Практик (СИ) - Корнев Павел Николаевич
Я и не подумал сдвинуться с места, ещё и покачал головой.
— Не нужно. Вместе с Кондратом Семёновичем были задержаны его секретарь и ваша мачеха. Несомненно, задержат и вас. Возможно, в качестве свидетеля, но хрен редьки не слаще.
Барышня уставилась на меня во все глаза, румянец на её щеках начал сменяться привычной аристократичной бледностью.
— А Вика?
— Вика на Кордоне.
Ника шумно выдохнула и объявила:
— Выйдите! Я должна быть с отцом!
— Его уже этапировали в Зимск, оттуда отправят в столицу. Вы ему ничем не поможете, более того — ваше задержание всё самым решительным образом осложнит.
— Но сообщить… Надо сообщить его друзьям! Они помогут!
— Все уже в курсе. Вам же, пока это недоразумение не разрешится, лучше залечь на дно.
Барышня принялась теребить простыню.
— Что за бред⁈ Я не собираюсь скрываться! Это станет признанием вины!
Роман что-то неразборчиво просипел, но мы не обратили на его слова никакого внимания.
— Повестку вам вручали? — уточнил я. — На допрос вызывали? О задержании отца уведомляли? Нет? Сейчас каникулы, если уедете в дом отдыха, даже занятия прогуливать не придётся!
— Но…
Я ничего и слушать не стал.
— Собирались выйти за Романа? Вперёд! Возьмёте фамилию супруга и сбежите в свадебное путешествие. Не хотите становиться Никой Сырец, в крайнем случае можете стать Никой Линь. На исполнении супружеских обязанностей настаивать не стану, развод дам по первому требованию.
Роман рванулся так, что едва не выскочил из силовой ловушки, у него прямо-таки пена на губах от бешенства выступила.
— Да я тебя! Я тебя!..
— Перестань! — потребовала барышня, дотянулась до портсигара на прикроватной тумбочке, вставила сигарету в мундштук из слоновой кости и закурила. — Продолжайте, — попросила она после нескольких нервных затяжек.
— Паспорт с собой?
— Да.
— Утром распишетесь в институтском отделе регистрации актов гражданского состояния, они брак по ходатайству студсовета день в день оформляют. После этого сдадите старый паспорт и получите справку о подготовке документов уже на новую фамилию. Студсовет по такому поводу выделит путёвку в дом отдыха, зарегистрируетесь там под фамилией супруга. Ну а за две недели ситуация разрешится тем или иным образом.
Барышня явственно заколебалась, тогда вновь подал голос Роман.
— Ника, выходи за меня! — обратился он к ней. — Мы же столько об этом говорили! Это наш единственный шанс быть вместе! Я тебя люблю! Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю!
Я развеял воздействие, и студент опустился на колени перед кроватью.
— Оставьте нас! — потребовала Ника, вновь обретя своё привычное ледяное спокойствие.
«Повезло, что Сырец, а не Линь», — мелькнула в голове дурацкая мыслишка, поскольку отказаться от пары недель совместной жизни с Никой под таким вот благовидным предлогом мне попросту не хватило бы силы воли.
— Тогда дальше сами, — предупредил я и поспешил в ректорат.
Ввёл в курс дела Альберта Павловича, и он покривился для виду, но всё же сказал:
— Приемлемо! Я проконтролирую, чтобы всё без проволочек оформили.
— И путёвку пусть выделят!
— И путёвку.
После я позвонил Городцу, тот велел дома не появляться и ночевать в учебном центре.
— Приедешь, напиши докладную о том, как сотрудники РКВД создали аварийную ситуацию на дороге, применили к тебе ряд сверхэнергетических воздействий и всё такое прочее. Врать обучен, справишься!
В учебный центр прикатил уже в густых сумерках, поужинал, составил докладную и завалился на выделенную мне койку, но выспаться не вышло. Сначала медитировал, избавляясь от головной боли и приводя к равновесному положению внутреннюю энергетику, потом занимался размещением своих в срочном порядке переведённых на казарменное положение подчинённых. За полночь ещё и бойцов особого дивизиона вперемешку с аналитиками подвозить стали. Суета началась, будто муравейник разворошили.
