Михаил Михеев - Рейдер

Кошкин, перейдя к визуальному поиску, разбил континенты на квадраты, распределилих между экипажами драккаров и теперь драккары летали от города к городу. Их экипажам была поставлена вполне конкретная задача — расспросить местных, вдруг кто что видел. Шанс зыбкий, но все же лучше, чем ничего, тем более что сидеть без дела было еще хуже. И уйти то было некуда — крейсер связи пришел, наконец, забрал раненых и умчался с донесением. Теперь оставалось только ждать реакции начальства, ну и использовать по возможности выпавшее время и для поисков, и для отдыха — охота и рыбалка в диких мирах всегда були замечательными, да и женщин при желании вполне можно было найти.

Правда, не все и не всегда проходило гладко — на экипаж одного из драккаров, например, напали местные разбойники явно с целью ограбить. Им поотрывали (в буквальном смысле) руки и отпустили на все четыре стороны — смешно было даже предположить, что грязный дикарь в одежде из шкур, пусть и хорошо выделанных, и грубого сукна, вооруженный дубинкой, луком, ну пусть даже и мечом, сможет причинить вред космическому разведчику. В другой раз драккар приземлился в горящий торфяник и экипаж его не успел даже сказать «мама», как машина провалилась в огненную ловушку. Таков уж подлый характер подсохших торфяных болот — сверху чисто, даже вроде бы лес растет, а внутри, на глубине, тлеет себе потихоньку. Однако этот огонь не мог причинить вреда космической машине и драккар, запустив двигатель, легко воспарил над лесом. Урон был, скорее, моральный — так сказать, щелчок по носу зарвавшимся конкистодорам, не сумевшим определить опасность. Ну и на корабле их ждал жесточайший разнос от Кошкина — «Зажрались, разведчики, мать вашу, брюхи отрастили, летать разучились?». Ну и еще по мелочи было, один мичман трипер подхватил, лейтенант ногу сломал, неудашно поскользнувшись на камнях, еще у одного заклинило лучемет во время охоты на медведя и пришлось идти на мишку с ножом. Справился, конечно, только заикался потом сутки. Словом, мелочи, и притом без всякой пользы для дела.

Так что поиски продолжались, скорее, для проформы — из всех отцов-командиров в удачу верил, наверное, только Кошкин. Фанатично верил, надо сказать, но причины все понимали: во первых, каперанг ходил на «Орле» не один год, на нем оставались его друзья, а во вторых, от исходов поиска в немалой степени зависела его карьера. Так что Кошкин и сам рвал задницу, и подчиненным грозился ее на британский флаг порвать. Все к этому уже привыкли, поэтому на ходе поисков начальственное рыканье никак не отражалось.

Самое удивительное, что среди всех капитанов нашелся один, который Кошкина поддерживал безоговорочно. И был это все тот-же Айнштейн. Если импульсивный и нетерпеливый Гиреев вначале тихо психовал, а потом впал в меланхолию, а командир «Дианы» с классической фамилией Иванов просто с показным равнодушием и уставной четкостью выполнял приказы, то Айнштейн просто отказался эвакуироваться вместе с остальными ранеными и горячо поддерживал Кошкина. Впрочем, любое действие стоит расшифровывать до конца. Айнштейн не слишком верил в удачный исход экспедиции, но зато хорошо понимал, что образ героического капитана не повредит никогда. Остаться на своем поврежденном корабле, раненому не покинуть товарищей — серьезное дополнение к героизму в бою. Что интересно, большая часть команды «Витязя» осталась со своим командиром, а значит, образ уже создался. К тому же Айнштейн понимал, что, как ни мала вероятность найти «Орла», все таки она есть и, если крейсер удастся найти, то дивидендов будет еще больше, а не удастся — так он ничего не потеряет и останется при своих. Рай для карьериста, в общем.

