Сергей Зайцев - Рось квадратная, изначальная
Никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь.
В каждом возрасте свои прелести, но в молодости – ещё и чужие.
АпофегмыНевестин день подходил к своему закономерно счастливому концу.
К ночи на освещённую по всей длине цепью ярких костров свадебную поляну высыпала вся Светлая Горилка от мала до велика – посмотреть на подоспевшие свадьбы да принять участие в общем веселье. Народ гулял и веселился от души под заводные ритмы отчаянно наяривающих балабоек и заливистое дуденье дудок в руках истинных мастеров, как своих, весянских, так и приглашённых из ближайшего городка – Гусь-Зазеркального. Кто помоложе, разбившись на парочки, отплясывал гопака, кто постарше – водил хороводы, а весёлые хохочущие парочки суженых, наряжённые исключительно в белое и голубое, прыгали с разбегу через высокое зубастое пламя ревущих костров, стараясь не подпалить пятки. Визгу и криков было – не счесть. Тех же, кто умаялся от прыжков и плясок, радушно поджидали заваленные различной снедью праздничные дубовые столы, выстроившиеся ровной шеренгой по краю свадебной поляны вдоль дороги – перекусить на скорую руку и выпить. Тут же, за крайним столом, важно восседал староста Светлой Горилки – Подорожник, уткнувшись посиневшим носом вечного выпивохи в здоровенную Анбарную Книгу, занявшую чуть ли не полстола. С возрастом Подорожник изрядно похудел, особенно после того, как благополучно разменял седьмой десяток лет, поэтому из-за своего высокого роста выглядел как высушенная жердь, но по-прежнему славился своими необычайно длинными и столь же необычайно вислыми усами. И во время короткой торжественной речи, обращённой к очередному жениху и невесте, частенько морщился и отплёвывался, когда какой-нибудь ус попадал в рот. После чего с видимым облегчением скреплял священный союз новобрачных официальной записью в Анбарной Книге – чтоб, стало быть, жили долго и счастливо.
Пристроившись на скамье под раскидистой яблоней, Скалец неторопливо цедил молодое вино из деревянного бокала, наблюдая лишь за одной парой – Выжигой с Милкой. Выжига был одет в белоснежный армяк, голубые широкие штанцы и белые сапоги, Милка – в голубое приталенное платье с подолом до земли, а на голове её красовался симпатичный венок из весёленьких жёлтых забудок. У обоих в правом ухе поблёскивало по голубой серьге размером с ноготь – знак семейного положения. Они только что перепрыгнули последний костёр и снова направлялись в начало цепи – возбуждённые и раскрасневшиеся от движений. Хорошо вместе смотрятся, разогни коромысло, ничего не скажешь. Особенно Милка – прямо чудо как хороша! Милка…
Скалец сделал очередной глоток, пьяно икнул и скривил тонкие губы в пародии на улыбку. Кисло-сладкое вино пилось легко и приятно, распространяя в душе странную лёгкость и пустоту, помогавшие не думать о неприятном… но поведение Милки, серьёзно изменившееся со вчерашнего вечера, не шло из головы, и никакое вино не помогало. Оно ему очень сильно не нравилось, это поведение. Говоря простым и понятным языком, Милка его больше не замечала. Словно он вдруг превратился для неё в пустое место. Понятое дело, было бы глупо выказывать свои чувства к нему при женихе, но сейчас Скалец не видел даже намёка на тёплое к себе отношение. Ни одного из тех намёков, на которые девица была мастерица. Неужто клюнула на его вчерашние слова, что ляпнул сгоряча, – о том, что Выжига любит её на самом деле? Попробуй пойми, что им нужно, бабам этим…
Не хотел себе Скалец признаваться, но эта девица задела его сердце куда сильнее, чем он ожидал. Сколько уже у него до неё было, Скалец даже со счёту сбился – своими любовными похождениями он был известен не только в Светлой Горилке, но и в Гусь-Зазеркальном, – недаром народ его прозвал Красавчиком. А вот поди ж ты, зацепила сердце своя, весянка, с которой, можно сказать, детство голопузое и голозадое вместе провёл. Да, надо с этим что-то делать… Но что?
Красавчик презрительно покосился на свободных от пар молодок, сбившихся в болтливые стайки возле игровых костров. Те время от времени бросали в его сторону робкие, исполненные несбыточных надежд взгляды. Далеко вам до Милки, соплюхи, далеко, и не мечтайте…
Когда Выжига с Милкой отпрыгались над кострами в очередной раз и направились в его сторону, Скалец насторожился – вид у братана был до странности хмурый и озабоченный. И это несмотря на царившее вокруг праздничное настроение, несмотря на его победу в этом сумасшедшем состязании – Отказной гонке, превратившую его в громкую знаменитость. Победу, в которую мало кто верил, а особенно – сам Скалец. В груди ёкнуло от дурного предчувствия. Неужто Милка проговорилась? Да нет, не может быть… Не враг же она сама себе. Скалец быстро наполнил вином свободный бокал и протянул братану, когда тот оказался рядом. При этом он едва не промахнулся – кажется, немного перепил. Выжига бокал принял, небрежно пригубил и, сразу передав Милке, хмуро буркнул.
