Дмитрий Казаков - Идеальное отражение
Ушлые егеря как-то ради шутки постреляли по нему из «карташа», но быстро разочаровались — пули с бульканьем уходили в стены, не оставляя ни малейшего следа, и даже вылетали с другой стороны.
Помимо разнообразных руин эти места могли похвастаться полным набором аномалий-ловушек, а также рассыпанными повсюду кратерами, трещинами и даже небольшими вулканами, что возникли в пятьдесят первом и к настоящему времени практически все погасли.
Энергополя позволяли существовать большому количеству биомехов, на самом проспекте порой было не протолкнуться от чугунков, и поэтому для передвижения он подходил слабо. Приходилось двигаться по обочинам, лавируя между препятствиями и поглядывая по сторонам: неприятности могли явиться и с неба, и вылезти из какого-нибудь провала.
Мы выбрали маршрут по Красноармейской улице — потише, ловушек поменьше, идти легче.
— Чисто, — сказал я, без входа в форс-режим оценив перспективы.
— А мне не нравится, — неожиданно заявил Колючий. — Что-то тут нехорошо, неправильно…
— Вот когда поймёшь, что именно — скажешь, — осадил я мальчишку. — Пойдём.
На Ленинградке, это я слышал даже отсюда, бесновались рапторы — ревели моторы, взвизгивали тормоза, доносились глухие звуки ударов. На Планетной улице, судя по показаниям имплантов, орудовала большая группа сталкеров — методично прочёсывали развалины.
Показываться им на глаза, а тем более мешать, я не хотел.
Мы перепрыгнули трещину, лениво источавшую серый дым, перебрались через завал из кирпичей. Из развалин справа со свиристением выкатилось нечто механически уродливое, но хватило одной очереди, чтобы биомех убрался восвояси. Нас, правда, наверняка услышали сталкеры на Планетной, но беспокойства не проявили.
Стреляют в московской локации чаще, чем сморкаются.
За очередным завалом дорогу нам преградили заросли автонов, чьи ветви были усеяны созревшими н-капсулами.
— Эх, где мой чёрный пистолет? — вздохнул я, чувствуя, как чешутся руки.
Застрять бы тут на часочек, собрать «урожай», как в старые добрые времена.
— Какой пистолет? — не понял Колючий.
— Это из песни, — объяснил я. — Ты вот наверняка, кроме псалмов и всяких мозгосверлильных мелодий, какими обычно молодежь увлекается, ничего в жизни не слышал?
Мальчишка запыхтел, собираясь обидеться, а я поймал себя на мысли, что несмотря на двадцать пять, считаю себя стариком. Хотя пережил я столько, что хватит на полвека — и в Пятизонье, и в детском доме, и в те годы, когда я не только учился на историка-пропагандиста, а ещё…
Хотя стоп, об этом лучше даже не вспоминать.
Но оскорбиться как следует Колючий не успел, поскольку груда развалин справа от нас зашевелилась. Покатились мелкие камушки, затем крупные, блеснул металл, распрямились длинные манипуляторы.
— Дикий Сварщик! — воскликнул я, а сам со стыдом подумал: «Проморгал!»
Почему мои импланты не обнаружили такую здоровенную тварь, пусть даже закопавшуюся в развалины, — непонятно. И также совершенно неясно, как почуял её под руинами наш беглый праведник, не проводник, бионик. Ведь он предупредил, что на этой улице не всё чисто, что сюда лучше не соваться.
Чугунок, в далёком прошлом бывший шагающим авторемонтным комплексом, распрямился в полный рост. Качнулось похожее на козловой кран тело, свисающие с него многочисленные манипуляторы, снабжённые резаками, сверлами, сварочными агрегатами и прочей требухой.
— И чего ждём? — спросил я. — Пора удирать…
Дикий Сварщик — биомех большой и живучий, сражаться с ним — занятие долгое и нудное, но зато он шагает не очень шустро, и от него почти всегда можно убежать. А если ты не сможешь это сделать и попадёшь в железные лапки этого «красавца», то он отремонтирует тебя так, как захочет.
Путь прямо по улице преграждали автоны, справа надвигался чугунок, оставался проход слева, где находился чёрный, словно закопчённый, но при этом совершенно целый дом.
На первом этаже даже сохранились большие стеклянные окна, а над дверью вывеска: «Продукты».
— Удирать — это мы всегда готовы. — И Синдбад первым рванул в сторону магазина.
Я, как наименее пострадавший боец нашего маленького отряда, прикрывал отход.
Дикий Сварщик надвигался, кровожадно лязгали его сочленения, и жужжала лебедка, то поднимая, то опуская здоровенный крюк, на котором можно подвесить носорога.
