Натан Арчер - Холодная война
— Уму непостижимо! — воскликнул Афанасьев, осторожно обводя дулом автомата пространство коридора. — Ведь он может быть в любом закутке! Мыслимо ли такими малыми силами разыскать его в целом комплексе? Особенно если кто-то должен сторожить остальных американцев!
— А что же нам, по-твоему, делать? — с сарказмом спросил Куркин.
— Пусть себе бродит! — ответил Афанасьев. — Он всего лишь старик, что он может?
— Один человек с оружием может доставить достаточно... — продолжил было спор Куркин, но замер на месте, не договорив. — Слушай! — прошептал он.
Афанасьев остановился и прислушался.
— Голоса, — сказал он. — Но... Это два голоса, ты слышишь?
— Радиорубка, — догадался Куркин. — Он в радиорубке, говорит со своими... Наверное, у него есть собственная спутниковая связь, но, может быть, воспользовался нашей аппаратурой. Вот откуда второй голос!
Афанасьев задумчиво нахмурил брови:
— В это помещение ведет только одна дверь, да? Куркин кивнул.
— Тогда он в ловушке.
— Давай-ка не оставим ему шансов, — сказал Куркин. — Я достаточно насмотрелся на этих проклятых американцев и их штучки. Стреляем, как только распахнем дверь.
Афанасьев задумался, потом кивнул:
— Нет возражений.
— Тогда по моему сигналу.
Они стали красться к двери радиорубки, приготовив автоматы для немедленного огня. По мере их приближения голос слышался все громче, но только один, и явно из динамика.
— ... Вас, «Холодная Война Один». Ваше местонахождение подтверждаем. Повторяем, новый приказ из Центра, миссия отменяется, повторяем, отменяется. Конец сообщения.
Школьных знаний Куркиным английского языка было недостаточно, чтобы понять суть. Ему показались знакомыми всего два-три слова.
Он понадеялся, что никому нет дела до того, о чем вещал этот американский радиоголос.
Динамик умолк, но оказавшийся в ловушке американец тоже молчал. Наверняка обдумывает ответ, решил Куркин.
Однако наступившая тишина работала против них. Если они станут ждать, американец может услыхать их дыхание или шорох одежды. Куркин дал знак рукой.
Они вдвоем распахнули во всю ширь дверь и застрочили из автоматов короткими очередями, как: их учили. Пули забарабанили по бетонным стенам, разметая крошки цемента и пыль во всех направлениях.
Выпустив по десятку пуль, они прекратили стрельбу, поняв, что цели нет. Радиорубка была пуста. Радио работало, на столе стоял незнакомый металлический аппарат с открытой дверцей, из которой шли провода к небольшой тарельчатой антенне, выдвинутой из аппарата. Очевидно, это и есть американское устройство спутниковой связи.
Самого американца не было.
— Где он? — растерянно спросил Афанасьев и шагнул в помещение.
Дверь с бешеной скоростью двинулась ему навстречу и сбила с ног. Прежде чем Куркин успел сообразить, на него было направлено дуло М-16. После стрельбы он по привычке опустил собственный автомат, но своевременно вскинуть снова не успел.
Он не понимал, что говорил американец, но ситуация была достаточно очевидной. Солдат осторожно присел и положил автомат на пол, затем выпрямился и медленно поднял руки вверх.
Лежавший на полу Афанасьев приподнялся и сел — перед ним стоял пожилой американец с М-16 в руках. Второму русскому солдату тоже пришлось положить на пол оружие.
— Вы слишком шумные ребята, — заметил генерал Филипс, — я услышал ваши шаги за сотни метров. Долго же вы добирались. — Он отшвырнул оба АК-100 ногой и посмотрел на своих пленников. Затем нахмурился: — Обычно, я так не поступаю с безоружными, но вы вломились, стреляя из автоматов. — Он размахнулся М-16 и ударил стоявшего русского прикладом в висок.
Куркин упал.
Афанасьев съежился, и Филипс не стал повторять свой прием, пожалев парня. Он связал ему кисти рук ремнем от автомата, а из рукавицы и ремешка каски соорудил кляп.
Покончив с этим, генерал вернулся к радиоаппаратуре.
— "Холодная Война" вызывает базу, — сказал он. — Произошла заминка, прошу извинить. Повторите, пожалуйста, последнее сообщение.
— База вызывает «Холодную Войну», — послышалось из динамика. — В ходе операции произошли существенные изменения. Североамериканской ПВО обнаружен специальный русский транспортный самолет, который приближается к расположению вашего отряда. По данным разведки, на борту находится официальное политическое лицо высокого ранга. Более того, Москва угрожает полномасштабным вооруженным возмездием, если на русской территории произойдет инцидент, нарушающий их национальную безопасность. Секретность вашей миссии под сомнением.