– Благуша всё ещё не появлялся?
– Нет, братан, не появлялся, – проникновенно заверил Скалец, у которого отлегло от сердца, так как дело было не в нём. Он даже ладонь для убедительности к груди приложил. – Я же знаю, разогни коромысло, как ты о нём беспокоишься, сразу бы сообщил, ежели что!
«Только и дел у него, что ли, как заботиться о проигравшем», – подумал Скалец уже про себя.
– У стражников на Раздрае узнавал, как я просил?
– Узнавал, разогни… ик!.. коромысло… – С трудом координируя движения и начиная понимать, что свою норму точно уже перебрал, Красавчик поискал на столе среди снеди ещё один свободный бокал. – Сейчас Гоголь с Моголем стоят… ик! Так они Благушу не видали. Возможно, что-нибудь знают Вась с Ивасем, что стояли до них… ик! Да что это на меня напало… Но как их сейчас найдёшь? Это ж в город специально переться надо! Проще… ик! Разогни коромысло! Так о чём это я? Ах да! Проще подождать, пока они снова сменятся, к тому же и осталось уже недолго. Может, даже и сменились уже… ик!
– А что, пёсий хвост, разве они же сызнова заступят?
– Ну да. Моголь заверил, что они. Ик!
– Вот и хорошо. – Выжига медленно кивнул. – Сделай милость, сходи к Раздраю ещё разок. Может, что и выяснишь…
– Братан, да… Ик! Ик! Ик! Да сейчас же самое веселье! – Скалец даже разволновался, так как переться к Бездонью ох как не хотелось, да и выпито было уже изрядно, ноги так и вели в стороны. Он торопливо подвинул наполненный бокал к Выжиге поближе, едва вовсе не смахнув его со стола. – Разогни коромысло, да зачем тебе этот… Ик!.. я хотел сказать – слабак? Я вот, например, был уверен, что первым придёшь… Ик!.. ты, то есть!
Лучше бы он этого не говорил. Глаза Выжиги вдруг сверкнули небывалой для того яростью, и содержимое бокала, подхваченное твёрдой рукой торгаша, выплеснулось на Скальца. Не ожидавший такой выходки, увернуться тот не успел и взвыл, когда шипучее вино попало ему в глаза, расплескавшись по лицу и груди. Пока Красавчик ошеломлённо отплёвывался и утирался рукавом, Выжига сграбастал его за грудки и приподнял, цедя сквозь зубы:
– Благуша должен был вернуться ещё сутки назад, пёсий хвост, со мной, до меня или после меня, но в тот же вечер! И то, что его до сих пор нет, меня очень, очень тревожит, сродственничек! Ежели с ним что случилось из-за того, что ты его усыпил перед Отказной, то я тебе, пёсий хвост, ноги повыдёргиваю, понял? Так что моли Смотрящего, чтобы он появился в ближайшее время!
– Оставь его, милый, у нас же праздник! – укоризненно одёрнула Выжигу Милка, благоразумно переводя внимание жениха на более безопасную тему.
Ощутив, что железная хватка на его груди разжалась, а ноги снова коснулись земли, Скалец пошатнулся, но устоял, чувствуя, как стремительно трезвеет. Выжига же демонстративно отвернулся к столу.
– Да ты что, братан, – с деланной растерянностью пробормотал Красавчик. – Я же как лучше хотел…
Выжига выругался, подхватил Милку под руку и увлёк к кострам.
– Но я ещё не допила! – запротестовала невеста.
– Успеем ещё, пёсий хвост! – отрезал жених. – Костры ещё не погасли!
– Поздновато совесть у тебя взыграла, братец… – Глядя им вслед, Скалец стёр с лица испуганное выражение и мстительно захихикал. – С чего бы это, разогни коромысло, она у тебя вдруг взыграла? Козлика отпущения ищешь? Сразу Скалец плохим стал, да? Интересно, как бы ты запел, ежели бы видел меня вчера со своей невестой? Ик!
Он озабоченно умолк, вдруг представив, что с ним сделает Выжига, если всё-таки узнает о его связи с Милкой. Разогни коромысло, может, самому завязать, пока не поздно? Скалец почесал затылок, вздохнул, налил из кувшина полную чарку вина и выпил залпом. Кстати, а вот в самом деле интересно, где же Благуша до сих пор ошивается? Мог, конечно, и не успеть до смещения, и тогда его здесь увидят ещё не скоро… А может, он уже давно здесь и просто не хочет показываться с досады, что Выжига отхватил-таки Милку себе? А ежели… От неожиданной мысли Скалец даже взмок и воровато глянул по сторонам, словно проверяя, не подслушал ли кто его думы. А ежели Благуша прибыл вовремя и слышал их с Милкой разговор, когда он, Скалец, с ней прощался? И потому не пришёл на свадьбу, раздумывая, как отомстить лично? Ох…
