отравившие Припять и все ее окрестности. Алексей видел фотографии ЧАЭС после взрыва: на месте аварийного энергоблока осталась черная яма, получившая название «След копыта Сатаны». И действительно, дьявольская сила, играючи разворотившая реакторный блок, вырвалась изнутри, как гной из лопнувшего фурункула, но снаружи казалось, что на здание наступила гигантская нога, смяла его и растоптала, оставив чудовищную вмятину. Сейчас след сатанинского копыта не был виден — над энергоблоком наскоро возвели бетонный саркофаг, запечатавший «врата ада», — но этот след остался и по-прежнему дышал атомным смрадом.
Но радиация — это еще полбеды (есть защитные костюмы, есть антирадиационные таблетки, а счетчик подскажет, когда твое время пребывания в Сердце Зоны уже подошло к критической отметке, и пора уносить ноги во избежание). Хуже другое: на радиационную катастрофу наложилось какое-то другое явление, над природой которого безуспешно ломали головы ученые всего мира.
Алексей слышал немало гипотез по поводу «эффекта Сердца Зоны», от более-менее разумных до совершенно бредовых. И наиболее логичной (хотя и не вполне объяснимой с точки зрения современного уровня знаний человечества) была гипотеза «перемешанной мерности». Согласно этой гипотезе, в районе злополучной АЭС возникла аномальная зона, являвшая собой мелко накрошенный винегрет из обрывков множества пространственно-временных измерений: в этой точке вселенского континуума плотно сомкнулись несколько параллельных миров, изрядно покорежив друг друга при взаимопроникновении. Что вызвало эту поистине космическую катастрофу, оставалось неясным (вряд ли причиной была сама радиационная авария, иначе подобные «аномальные зоны» возникали бы на Земле после каждого испытания ядерного оружия, каковых были сотни), однако «многомерный винегрет» объяснял почти все причуды Сердца Зоны — очень опасные причуды.
На значительном расстоянии от мертвой АЭС — местами до нескольких десятков километров — унылая и внешне ничем не примечательная местность, похожая на пустошь, была буквально нашпигована экзотическими и невероятными ловушками: температурными и гравитационными аномалиями, локальными провалами неизвестно куда, энергетическими вихрями, свернутыми в тугие спирали и раскручивающимися совершенно непредсказуемо. Здесь из пустоты били молнии миллионовольтных разрядов, земля под неосторожной ногой превращалась в кисель, проворно и жадно засасывавший все в него попавшее, а воздух, прозрачный и податливый, обретал вдруг тяжесть многотонного каменного молота и с одинаковой легкостью плющил и людей, и технику (вплоть до тяжелой бронированной). Здесь нарушались законы физики, известные обитателям планеты Земля, и самым надежным способом выжить в Сердце Зоны было довериться интуиции, только вот мало кто имел интуицию безошибочную, способную всегда подсказать верное решение.
А вдобавок к «стихийным» аномалиям вокруг АЭС бродили аномалии живые, пусть даже зачастую выглядевшие гротескной пародией на жизнь. Их называли мутантами, хотя любому мало-мальски сведущему человеку было понятно, что мутации — какие угодно, от радиационных до генетических, — здесь совершенно ни при чем. Шестиногие ящерицы или крылатые крысы не могут появиться в считаные месяцы, несмотря на радиационный фон: мутация — процесс длительный. И если злобные жуки-ежи, плюющиеся ядовитыми иглами, «резиновые змеи», плотоядные свиноглавцы, представлявшие собой жуткую помесь волка и вепря, и уродливые человекоподобные создания — «чупакабры» — разных размеров и повадок еще как-то укладывались в рамки «мутационной теории», то совершенно невозможным было появление ни на что уже не похожих исполинских амеб, умевших полностью сливаться с окружающей местностью и копировать до мельчайших деталей траву, камни, кусты и даже разбитую технику, «мозгокрутов», наделенных мощными гипнотическими способностями, и так называемых реакторных призраков, абсолютно чуждых материальному миру планеты Земля. Этих многоразличных тварей рьяно отстреливали армейские кордоны; к счастью, удаляясь от Сердца Зоны, порождения «адского винегрета» погибали сами по себе (до Киева, насколько было известно Алексею, ни один мутант — за исключением призраков — так и не добрался). Но они появлялись снова и снова, причем в значительном количестве и уже во взрослом состоянии — никаких мутантов-детенышей никто никогда не видел. Вывод, к которому пришли ученые, изучавшие «мутантов» (название это прижилось, несмотря на его неправильность), был очевидным: все эти твари являлись выходцами из смежных миров, хотя так и остался непонятным механизм их проникновения на Землю. Эта загадочность пугала — а вдруг завтра вместо прыгающих пиявок в Сердце Зоны появятся полчища иномерных солдат, вооруженных лучеметами и жаждущих поработить человечество? Если возможно регулярное проникновение из мира в мир разных «неведомых зверюшек», то почему нельзя предположить возможность широкомасштабного вторжения враждебных разумных существ, наверняка более опасных уже в силу своей разумности? Эта идея понравилась генеральным штабам многих стран, давно скучавшим по достойному образу врага, и на стратегических картах появилась «цель номер один», поражение которой обеспечивали десятки мегатонных боеголовок. Удар ракетно-ядерными силами «мирового сообщества» по Чернобылю следовало нанести в случае возникновения «угрозы человечеству» — формулировка размытая и очень удобная для «политкорректных» стратегов Запада. Гражданское население Украины в расчет не принималось (эти бестолковые славяне сами виноваты, нечего безмятежно жить рядом с непогашенным очагом неведомой опасности).
