Mихаил Ахманов - Тень ветра
– Ан-хель… Сан-чес… ста… староста… был… Не… не вижу… тебя…
Ты – сол-дат?… Из Бо… Боливии?…
В Боливии, на одном из прибрежных плоскогорий, находилась местная база Корпуса. Оттуда и взлетит “Синий призрак” с десантниками. Через час сорок две минуты.
– Зачем они это сделали, дон Анхель? – спросил Саймон. – Зачем пытали, зачем перебили всех? Ведь вы же не сопротивлялись.
– Не… со… со-про-тив-лялись… Кля-нусь… Пре-святой Девой…
Отдали… все… Но их генерал ска… сказал: “Пеоны – хитры… Дали ма… мало… больше спря… спря-тали… Зерно… мескаль… де… де-ву-шек… Надо пытать… пы-тать…” – Человек дернулся, и под шипами, раздиравшими грудь, живот и ноги, показалась кровь. – Го… гово-рят, – пробормотал он, – генерал Сан… Сантанья и наш дон Кера… не… не в ладах… пре… прежние обиды…
Дон Алессандро Кера был правителем Панамы. Пару лет назад, когда Сантанью свергли, он отказал генералу в убежище.
– Прежние обиды, медленно повторил Саймон. – Они, значит, не в ладах, и генерал мстит. Режет пеонов. Так, дон Анхель?
– Нас… всегда… резали… – прошептал староста. – Здесь… на Земле… все едино…
Он смолк. Саймон, повернув голову, следил за тремя мужчинами в пятнистых комбинезонах, которые быстро спускались к берегу. До реки им оставалось двигаться минут шесть-семь.
– Хочешь воды? – спросил он Анхеля.
– Хо… хочу уме-реть… – раздалось в ответ.
– Не надо. Я – парламентер. Я не могу снять тебя сейчас, но скоро Сантанья уйдет, и придут наши. Солдаты из Боливии. Ты будешь жить, дон Анхель. Потерпи!
– Не… не буду… жить… Не… надо… Все… умерли… Все… в ру-ках… Пре-святрй Девы… от… отмучились… Хо… хочу к ним… ско-рее… К Па-кито… кЛоле… к Ри… Рикардо… кма… малышке Би… По… помоги, сол-дат…
Он еще шептал что-то, перечислял какие-то имена, с натугой шевеля распухшими губами. Троица, встречавшая парламентера, уже разбрызгивала воду посреди реки. Речка в самом деле была мелкой, по колено.
Саймон поднял оружие и выстрелил дону Анхелю в висок. “Сельва” била крохотными пульками с огромной начальной скоростью, и входное отверстие получилось таким, будто Анхеля ткнули в лоб шилом. Но маленький снаряд, пронизав его череп, пробил столб и улетел за реку.
– Это ты зря, Чико! – рявкнул один из троицы, выбираясь на берег. – Зря!
Не ты вешал эту упрямую скотину, не тебе и кончать его! Самоуправство получается, а? Что же ты, Чико?
Холодные темные зрачки уставились на Саймона. Человек был высоким и крепким, с толстой шеей и дочерна загорелым лицом. Над узкими губами топорщились усы, на щеке алел рубец, и мочка левого уха была срезана. Судя по боевым отметинам и по тому, как уверенно-небрежно усатый касался приклада винтовки, он повидал всякие виды. Лет ему было порядком за тридцать.
Саймон опустил глаза и пробормотал:
– Я не мог глядеть… не мог… Он так мучился…
– И должен был мучиться! Если б ты не влез, свиное отродье! – Усатый зло ощерился и повел в сторону Саймона винтовкой. – Ну-ка, Пас, Кинта! Заберите у него пукалку! И обыщите!
Саймон покорно сдал автомат и вывернул карманы. Рядом со стволами патрульных его “сельва” действительно гляделась пукалкой. У них были винтовки “три богатыря”, мощное многопрофильное оружие русского производства. Как оно сюда попало? Оружейный завод в Туле поставлял эти винтовки лишь российскому спецназу и отрядам быстрого реагирования ООН.
– Нехорошо начинается наша беседа, Чико, – произнес усатый, когда обыск был закончен. Он с сожалением оглядел мертвого Анхеля и повторил:
– Нехорошо!
Саймон буркнул, сгорбив плечи и не отрывая глаз от земли:
– Я не Чико, сэр, я – парламентер. Сержант Донован, третий полк, группа спецпоручений. И говорить мне ведено не с вами.
– Сер-жа-ант… спец по спецпоручениям… – с издевкой протянул усатый. – А я – капитан Мела, подразделение охраны президента. Слышал про меня?
Саймон помотал головой, хотя об этом душегубе ему сообщили кое-какие сведения. Доверенный человек Сантаньи, глава телохранителей и мастер резать языки да глотки. Судя по данным ЦРУ, он отличался хитростью, патологической жестокостью и тягой к юным девушкам – желательно младше пятнадцати лет. Он был не гондурасцем – то ли с Кубы, то ли из Сальвадора.
– Парламентер… сер-жа-ант… – снова протянул Мела и вдруг рявкнул:
– Дерьмо! Сопляк! Почему не прислали офицера? Где полковник твоего сраного полка? А, Чико? Президент договоров с сержантами не подписывает. Не тот, видишь ли, калибр у сержантов!
