Михаил Ахманов - Врата Галактики
По лицу биоробота скользнул намек на улыбку.
– Пытаетесь меня разоблачить, Судья?
– Нет. Не в моих правилах копаться в чужих тайнах. Однако хотел бы спросить кое о чем.
– Я слушаю, Судья Вальдес.
Марк покосился на экраны. В центральном, на фоне расшитой звездами тьмы, висело солнце Файтарла-Ата, уже довольно большое и похожее на Гамму Молота, если наблюдать ее с Роона. В том, что Анат раскрыл слева от пульта, маячили три корабля в кильватерном строю: первой – серебристая рыбка-«Паллада», затем «Один», рыбина побольше, и, наконец, массивный корпус «Вереска», самого ближнего к бейри. В сравнении с планетой корабли, при всей их мощи, были такими крохотными, такими ничтожными! Однако один сожженный мир остался за ними, и та же участь ожидала другой, тот, что скоро вспыхнет под ударами аннигиляторов.
Он вздохнул и отвернулся от экрана.
– Хийар говорил мне, что разум серва имеет некое ограничение: время от времени слуга должен контактировать с живым Хозяином. Видеть его, говорить с ним, коснуться хотя бы его одежды… Если контакта не происходит, наступает депрессия. Это действительно так?
– В большинстве случаев, – подтвердил Первый. – Можно сказать, в подавляющем большинстве.
– Но не всегда?
– Не всегда.
– Почему? Из-за случайных вариаций разума?
– Конечно. Вы с этим уже столкнулись. Начиная с определенного порога, когда искусственный интеллект осознает собственное «я», отличия между индивидуумами неизбежны. Их спектр более узок, чем у существ, возникших в ходе естественной эволюции, но он имеет место. Использовать градации разума, принятые у вас, было бы не совсем правильно, но тем не менее…
– Ум и глупость, талант и ограниченность, – промолвил Марк. – Ты говоришь об этом?
– Да. Хотя более правильные термины в случае искусственного интеллекта – скорость и уровень переработки информации. – Удивительно, но на лице Первого вновь промелькнула улыбка. Потом он заявил: – У меня оба показателя очень высоки. Тем не менее мне приятно видеть Хийара и других лоона эо.
Из него выйдет хороший дипломат, подумалось Марку. Первый вполне владел искусством уклоняться от нежелательных вопросов.
Вздохнув, он поднялся, шагнул к выходу и молвил:
– Что-то я устал… Прогуляюсь по саду. Анат, сколько у меня есть времени?
– Фаза торможения начнется через сорок две минуты, Судья Вальдес, – послышалось в ответ.
У порога Марк обернулся. Первый смотрел на него со странным выражением, будто желая, но не решаясь что-то сказать. Так колеблется человек, который хочет сообщить некую новость, но не ведает, хорошая она или плохая, будет ли воспринята с радостью, с печалью или даже с гневом. Впрочем, эти ощущения были чисто субъективными; уловить эмоции Первого, если они существовали, Марк не сумел.
– Моя растерянность равна вашей обиде, – произнес Регистратор формулу извинения. – Простите, что я не ответил на ваши вопросы ясно и откровенно. Не время, Судья. Но вы должны знать: ответ непременно будет.
– Когда истает время и расточатся звезды, – с улыбкой сказал Марк. – Боюсь, я до этого не доживу.
Он вышел в коридор и постоял у каюты рини, пытаясь успокоиться. Ментальная атмосфера на корабле была не очень благополучной, словно его экипаж пережил сокрушительную бурю и теперь готовился к другому шторму, еще более ужасному. Возможно, Анат и то создание, желавшее казаться сервом, не обладали фантазией, а потому не страшились воображаемых картин, какие может явить Файтарла-Ата в скором будущем. Хийар, однако, был существом из плоти и крови, был живым, и фантомы грядущего его пугали. Марк это ясно ощущал.
– Мне хорошо, и тебе хорошо, мне плохо, и тебе плохо, – пробормотал он словно заклинание. – Ну, будем держаться друг за друга, братец. В конце концов, какая еще у нас опора?..
Шагая к тамбуру, к волшебной садовой калитке, Марк размышлял о сложностях жизни телепата. Конечно, прямой обмен переживаниями и мыслями вещь неплохая, однако есть свои нюансы. Не солжешь, а это уже минус, если вспомнить, что ложь бывает всякая, в том числе – во спасение. Ну, с этим еще можно примириться, а вот полная открытость чувств – проблема посерьезнее! Внутренний мир человека – табу для всех, и открыться можно лишь очень близкому, даже не детям, а матери или жене. Очевидно, это связано с тем, что люди наделены воображением, а их фантазии далеко не безобидны… Делиться ими не стоит, и нельзя по этим миражам судить о человеке, ибо они обман и морок… А если делиться не этим, то чем?.. Горем, тревогами, беспокойством?.. Но это значит, что свой груз ты перекладываешь на чужие плечи, и множество людей, у коих полно своих забот, получают в подарок твои неурядицы. Им – твои, а тебе взамен пришедшие от них, так что никакого выигрыша. Воистину, подумал Марк, делиться стоит только радостью и счастьем!
