Андрей Быстров - Владелец кинотеатра
Сделав осторожный шаг назад к тропе, он наступил на круглый камень, скрытый прошлогодней листвой. Под ногой камень вдруг подался. Теряя равновесие, Кордин взмахнул руками. Тяжелое ружье потянуло его вправо. Он упал и покатился вниз по склону, в лощину по жухлой траве.
Спальня Елены больше напоминала сейчас больничную палату; да она и была превращена в больничную палату. Здесь было много белого цвета — все, что можно, было занавешено белым. Елена лежала в постели под белой простыней, на низкой скамеечке у изголовья сидел доктор Генрих Франк. За ширмой (конечно, тоже девственно белой) хлопотали сестры милосердия, сестра Мария и сестра Екатерина из госпиталя святой Анны. Сестрам не было известно, чьего ребенка ожидает Елена, но доктор Франк — он знал все. Он был бледен, сосредоточен, внешне спокоен. Хирургические инструменты поблескивали на подносе поодаль. Доктор Франк был готов к любому повороту событий, к любым осложнениям.
Начала схваток ждали с минуты на минуту. Доктор Франк не разговаривал с Еленой. Все слова были уже сказаны, и добавить доктор Франк ничего не мог.
Елена дышала ровно, она выглядела такой же спокойной, как и доктор. Глаза ее были полузакрыты. Она ни о чем не думала. Ее сознание лишь частично пребывало здесь, в этой комнате. Другой частью было ощущение потусторонней СОЕДИНЕННОСТИ с чем-то, происходящим далеко отсюда. Там был страх, пустота, светло-серая мгла… ТУМАН.
Падение с откоса не причинило Кордину никакого физического вреда, если не считать легких ушибов. Он сидел на траве, на берегу ручья… То есть он знал, что лощину пересекает ручей, и следовательно, должен был сидеть на берегу ручья. Но ручья не было. Кордин не видел его, не слышал журчания бегущей воды. Туман, казалось, сгустился еще сильнее, как ни трудно было такое представить. Кордин не видел ничего дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.
— Эй! — крикнул он.
Его крик утонул в белесой мгле; с таким же успехом можно было пытаться кричать через толстый слой ваты. Паника охватывала Кордина. Выстрелить, подать сигнал? Он поднял ружье, его палец напрягся на спусковом крючке… Но он не выстрелил. Почему-то ему не захотелось впустую тратить заряд. С патронами в обоих стволах он чувствовал себя более защищенным… Но от чего?
Опираясь на ружье, он поднялся на ноги. Нужно выбираться отсюда… Откос не виден, но он вон там, слева… Кордин сделал шаг, другой. Третий, четвертый, пятый… Нет, не туда. Он шагнул в обратную сторону, инстинктивно повернулся, сделал еще несколько шагов… И понял, что окончательно заблудился в тумане.
Он снова сел на траву. Надо постараться успокоиться… Ничего страшного, это всего-навсего туман. Он скоро рассеется. Не двигаться с места — это самое лучшее. Здесь рядом люди, собаки. Да и Ланге уже выехал следом, разве нет?
Какой-то звук в тумане.
Кордин похолодел; он весь обратился в слух. Там, впереди… Нет. Ничего, все тихо. Нервы подводят…
Снова этот звук.
И снова.
БЛИЖЕ.
В ужасе Кордин вскочил, сжимая ружье. Эти звуки… Они походили на тяжкие шаги какого-то огромного существа! Настолько огромного, что оно делало один шаг, пока человек успел бы сделать четыре…
Оно приближается.
Повернувшись, Кордин опрометью кинулся бежать, дальше и дальше от этого страшного места. Он бежал до тех пор, пока не зацепился носком сапога за торчащий корень и не рухнул с размаха на землю, потеряв сознание от удара головой.
Александр Ланге пришпоривал на охотничьей тропе свою лошадь. Он догонит их, и… Дальнейшее рисовалось ему вполне ясно. Он знал, что должен остаться с Кординым наедине, во время охоты это будет нетрудно сделать. Потом… Потом под каким-либо предлогом убедить Кордина вернуться в поместье вдвоем. Подходящий предлог, конечно, был им придуман заранее, но по ходу ситуации может возникнуть и лучший. Далее…
А вот далее уже все и совершенно ясно. Помешать не сможет никто. Большинство людей Ланге на охоте, оставшимся в поместье слугам даны продуманные поручения.
Стену тумана, преграждающую путь, Ланге заметил издали, но не остановился и даже не сменил аллюр. Он принял эту мглистую завесу за обычный туман, какой часто бывает в низинах… Его лошадь во весь опор влетела во мглу; только тогда Ланге понял, что ошибся.
Он соскочил с лошади. Дорогу он мог различать всего в двух-трех шагах, а то и меньше, но этого хватало ему. Он был в своих владениях, в своих угодьях; здесь он знал все и хоть с закрытыми глазами не заблудился бы. Ведя лошадь под уздцы, он зашагал вперед.