Когда один из манипуляторов потянулся в мою сторону, я дал очередь из «Шторма». Чугунок отдёрнул измочаленную пулями «лапку», но потянул сразу две, причём одну — со сварочным аппаратом.
Э, нет, термическая обработка не входит в мои планы.
Я уклонился, выстрелил ещё раз, просто так, и нырнул в дверь, за которой скрылись мои спутники. Внутри магазина оказалось неожиданно светло, и я даже глянул на потолок — не горят ли развешенные по нему лампы.
Но нет, лампы не горели, но вообще всё тут выглядело так, словно заведение перестало работать только вчера: пустые, но целые прилавки, чистый, без пыли пол, блестящий турникет на входе в торговую зону и нераспотрошённые мародёрами кассовые аппараты.
— Что-то тут не так. — Стоявший у кофейного автомата Синдбад нервно оглянулся. — Слышишь чего-нибудь?
— Нет, — честно ответил я.
Импланты говорили мне, что в помещении нет ничего интересного — ни ловушек, ни людей, ни биомехов.
— Это-то и странно. Дикий Сварщик ведь никуда не делся, ты забыл?
Точно — заметивший нас чугунок не мог просто так прекратить преследование! Он должен был вломиться в магазин вслед за нами, ну или хотя бы попытаться это сделать. Разбить стекла в окнах, всунуть внутрь манипуляторы, чтобы поймать мерзких двуногих и устроить им насильственный апгрейд.
Я оглянулся — за дверью царила тьма, и в ней ничего не двигалось.
Свет внутри, мрак снаружи, необычайная чистота, отсутствие следов разгрома и запустения — всё это могло означать только одно, мы оказались в пределах редкой аномалии, именуемой обычно…
— «Тайм-код»! — в один голос воскликнули мы с Колючим.
— Он самый, — подтвердил Синдбад.
Ловушки, способные влиять на время, попадались нечасто, да и вреда на первый взгляд причиняли меньше, чем те же «Мухобойки» или «Шинковки». Но зато последствия их влияния были непредсказуемы — попавшего в неё сталкера могло закинуть и в прошлое, и в будущее, причём довольно далеко.
К примеру, Вихрь как-то раз пропадал месяц, а когда вернулся, выяснилось, что для него прошёл всего день.
— Вот проклятье, — сказал я. — А вдруг нас закинет на день в прошлое? И в Пятизонье окажется одновременно три Лиса? Я-до-тайм-кода, я-после-тайм-кода и дубль.
— Одного-то с избытком. — Синдбад усмехнулся. — Ладно, чего стоять, время-то идёт?
Получилось нечто вроде шутки, хотя сам бритоголовый вряд ли планировал такой эффект.
Мы прошли магазин насквозь, миновали склад и через служебный вход выбрались на улицу, идущую перпендикулярно Красноармейской. Тут оказалось так же темно, как и в тот момент, когда мы угодили в «Тайм-код», но это ничего не значило — могли пройти сутки, причём в любую сторону.
Колючий осторожно выглянул из-за угла, и сообщил:
— Никого.
Ясное дело — чугунок либо убрался, либо ещё не устроил засаду в развалинах. А окна, если он их расколотил, под влиянием темпоральной энергии склеились обратно. Вернулись к тому состоянию, в котором находились на момент возникновения аномалии.
— Вы как хотите, а я выйду в М-сеть, — сказал Синдбад. — На мгновение, чтобы уточнить время.
Я затаил дыхание — эх, если сейчас не девятое февраля, а скажем, первое марта…
— Переводите часы. Сейчас двадцать часов пятьдесят минут по Москве, — в голосе Синдбада прозвучало облегчение. — Эта штука продержала нас в плену всего час с небольшим.
Колючий перекрестился, а я с облегчением вздохнул.
Одно плохо — за этот час дубль мог ушлёпать куда угодно, даже в другую локацию.
— Не самый худший вариант, — сказал я. — Хотя рыжим море по колено, если вы не знали.
То, что насчёт моря по колено я слегка погорячился, выяснилось, когда мы добрались до улицы Черняховского. Неведомая сила содрала с неё весь асфальт и вырыла нечто вроде канала, наполнив его подозрительной маслянистой жидкостью. От резкого запаха, проникшего даже сквозь маску, у меня зачесалось в носу, а Колючий несколько раз чихнул.
— По колено? — Синдбад иронически покосился на меня.
— Нет, лучше в обход.
Слева канал доходил почти до самого метро «Аэропорт», и соваться туда, к проспекту, по которому носятся банды рапторов, не хотелось. Вправо наверняка тянулся до железной дороги, той самой, что идёт вдоль Тимирязевского парка, а это приличный крюк.
— Предлагаю посчитать эту штуку мостом, — заметил я, разглядывая два дома, что стояли на разных сторонах канала и накренились друг к другу так, что едва не соприкоснулись крышами.