Может быть, лоона эо так и поступали? Может, в своих астроидах они поголовно счастливы? Может, это их естественное состояние?..
Но Хийар другой, напомнил он себе, Хийар способен горевать и печалиться. Первые его слова, первые эмоции отдавали горечью – рини страдал из-за гибели отца и сочувствовал Марку и Ксении, ибо они вместе с отцом потеряли мать… Выходит, не все так просто у лоона эо! С Хийаром – ясный и зримый пример, но, кроме того, в перманентное счастье Марку как-то не верилось. В таком состоянии могут находиться идиоты, но в человеческой популяции, в связи с успехами медицины, они перевелись.
Однако, добравшись до сада, он опять засомневался. Ни у кого из соплеменников Хийара не было отца-человека, да еще погибшего в бою! Не было брата и сестры среди людей, не было пусть не генетической, но духовной связи с человечеством и не было наследия, которым одарил его Сергей Вальдес. Одарил не кровью, но тем, что сильнее кровного родства, – миром своей души, сокровищами чувств. Стоило ли удивляться, что рини временами вел себя как человек? И, общаясь с ним, стоило ли судить о других лоона эо?..
Размышляя об этом, Марк обогнул пруд со скалой и неторопливо побрел по дорожкам сада. Они не были прямыми, а прихотливо извивались, словно хотели подвести его к разным редкостям и чудесам: к древней базальтовой плите с выбитым на ней непонятным рисунком, к растению, усеянному алыми, желтыми и синими цветами, к камню из сросшихся прозрачных кристаллов, рассыпавших алмазные искры, к заполненной водой впадине между кочками, на дне которой застыла рыба не рыба, спрут не спрут, но что-то, безусловно, живое, с десятком плавников-конечностей, покрытое зеленой чешуей. Вскоре Марк добрался до беседки с мозаичным полом, за которой лежала поросшая травами равнина с холмами и замками, но уже не реальная, а творение светоживописи или, возможно, голограмма какой-то местности на Куллате. Мозаика, украшавшая беседку, была шедевром из крохотных зернышек смальты, цветного камня и металлических нитей; ступить на нее казалось кощунством. Вероятно, изображался эпизод в неведомом мире, с которым велись торговые дела: три биоробота что-то предлагали зверообразным существам, покрытым густой буроватой шерстью, а на заднем плане торчал знакомый Марку аппарат, грузовой катер с межзвездного транспорта.
При виде этой картины ход его мыслей изменился – оставив тайны и загадки лоона эо, Марк решил, что стоит поразмышлять о сервах. Как Судью Справедливости, они его мало занимали, не причиняя сотой доли тех неприятностей, какими грозил конфликт с хапторами или кни’лина. Биороботы были сговорчивы, а споры, возникавшие между ними и таможенной службой Федерации, обычно касались предметов неясного назначения, ввоз которых считался опасным для здоровья людей – прежде всего здоровья психического. В список Запретных Товаров[55] уже попали гипноглифы и Ткани Забвения, музыкальные шарики коум, ковры-светильники, эрца и прочие снадобья, но насчет тинтахских вин, статуэток Собеседников и Зеркал Преображения вопрос оставался открытым. Сервы настойчиво их предлагали, обращаясь иногда с просьбами об экспертизе, которую и назначал Судья. Вернее, мог назначить, а мог отказать, но в последнем случае с ним в полемику не вступали, а покорялись его решению. Вот хапторы – те в семи случаях из десяти доводили конфликт до скандала.
Что до сервов, то они, безусловно, не являлись всего лишь роботами, и поводом к такому мнению была не только их близость к живым существам. В земном понимании робот, даже универсальный, замкнут в своей функциональной сфере; разумеется, он контактирует с людьми и другими искусственными интеллектами, но в отличие от человека у него нет тяги к общению. Социологи утверждали, что именно эта потребность плюс половой инстинкт и заботы о юном поколении объединяют индивидуумов, формируя из них крупную общность – племя, народ, планетарную расу. Сервы были бесполыми и, в силу биологических причин, не могли иметь потомства, но их склонность к контактам с себе подобными не подлежала сомнению. Наблюдая за ними много лет, ксеносоциологи заметили, что сервы образуют коллективы, к которым могут относиться экипаж любого транспортного судна, штат дипмиссии или торговой фактории и, наконец, технические команды на Тинтахе, Данвейте и в других мирах, которые обслуживали боевые корабли Защитников. В каждой такой группе существовала четкая иерархия, были старшие и младшие, те, кто руководил, и те, кто подчинялся, причем не лоона эо определяли эти роли, а, похоже, сами биороботы. Это позволяло утверждать, что сервы не просто разумные существа, но разумная раса, произведенная искусственным путем. А если так, то среди них, как у любого народа, были свои тупицы и середняки, свои таланты и гении. Собственно, об этом Первый и сказал, а еще добавил, что сам он относится к умникам.