Дальше нас перекинули на лётное поле, на исходе ночи взлетели, и я нисколько не удивился, когда учебной выброски не случилось ни в шесть утра, ни в восемь. Дирижабль продолжал держать курс строго на запад.
— Командир! — жалобно протянул Иван Кол, когда нам вручили немудрёный завтрак. — Это чего такое ещё? Куда нас опять, а?
Остальные тоже глядели с интересом, и я не удержался от тяжёлого вздоха.
— Чего — это и ежу понятно, боевое задание выполнять. А вот куда — не знаю.
— Надолго? — уточнил Глеб Клич.
— Ответ аналогичен предыдущему, — усмехнулся я. — Но чтоб не навсегда, давай, завтракай и светомаскировку до ума доводи! Остальных это тоже касается!
— Я не умею светомаскировку! — напомнил Алик.
— А ты скрытие потенциала отрабатывай! — сказал ему Унтер. — Надоело уже за тебя краснеть!
— Да придираются просто!
Унтер погрозил кулаком.
— Погляди у меня!
Что самое поганое — я и в самом деле не имел ни малейшего понятия, куда нас бросят в этот раз. Мог только предполагать, что срочный вылет каким-то образом связан с задержанием Врана и закулисным конфликтом между кормчими республики. Меня из застенков комиссариата выдернули только в силу того, что совпали интересы Баюна и Рогача, наверняка и сейчас идут аналогичные переговоры, только с несравненно более высокими ставками.
Латландия или левобережный Окрест?
Какие земли будем возвращать в родную гавань?
И в этом ли дело?
Ломать голову на сей счёт я не стал, позавтракал и начал набирать потенциал, а после погрузился в медитацию, но из неё меня почти сразу вырвал шум распахнувшейся двери.
— Прапорщика Линя ждут в кают-компании! — объявил помощник вахтенного офицера и уточнил: — Проводить?
— Не нужно, — отказался я. — Сам дорогу найду.
Команду дирижабля на совещании представлял давешний капитан-лейтенант, от аналитического дивизиона был Юра Швец, от особого — Денис Пономарь, а Городца вроде как направило сюда моё собственное ведомство. Именно что — вроде как. Лично я в этом крепко сомневался.
Но это всё понятно, а вот Альберта Павловича я в кают-компании встретить никак не ожидал. Ан нет — сидит, улыбается.
Его-то сюда каким ветром занесло⁈
Слово взял Георгий Иванович.
— Это уже не учебный вылет, высшим республиканским руководством нам поставлено боевое задание чрезвычайной важности! Пакет с приказом будет вскрыт непосредственно перед выходом на позицию, и даже в этом случае разглашение деталей операции окажется чревато непоправимыми последствиями, поэтому прошу всех провести разъяснительную работу с подчинёнными. В первую очередь это касается сотрудников аналитического дивизиона, ограничить ментальное общение которых нет никакой возможности…
И так далее, и тому подобное ещё на добрых полчаса. И при этом — никакой конкретики, одни только общие словеса о чрезвычайной важности и не меньшей секретности нашей миссии.
— Пётр, останься, — попросил в конце Городец и обратился к Пономарю: — Денис Афанасьевич, пригласите звеньевых.
Все двинулись на выход, я выразительно поглядел на Альберта Павловича, но тот ответил своей мягкой улыбкой, едва заметно качнул головой и покинул кают-компанию. Ну а мне пришлось там задержаться — так и завис до самого обеда, разбирая с командирами штурмовых групп поэтажные планы, на которых заметно прибавилось условных обозначений. В первую очередь обновилась информация о местах размещения и предполагаемых мощностях операторов.
Что касается нашей первоочередной цели, то на выдаче документов в архиве работали два сотрудника, оба — простые люди. В остальном же картинка складывалась безрадостная: если напортачим с распылением нейтрализатора, сотрут в порошок.
Но ведь не напортачим же? Ведь так?
Тут всё только от нас зависит. А это уже само по себе немало, если разобраться.
Поговорить с Альбертом Павловичем получилось лишь поздним вечером. После политинформации я отыскал его, подсел и выразительно посмотрел, не став задавать никаких вопросов.