Ричард Саймон еще больше ссутулил спину, разглядывая носки своих башмаков. Несмотря на высокий рост и крепкое телосложение, выглядел он сейчас растерянным и жалким.
– Я не должен подписывать договора, сэр. Мне вменили в обязанность убедиться в существовании заложников и передать генералу Сантанье следующее: если ваш отряд покинет деревню, не причиняя вреда жителям – тем, кто еще не умер, – вы получите выкуп. Это все!
Пас и Кинта, спутники Мелы, переглянулись. Один выразительно хмыкнул, другой пробормотал:
Выкуп! Было б кого выкупать!
Капитан бросил на него свирепый взгляд, потом придвинулся поближе к Саймону.
– Выкуп, говоришь? В какой валюте?
– В твердой, сэр. В фунтах, рублях, долларах, юанях или кредитках ООН. Как пожелает генерал.
– А сумма? – Усы Мелы хищно встопорщились. Саймон изобразил смущение.
– Прошу простить, сэр… Мне приказано назвать сумму только генералу. При личном контакте.
Винтовка в руках Мелы дернулась, ствол уперся Саймону под челюсть. Похоже, капитан считал, что полностью владеет ситуацией. Что может вышибить мозги парламентеру или подвесить его на столб и поупражняться в искусстве татуировки… Это было ошибкой, большой ошибкой! Нажать на спуск ему бы не удалось. Как и двум его подчиненным.
Но демонстрировать свои способности было рано, и Ричард Саймон – смятый лист, пожухлая трава – прошептал:
– Прошу вас, сэр… не надо… генерал сообщит вам… ведь вы – его доверенное лицо… а я – человек подчиненный… Чико…
– Ладно, договорились! – Мела опустил винтовку и поскреб изуродованное ухо. -Скажешь все президенту, поглядишь на заложников, а потом я с парнями провожу тебя обратно. Может, отпущу, может, нет… Тебе еще не приходилось висеть на столбе вниз головой? Знаешь, Чико, через пару часов люди становятся такими разговорчивыми…
Кровь отлила от щек Саймона; казалось, еще секунда, и он грохнется оземь. С востока потянуло ветерком, и в воздухе поплыл удушливый запах пожарища, смешанный с жуткими ароматами крови и смерти.
– Ка… капитан… сэр… Нельзя ли уйти отсюда? Побыстрее? Мне надо к генералу… Я парламентер…
– Ты – Чико! И дерьма у тебя полные штаны!
Мела развернулся и зашагал к реке.
Саймон последовал за ним, размышляя о риторическом вопросе капитана.
Приходилось ли ему висеть вниз головой? Да он отвисел подольше, чем все жертвы ублюдка Мелы! В тени и на солнце, с рассвета до полудня, день за днем, два года подряд! И ничего, жив… Даже не сделался слишком разговорчивым… А вот если подвесить этого Мелу – чтоб он лишился всех пальцев! – он заговорит. Соловьем запоет! Канарейкой!
Зажмурившись на мгновение, Саймон представил эту восхитительную картину и судорожно сглотнул.
Два конвоира топали сзади, тыкая его под лопатки винтовочными стволами. С каждым тычком он словно бы нырял вперед, а один раз, когда ударили посильней, умудрился грохнуться на колени, прямо в воду. При этом он успел посмотреть на часы, отметив, что “Синий призрак” ожидается через час семнадцать минут.
Когда они добрались до церкви и утесов Сьерра Дьяблос, оставался ровно час. Оглядев церквушку, Саймон решил, что она вполне подходит для обороны – особенно колокольня, где темнели спаренные пулеметные стволы и виднелись головы двух стрелков. Мела, не обращая на него внимания, что-то буркнул часовым, и один бросился к дому священника, украшенному гондурасским флагом (видимо, там была резиденция экс-правителя), а другой отомкнул засовы на церковных вратах. Потом Саймону разрешили заглянуть внутрь – но издали, не переступая порога.
В церкви царил полумрак, скамьи были переломаны и валялись тут и там неаккуратными грудами, в одной из коих торчали жалкие остатки алтаря. Справа, в приделе, был дверной проем, а за ним – лестница, ведущая наверх, на колокольню. Стены в наивных росписях, изображавших Деву Марию, поклонение волхвов, хождение по водам и крестный путь, пестрели выбоинами от пуль. Били по фрескам, целили в самые непотребные места, и это доказывало, что людям Сантаньи чужды религиозные предрассудки. Как и остальным латмериканцам, кроме невежественных крестьян. Этот мир, в отличие от Южмерики, давно уже не был оплотом святой католической римской церкви.
В одном из дальних углов, под фреской Девы Марии с дырой между ног, скорчились трое: старец в изорванном рубище, пожилая женщина с надвинутым на лоб платком и девочка лет семи. К Саймону они не повернулись; сидели, глядя в пол, неподвижные, как восковые фигуры. Женщина прижимала девочку к себе, а над ними скорбным жестом простирала руки Пресвятая Богоматерь – бессильная, не могущая спасти и защитить ни саму себя, ни тех, кто вверился ее Цэфемерному покровительству.
