Василий Звягинцев - Время игры

При этих словах фон Мюкке издал удивленный возглас.

— Совершенно верно. У Джо такая уникальная память и лингвистические способности, что он может, как фонограф, воспроизвести полный текст католической мессы, ни слова не зная по-латыни.

— Удивительно. Впрочем, я знал человека, который с одного раза запоминал две сотни чисел и мог повторить их хоть подряд, хоть вразбивку.

— Да, тайны человеческой натуры неисчерпаемы. Я вам многое могу порассказать на эту тему. Но мы отвлеклись. Пока не надо, Джо. Что было дальше?

— Эти люди вынесли из кладовой ваши чемоданы и вскрыли замки первого. Я не мог более терпеть, выскочил из-за шкафа…

— Из-за? — пробормотал предводитель, забыв о своем «по роли» непонимании английского. — Да он через него перепрыгнул… Не человек, а черт…

— …и велел им прекратить преступное посягательство на чужое имущество и стоять, подняв руки. Они начали сопротивляться, выхватили оружие. Тогда я слегка ударил каждого, отобрал револьверы и нож, положил их на ковер, обыскал, потом связал и стал ждать вас, сэр.

— Молодец, Джо, ты всегда на высоте. После прекращения преступного посягательства эти люди что-нибудь тебе говорили?

— Нет, сэр, насколько я понял, они только ругались. В мой адрес и между собой. Это я тоже запомнил.

Шульгин жестом велел ему замолчать и начал в задумчивости раскачиваться с носка на пятку, стоя посреди комнаты. И все затаив дыхание наблюдали за трудным процессом принятия решения.

— Да, отпустить бы можно, — изрек наконец Сашка. — Это и проще для меня, и гуманнее. Но я человек не слишком доверчивый. И очень не люблю, когда меня считают дураком. Это куда оскорбительнее, чем попытка ограбления. Давай-ка, Джо, проверим, насколько эти люди искренни. Принеси мой специальный несессер…

Среди необходимых в дороге вещей Шульгин имел и целый набор специальных фармакологических средств, которые могли пригодиться в самых неожиданных ситуациях. Здесь он был специалист.

НИИ, в котором он работал до начала «событий», занимался, кроме прочего, разработкой и клиническими испытаниями всевозможных психотропных средств, транквилизаторов, наркотиков и тому подобного.

Вот Сашка, перед тем как проститься с институтом навсегда, и прихватил из его сейфов все, что считал нужным и полезным в предвидении самых неожиданных жизненных коллизий. Мало ли чью психику потребуется подкорректировать или кардинально изменить в грядущих тайных и явных войнах с людьми и пришельцами?

Среди его препаратов были такие, что не имели в мире аналогов по силе и избирательности действия. В том числе и на сексуальную сферу. Но сейчас требовалось не это.

Он выбрал несколько ампул с понятной только ему маркировкой, вставил их в магазин безыгольного шприца-пистолета.

— Давайте, дорогой Гельмут, проведем небольшой научный эксперимент, — предложил он фон Мюкке. — Джо, развяжи вот этого господина и проводи его в соседнюю комнату. Мы с ним побеседуем, а ты посторожи остальных…

— Что вы собираетесь делать? — спросил немец, когда Шульгин усадил предводителя в кресло и притянул его к спинке широким сыромятным ремнем.

— Небольшой допрос. Мой слуга умеет развязывать языки любому, но обычно это сопряжено с рядом малоприятных процедур. Он, например, кроме банальных, известных с древности пыток с использованием подручных предметов, владеет тайнами цзень-чжу, то есть иглоукалывания. Тоненькая золотая игла вводится в известный нервный узел, и человек через несколько секунд готов признаться в чем угодно, вплоть до заговора с целью свержения бога и установления на небесах полной демократии на основе всеобщего избирательного права.

Но при этом, к сожалению, очень громко кричит и совершает неэстетичные физиологические акты. Я этого, признаться, не люблю…

— Вы говорите страшные вещи…

— Ах, оставьте, о чем вы. После того, что и немцы, и союзники вытворяли на фронтах мировой войны, все эти иприты, люизиты, торпедирования пассажирских пароходов, возмущаться всего лишь намеком на возможность вполне деликатных пыток в отношении одного, далеко не лучшего представителя человечества — лицемерие и ханжество.

Прошу извинить. Тем более что я как раз и сказал, что мне это претит. Поэтому воспользуемся «сывороткой правды»…

До сих пор терпеливо сносивший все производимые над ним манипуляции, налетчик забеспокоился.

— Что вы собираетесь делать, господин хороший? Я же вам все объяснил. Не верите — черт с вами, вызывайте легавых. А эту штуку уберите…

— Не надо бояться. Больно не будет. Совсем. Коротенький «чик», и все. Потом поговорим.

Препарат, аналог суперпентотала, только еще более эффективный, начал действовать почти сразу.

Ничего особенно нового для себя Шульгин не услышал. Допрашиваемый действительно оказался человеком достаточно образованным, в прошлом — чиновником, надворным советником по департаменту службы военных сообщений (транспортное ведомство, проще говоря), а после революции лицом без определенных занятий, зарабатывающим на жизнь чем придется: от маклерства и спекуляций до «интеллигентной уголовщины».

Подлинное имя его было Геннадий Константинович Пичугин, но года три уже он в основном обходился кличкой «Путеец».

Он легко, даже с удовольствием, признался, что давно завербован людьми, скорее всего московскими, непонятными, толком даже и не объяснившими целей этой вербовки.

Будешь, мол, выполнять поручения, какие скажут, а за это получать хорошее вознаграждение. Хоть валютой, хоть русским золотом.

— Не обманули? — поинтересовался Шульгин.

— Ни-ни. Каждый месяц, как в аптеке, по пятьсот рублей на книжку перечисляют. И еще сдельно, когда сто, а когда и тысячу.

— А работу какую поручают?

— Разную. Как вот сейчас. Или еще проще — встретить кого приезжего, на квартиру надежную поместить, состоять для поручений. Мало ли что. Бывает много дел, бывает — и месяц, и два не тревожат. В прошлом году убить одного, тоже не местного, приказали. Но я за такие дела сам не берусь, всегда поднанять можно, из настоящих блатных. Недорого выходит…

— А со мной как было? Только подробно.

— Ради бога, секретов никаких. Получил я три дня назад с посыльным письмо. Без всяких вступлений и предисловий сказано: в гостинице «Морской», номер 26 поселился господин фон Мюкке. Увидеть, запомнить в лицо, организовать круглосуточное наблюдение: где бывает, что делает, с кем встречается. На глаза не попадаться, не мешать. Отчет ежедневно в полночь опускать в почтовый ящик дома номер 17 по Карантинной улице…