Почти в упор он наткнулся на лошадь без всадника — лошадь Кордина, которую они выбрали в конюшнях вместе.
— Владимир! — закричал Ланге, приложив ладони рупором ко рту. — Владимир, где ты? Откликнись!
Туман будто всасывал и обращал в ничто любой звук, но все же Ланге показалось, что до него донесся едва слышный ответ.
— Александр!
Оставив на месте обеих лошадей, Ланге двинулся в направлении этого призыва, настоящего или воображаемого.
Кордин не знал, сколько времени он пролежал в беспамятстве. Когда он приподнял голову и открыл глаза, туман по-прежнему клубился вокруг, он стал даже гуще.
С болезненным усилием Кордин перекатился на спину и сел. К счастью, ружье не потеряно — вот оно, под рукой… Но поможет ли ружье, если то, огромное, бродит где-то поблизости?!
Пронзительно звенело в ушах. Сквозь этот беспрерывный звон, Кордин сделал попытку прислушаться. Как будто ничего; никаких тяжелых шагов во мгле. Полно, да и были ли они?
Он продолжал напряженно слушать. И откуда-то издалека, словно из иного мира, он услышал свое имя… Это могло оказаться иллюзией, но Кордин готов был поклясться, что слышал голос Александра Ланге. Александр здесь, он зовет его!
— Александр! — изо всех сил выкрикнул Кордин, и волны нестерпимой головной боли и тошноты захлестнули его.
Впереди разгорался свет, он становился все ярче и ярче. Что это — ищут его, Кордина? Может быть, Ланге? Но этот свет… Это не факел, что-то другое … Ярче любого электрического света.
Страх вновь завладел Кординым, застилая едва теплившуюся надежду. Пятно света разрасталось. Оно обратилось в бесконечный световой тоннель, прямой как стрела, уходящий в никуда сквозь потемневшую мглу, ослепительный, пылающий белым неземным золотом. И оттуда, из тоннеля, навстречу Кордину шел человек.
— Александр? — беспомощно прошептал Кордин, понимая, что это не может быть Ланге, не может быть никто из живых.
Человек приблизился, остановился…
Это был отец Павел.
— Нет! — вырвалось у Кордина. — Нет! Тебя нет, ты умер… Тебя нет!
Шатаясь, он поднялся, вскинул ружье и выстрелил, потом еще раз. Призрак смотрел на него неотрывно, с печальной улыбкой, так напомнившей Кордину улыбку кого-то другого, кого он знал.
— Иди за мной, — тихо сказал отец Павел. — Ты не нужен там. Здесь, глубоко внизу, о тебе позаботятся. Здесь… Глубоко, глубоко внизу.
Размахнувшись, Кордин швырнул разряженное ружье в световой тоннель, туда, где стоял призрак.
Свет вспыхнул еще ярче… И сразу же погас.
Кордин остался один во мгле.
ГРОХХХ ГРОХХХ
Два тяжелых шага.
Совсем близко; прямо за спиной.
— Не оборачивайся, — сказало что-то глубоко внутри Кордина, — не смотри на это.
Но он обернулся.
Туман пропал в одно мгновение, разлетевшись в стороны, словно в театре теней стремительно открылся занавес.
И тогда Кордин увидел, что нависает над ним.
Елена ожидала, что ей будет больно, но никакое предчувствие не предупредило ее, КАК больно ей будет на самом деле. Ей казалось, что все земное страдание сошлось в ней, как сходятся лучи света в точке фокуса линзы, что все дьяволы ада рвут ее тело на части. Она не кричала; кровь стекала с ее прокушенной нижней губы тонкой алой струйкой. Она надеялась потерять сознание от боли, но и это было ей не дано. Широко открытыми глазами она смотрела на доктора Франка. Что же он делает с ней своими инквизиторскими инструментами?!
Но доктор Франк и не прикоснулся к инструментам. Боль Елены была только ее собственной болью. Эта боль не принадлежала даже ТОМУ… Готовящемуся появиться на свет.
Детского плача никто не услышал.
Сестра Мария вскрикнула от ужаса; сестра Екатерина едва не лишилась чувств.
То, что держал в руках доктор Франк…
ОНО не было человеком — не могло бы стать человеческим существом, если бы и было живым.
Огромная голова срослась с грудью, блеклые, подернутые дымкой смерти выпученные глаза напоминали глаза хищной рыбы. Сходство с глубоководным хищником усиливало и то, что в полуоткрытом рту мертворожденного монстра виднелись длинные, крючкообразные острые зубы, перепачканные кровью. На месте носа зияли две дыры, как бугристые язвы цвета гниющего мяса. Их едва прикрывал свисающий лепесток багровой плоти.