И вот, в результате такой политики старшего комсостава, драккары теперь обшаривали планету. Спокойно, не торопясь, с ленцой, но обшаривали. И нынешняя посадка драккара была лишь одной из многих, отличаясь лишь тем, что на этот раз за штурвалом сидел сам командир корабля. Гирееву изрядно надоело сидеть на крейсере и мрачно смотреть в потолок, в то время как его подчиненные, как он считал, развлекаются, поэтому эту высадку он возглавил сам. Как он сказал, «чтобы размять ноги и восстановить рефлексы». Кошкин не возражал, так что, оставив корабль на попечение старпома, Гиреев теперь лично пилотировал драккар, а трое его подчиненных (особист и два мичмана-десантника) с суровыми выражениями на лицах сидели на пассажирских местах. В другое время они, конечно, тоже были бы не против размяться, но наличие за штурвалом командира весьма и весьма мешало расслабиться, поэтому с их точки зрения, эта высадка превратилась в муку — ни анекдот лишний раз не рассказать, ни, извиняюсь, пукнуть.

Впрочем, первые две высадки двадцать четвертого рейда прошли достаточно успешно — ничего не нашли, конечно, но и не напрягались особо. Местное население было достаточно дружелюбным и драккаров не боялось, в обоих городах прямо таки бросалась в глаза чистота, была, пусть примитивная, но канализация и даже водопровод. И вообще, уровень развития этого королевства был заметно выше, чем вцелом по планете, что не могло не насторожить особиста, однако выводы, как он считал, делать было пока рано, да и местные не очень жаждали разговаривать, поэтому особист лишь сделал себе пометку на будущее, рассчитывая задать вопросы непосредственно местному руководству, сиречь королю. Но король — это потом, а пока что они обследовали третий город (хотя какое там обследовали — осмотрели с высоты и задали пару вопросов местному градоначальнику, седовласому дворянину в рыцарских доспехах и с гордо посаженной головой) и, отлетев от города километров на десять, расположились на берегу реки на ночлег. Возвращаться ночевать на крейсер никому не хотелось, а бояться здесь было вроде как бы и некого, тем более что сигнализация должна была вполне успешно предупредить их о незванных гостях. Правда, вначале пришлось попотеть — в этих местах, как оказалось, водилось много всякой мелкой живности и, когда очередной еж нагло протопал по своим делам, заставив попутно взвыть сирену, Гиреев обругал особиста нехорошими словами и заставил перенастроить сигнализацию, чтобы она реагировала только на крупные объекты и не мешала спать. Особист, естественно, подчинился, здраво решив, что инструкции пишутся высоким начальством в штабах, а жить надо здесь и сейчас. Теперь сигнализация не реагировала на объекты весом меньше восьмидесяти килограммов, что всех присутствующих вполне устраивало.

Река, точнее речка, была невелика — всего метров двадцать в ширину, неглубокая, с медленным течением и на удивление чистой, теплой водой. Мысленно, но на удивление синхронно вздохнув, что дома таких речек уже, наверное, не найдешь, все четверо спасателей бросились купаться и долго плавали и ныряли, забыв на время о чинопочитании. А потом занялись обустройством лагеря, благо ни комаров, ни мошки в воздухе не наблюдалось, зато наблюдалось приближение ночи, а она в этих широтах имела обыкновение наступать внезапно и резко, так что тянуть не стоило. Неподалеку от драккара разложили костер, благо сушняка на берегу хватало. Питаться опостылевшими еще в космосе консервами никому не хотелось, поэтому один из десантников, прихватив спиннинг из аварийного комплекта драккара и пару самодельных блесен-колебалок («эх, не в первый раз он так развлекается вместо того, чтобы делом заниматься», лениво подумал Гиреев) отправился на рыбалку и буквально через пятнадцать минут вернулся, притащив трех некрупных щук — рыба здесь была непуганая и к современным снастям явно непривычная. Щук разделали чуть ниже по течению и, тщательно промыв, запекли в фольге — горячие угли костра лучше любой электропечи, любой понимающий человек вам это скажет. К вкусной рыбе, исходящей горячим паром, прилагался свежий хлеб, купленный в городе (серебро везде в ходу) и свежие овощи, купленные там же. Помявшись, особист извлек откуда-то из складок комбинезона плоскую флягу с самогонкой. Гиреев ехидно улыбнулся, но откуда дровишки уточнять не стал — про аппарат Айнштейна на эскадре знали уже, наверное, все, кроме Кошкина. Впрочем, возможно, Кошкин тоже знал, но не подавал виду, дабы не терять авторитет.