А еще на Чернобыльской пустоши появлялись люди, забредавшие порой к са́мому Сердцу Зоны. Они назвали себя сталкерами и зачастую представляли собой опасность не меньшую, чем стихийные аномалии или мутанты-иномерники. Народ перекати-поле, без роду-племени, без дома и семьи, люди без прошлого и без будущего, сменившие свои имена на клички. Во все времена любой социум выплескивал какое-то количество человеческой накипи, не нашедшей себя и своего места в рамках общества, — такими были пираты и бандиты, авантюристы и наемники, бродяги и самые обычные уголовники, витиевато именовавшие себя «джентльменами удачи». К той же породе людей принадлежали и сталкеры: наркоманы, подсевшие на адреналин, которым в избытке одаряла их Чернобыльская зона. Сталкеры охотились за неземными артефактами, порождаемыми Зоной и обладающими загадочными свойствами. Стоимость этих артефактов за пределами «перемешанной мерности» возрастала лавинообразно, обогащая целую цепочку торговцев-посредников, но мало кому из самих сталкеров, ежеминутно рискующих жизнью, удавалось разбогатеть (хотя на словах все они стремились именно к этому). Хабар превращался в деньги здесь же, на пустоши, в барах-притонах, поганками усеявших всю аномальную зону, и денег этих добытчикам хватало только лишь на оружие, патроны и снаряжение (без этого на пустоши было просто не выжить), да на немудреные развлечения в виде выпивки и проституток, предлагаемые в тех же барах. Цена на эти радости плоти достигала заоблачных высот; поставщики спиртного и шлюх наваривали тысячи процентов прибыли, а сталкеры оставались «радиоактивным мясом» и снова шли в Зону за хабаром и за адреналином (причем зачастую скорее за вторым, чем за первым).
Однако кое в чем сталкеры Чернобыля отличались от лутеров Киева. Лутеры были просто мародерами-шакалами, обдиравшими трупы и очищавшими брошенные квартиры от всего ценного, — они избегали риска и ни за какие коврижки не сунулись бы в «адский винегрет», предпочитая крепко зажатую в руке синицу заоблачному журавлю. А сталкеры претендовали на более высокое звание волков, и при встречах с мародерами тут же пускали в ход оружие, сокращая поголовье лутеров, имевших привычку стрелять в спину охотникам за хабаром. Лутеры довольствовались малым и при первой возможности старались выбраться за кордонное кольцо и завязать, пока в их организме не накопилось чересчур много активной дряни или пока горячий кусочек свинца не просверлил в этом организме дополнительное отверстие, не предусмотренное особенностями человеческой анатомии, — сталкеры жили аномальной зоной, составляя с ней единое целое. Это было своеобразное сообщество со своими законами, историей, легендами и образом жизни, и если с лутерами «гуманисты» не церемонились, то за сталкерами молчаливо признавалось ограниченное право на существование. А причина подобной терпимости была проста: слишком много людей делало деньги на хабаре, вынесенном из «адского винегрета», и слишком могущественные силы планеты были заинтересованы в тайнах Зоны и в людях, снова и снова (причем по доброй воле) уходящих туда, где жизнь человеческая слишком часто не стоила и секунды времени. Но вместе с тем все без исключения сталкеры были смертниками (и не только потому, что Зона отпускала неохотно) — все варианты чрезвычайного развития событий, предполагавшие тотальный термоядерный удар по району «перемешанной мерности», предусматривали и безусловное уничтожение всех людей, которых так или иначе коснулось внеземное дыхание. И сталкеры (и те, кто имел с ними дело) числись в списке подлежащих истреблению под «номером один».