Роман Куликов - Штык
Заметив, как «ефрейтор» пытается одной ногой почесать другую, Штык вспомнил про темные полосы на ногах Буля. В неровном свечном освещении полосы казались живыми змеями, стягивающими щиколотки и колени «ефрейтора» тугими кольцами. Штык провел по темному участку пальцем — кожа как кожа, никаких изменений. Сделать он все равно ничего не мог и поэтому просто опустил штанину обратно.
Огарок свечи был толстым, фитиль горел хорошо, но все равно темнота, овладев улицей, пробралась в комнату и окружила людей плотной, непроницаемой для взгляда стеной. После того, как отгорел свое гигантский костер, с улицы не доносилось больше ни звука. И эта тишина была словно заодно с темнотой — давила и пугала больше, чем самое яростное рычание мутировавшей собаки. Одинокий огонек свечи отважно боролся с мраком, и хоть силы были неравны, бился, отстаивая крохотный кусочек освещенного пространства, до последнего.
Буль спал, но во сне его, видимо, мучили кошмары. Он прерывисто дышал, слегка постанывал и периодически дергался всем телом, как от болезненного удара. Штык сидел рядом и старался не думать о бегущем человеке, так похожем на Хомяка. Сам Хомяк сидел напротив и, казалось, старался не думать про «свой» подвал.
Где-то в ночи страшно и дико завыла собака. Штыку представилось, что это воет та самая тварь, которая сегодня Дважды могла напасть на него, но не напала, а стояла и смотрела. Совершенно не по-собачьи. И от этой мысли ему стало не по себе.
— А! — вскрикнул во сне Буль и открыл глаза.
— Ну как ты? — спросил Штык, кладя руку на лоб «ефрейтору». Лоб был влажный и горячий.
— Я-то что, — прерывисто забормотал Буль. — Если бы дело только во мне. Но нет. Все не так. Нам всем теперь каюк.
— Буль, я тебе сейчас аспирину дам — полегче будет.
— Мой генерал, неужели вы не понимаете? — Буль начал говорить шепотом, но постепенно голос его становился громче, и стало понятно, что «ефрейтор» находится в сильнейшем возбуждении. — Хомяк был там! Он знает! Там, внизу, под нами… Оно!
Черные тени в углах комнаты, куда не мог пробиться свет одинокой свечи, медленно шевелились, обрастая щупальцами и шерстью. Теперь Штык отчетливо понимал, что снова обрел способность бояться, как раньше. Только никакой радости от столь несвоевременного «излечения» почему-то не было.
— Ляг, я уже достаю аспирин…
— Не чувствуете? — спросил, вытаращив глаза, Буль, опускаясь на лежанку. — Оно уже здесь! Я его чувствую…
Спина Штыка покрылась липким потом. С другой стороны на него смотрел белый от ужаса Хомяк.
— Ефрейтор Буль. Прекратить истерику. Все хорошо.
Но Буль не унимался:
— Смотрите, смотрите! — Он судорожно схватил командира за рукав и уставился на свечу, показывая на нее толстым пальцем: — Это знак! Видите? Вы видите?
— Что? — Штык пытался говорить успокаивающе, но поневоле начинал приглядываться к стулу, на котором стояла свеча.
— Ну вот, я же говорил, — сказал Буль. Его голос внезапно стал абсолютно безразличным. «Ефрейтор» откинулся на лежанку. — Вот и знак. Смерть. Стоит, смотрит… Видите?
Буль бредил, это было очевидно, но смотрел он при этом столь ясным и печальным взглядом, что поневоле хотелось провести рукой по стулу — убедиться, что там в действительности никого нет.
Буль спал. Лицо его оставалось бледным, спокойным и умиротворенным, как у покойника. Штык посмотрел на Хомяка. Тот был предельно серьезен и строго смотрел на своего командира. И вдруг наклонился вперед и зашептал скороговоркой, словно боялся не успеть закончить свою мысль, прежде чем случится непоправимое:
— Генерал Штык, верьте Булю! Зло здесь повсюду, я чувствую его дыхание. Вы же понимаете, что я правду говорю. Я никуда не уходил. Кто-то пытался вас в поселке заманить в ловушку. Надо бежать, прямо сейчас! В лес, подальше отсюда! Давайте разбудим Буля, пока не поздно, пока не отрезали нам дорогу к отступлению…
— Закрой рот, скотина плешивая, — обозлился Штык. — И если я еще раз что-нибудь подобное сегодня ночью услышу — пеняй, гад, на себя. Достали вы уже меня. Извлекли по полной. Два сумасшедших клоуна.
Отгоняя дурацкие страхи и досадуя на себя, что сорвался на Хомяке, Штык поднялся и шагнул к окну.
— Вы куда? — испуганно вскинулся Хомяк.
— Сейчас в окно выпрыгну и сбегу от вас, — с мрачным сарказмом сказал Штык и демонстративно повернулся к «солдату» спиной. — Лучше уж там, с мертвецами и мутантами, чем здесь с вами.