— Дерьмо, — выругался Филипс.
— Вам надлежит собрать своих людей, избегать дальнейших враждебных контактов с чужой формой жизни и дать возможность их аппарату беспрепятственно покинуть Землю. Мы не желаем, чтобы технология пришельцев попала в руки русским, — лучше, если она не достанется ни одной стороне. Как поняли?
— Дерьмо! — в голос крикнул Филипс.
— "Холодная Война", повторите?
— Понятно, — сказал Филипс. — Мы собираем манатки и уходим, позволяя ублюдкам слинять.
— Подтвердите.
— А что если они не слиняют? — пробормотал он. — Полагаю, нам стоит остаться и посмотреть. — Громко он сказал: — Подтверждаю. «Холодная Война Один» прекращает связь.
Он выключил передатчик, собрал аппаратуру, подхватил с пола оба АК-100 и махнул русским на прощание рукой. Генерал решил, что лежавший без сознания очухается раньше, чем станет поздно, и поможет связанному освободиться, но ни тот, ни другой немедленной угрозы не представляли.
Учтя урок этой пары, от радиорубки до зоны обслуживания под нефтепроводом он двигался скрытно, как мог. Пленившие его людей русские не стали полагаться на стены и двери, а просто держали их под дулами автоматов на этом открытом пространстве.
Филипсу и на этот раз не составило труда перехитрить солдат, которые охраняли пленников, а не собственные спины.
— Не двигаться! — крикнул он, шагнув на освещенное место с М-16 наготове.
Русские часовые, вероятно, не поняли слов, но легко разобрались в интонации его команды и стояли неподвижно, пока американец их обезоруживал. Все они уже изрядно окоченели, от их боевого духа не осталось и следа.
Как только русские автоматы поменяли владельцев и стало окончательно ясно, кто теперь владеет положением, Филипс обратился к своим:
— Я связался с Центром, наша миссия... — Он замолчал и прищурился, затем спросил: — Где носят черти Шефера?
— Кому до этого дело! — ответил вопросом на вопрос Уайлкокс. — Давайте поиграем в пятнашки с этими уродами-пришельцами и уберемся из здешнего ада, пока окончательно не отморозили задницы!
— Он откололся с русской сучкой лейтенантом, когда мы оказались по уши в дерьме, оставшемся от нашей хваленой высокой технологии, — сказал Линч.
— Будь он проклят, — проворчал Филипс. Он несколько секунд пожевал губу, потом объявил: — Слушайте, получен новый приказ. Шило вылезло из мешка — кто-то дал русским знать, что мы здесь. Переходим в режим тихого исчезновения. Какая-то важная русская персона тащится сюда, чтобы взглянуть на нас, а Центру этого не хочется. Приказано свернуть миссию и сматываться домой, не привлекая внимания русских и не высвечиваясь за пределами их территории. Насколько я знаю Шефера, он отправился дать под зад пришельцам и не откажется от своей затеи, чтобы мы ему ни сказали. Надо остановить этого полицейского, пока он не развязал третью мировую войну.
— Кто станет затевать войну из-за того, что какой-то коп прикончит этих ребят из космоса? — возмутился Лассен.
— Никто, — согласился Филипс, — но если бесхозный звездолет останется здесь, на русской земле, разверзнется кромешный ад схватки за обладание этим кораблем. А теперь вперед, все до единого! Мы оставим русских ребят связанными, чтобы не помешали нам, а сами поглядим, как помешать Шеферу еще больше повредить их корабль.
* * *Раше во все глаза пытался хотя бы что-то разглядеть в этой сибирской пустыне из окна кабины пахавшего снег и темноту снегохода.
Было холодно, словно в аду; даже при работавшем на полную мощность обогревателе, который наполнял кабину запахом выхлопных газов, стекло было таким холодным, что обжигало пальцы. Раше не был ни тепличным растением, ни калифорнийским пляжным мальчиком: ему пришлось пережить несколько зим, когда температура падала значительно ниже нуля, а ветер метался в бетонных ущельях Нью-Йорка, словно спущенный с цепи самой смертью. Но это не шло ни в какое сравнение со здешним морозом.
Еще хуже мороза угнетало ощущение абсолютной пустоты. Вряд ли поверхность Луны выглядит более мертвой, чем этот ландшафт за окном. Раше — городской парень, он родился и вырос в Нью-Йорке. До переезда в Блюкрик он даже представить себе не мог, как можно жить в городишке, где нет и десятка улиц хотя бы в одном направлении. Раше понимал, что ему далеко до любителя диких мест, но это... просто край Земли, конец жизни. Ни дать ни взять «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Трудно представить, что здесь может кто-нибудь выжить.