За окном царила непроглядная ночь, и только на месте недавнего пожара тускло светились красным остывающие угли. Штык перевел взгляд дальше и замер, чувствуя, как холодеет спина.
По темным улицам мертвого поселка плыл зеленый огонек. Больше всего он походил на факел неестественно зеленого цвета. Двигался огонек откуда-то из глубины поселка прямо в сторону Штыка. Впервые за три дня Штык пожалел, что не обзавелся в лагере биноклем.
— Что за чертовщина? — риторически вопросил он, разглядывая странный источник света. — Хомяк, туши свечу. Быстро!
После короткой паузы Хомяк дунул на свечу и уже через секунду стоял за спиной Штыка. Темнота поглотила все вокруг и только зеленый огонек вдалеке продолжал неспешно приближаться практически по прямой.
— Как думаешь: что за хрень? — приглушенным голосом спросил Штык, кивая в сторону огонька и запоздало понимая, что Хомяк этого жеста все равно не увидит.
— Не знаю, мой генерал, — чуть слышно проскулил Хомяк. — Но мне очень… очень страшно. Зря вы про мертвецов помянули. Ох, зря.
— Отставить критиковать командира, — успокаивающе сказал Штык. — Подумаешь: очередное природное явление.
— Зачем же вы приказали свечу потушить? — В голосе Хомяка Штык не без удивления расслышал «ядовитые» интонации.
— Потому что экономить надо электричество, — сказал он нарочито угрожающим тоном.
— Что делать-то будем, мой генерал? — чуть погодя тихо спросил Хомяк. — Видите: оно все ближе и ближе.
— Вижу. Ничего не будем, пока опасность не станет очевидной.
И в этот момент огонек исчез. Только что он медленно плыл, умудряясь быть ярким и при этом ничего не освещать, и вот уже чернота ночи проглотила поселок целиком и полностью.
— Ничего не понимаю, — уже шепотом сказал Штык. — Исчезло. Подождем немного да включим свет.
В томительном молчании прошло несколько минут, как вдруг сверху раздался тихий, но предельно четкий звук — словно кто-то катнул металлический шарик. Штык вздрогнул и инстинктивно поднял голову. Звук удалялся, создавая убедительное впечатление, что «шарик» достаточно быстро катится по длинному чердаку в дальний его конец. От страха заныло в груди, а вдоль позвоночника разливалось ощущение холодного покалывания. Штык подтянул к себе автомат и в тот же момент ощутил под ногами что-то мягкое и теплое, судорожно прижавшееся к его голеням и коленям.
— Хомяк, ты что ли? — шепотом спросил Штык, ощупывая тело на полу и продолжая прислушиваться к звукам сверху.
— Да-дд-д-а… — скорее проклацал зубами, чем сказал голосом Хомяк, содрогаясь от ужаса.
— Похоже, наверху кто-то есть, — шепотом сказал Штык. — Надо занимать оборону. Постеречь заваленный проход сможешь, если что?
— Я только с вами… А не то… сейчас… умру, — свистящим шепотом отозвался Хомяк и вцепился Штыку в ногу уже и руками.
— Отпусти, — злобно сказал Штык, отчетливо представляя, что прямо в этот момент по лестнице к ним может тихо подниматься что-то вроде того чудовища, что привиделось ему прошлой ночью. — Отпусти, гад! Надо двери сторожить, а не трястись.
«Шарик» тем временем докатился до лестницы и с характерным звуком упал со ступеньки на ступеньку. Кто-то или что-то начало спускаться с чердака вниз. Чувствуя, как внутри зарождается крупная дрожь, Штык стряхнул Хомяка с ноги и крадущимся шагом вышел в коридор. Он не очень хорошо помнил, как снимал оружие с предохранителя и отправлял первый патрон из магазина в патронник: все внимание было сосредоточено на окружающих звуках.
Оказавшись возле баррикады, он направил автомат в сторону заваленного дверного проема, ведущего на лестницу, и замер. С лестницы больше не доносилось ни звука. Зато теперь ему показалось, что на другой стороне коридора едва слышно что-то царапнуло по камню. Напряжение внутри было таким, что казалось, любой резкий звук сейчас просто разорвет его на куски. Медленно повернувшись вокруг своей оси. Штык двинулся в обратную сторону, туда, где выход на другую лестницу перекрывала дверь с замком. В конце концов, раз на «бойцов» надежды нет, он сам может стрелять вдоль коридора в любую сторону.
Остановившись перед запертой дверью, он прислушался. Тишина. Из-за двери не доносилось ни звука, но уверенность, что там кто-то есть, крепла в нем с каждой секундой. Напряжение постепенно стало превращаться в хорошо знакомое ощущение какого-то особого внутреннего окаменения. Слух обострился, глаза стали лучше видеть в темноте, нос уловил неприятный запах, прямо-таки сочащийся из-за двери. Теперь он хорошо видел замок и ручку, которые Словно бы даже тускло блестели в кромешной тьме.
