Денис Бурмистров - Черный выход
– Была пара небольших дел, – уклончиво ответил Игорь.
Говоря по чести, дел у него почти никаких не было. Хотел сходить к Фаготу, быть может, найти Рябу. Если повезет, встретить Машу. А еще нужно было решить, как поступить с «малахитом», припрятанным в укромном местечке. Неужели Старцев все же заберет артефакт в Новосибирск?
– А у тебя какие планы? – забросил удочку Игорь.
Семен пожал плечами, отхлебнул чаю с лимоном.
– У меня еще есть несколько дней, так что, считай, я в отпуске. Похожу, вспомню старые места. Может, знакомых повстречаю.
– Не торопишься ты домой, – отметил Фомин. – А перед своими отчитаться? Все же двое людей погибли.
– Выпроваживаешь? – перестал жевать Семен.
– Не придумывай. Просто любопытно.
– Кому надо, я уже позвонил, – ответил Старцев. – Остальное не мое дело. И не твое.
– Ну извини…
– Да ты не дуйся! Я как лучше хочу. Нечего тебе в эту историю влезать.
После завтрака, как и договаривались, позвонили Чеснокову. Гоша долго не отвечал, чем заставил друзей поволноваться, но потом его сонная рожа наконец появилась на экране. Парень убедил Игоря и Семена, что в порядке, хотя его нос распух и из ноздрей торчали ватные тампоны. Тем не менее он предложил встретиться через пару часов в «Саманте» и пообедать, благо время близилось к полудню. Никто возражать не стал, потому Гоша махнул на прощание рукой и отключился.
– Я посмотрю пока? – Семен отошел от компьютера и указал рукой на стопку фотоальбомов, лежащих на книжной полке.
– Валяй. Я пока почту проверю, – разрешил Игорь и полез в свой почтовый сервис. Потом выбрался на искитимские новости, попытался найти сообщения о ночной потасовке со стрельбой, но ничего похожего не обнаружил. Тем лучше, нечего без нужды светиться в сводках.
– О, круто! – воскликнул Семен. Игорь обернулся.
Друг склонился над раскрытым фотоальбомом и с горящими от восторга глазами разглядывал старые черно-белые фотографии, на которых они, все трое, еще дети. На рыбалке, на снежной горке, с родителями. Улыбающиеся, неразлучные, счастливые. Словно из совсем другой жизни.
– Помнишь этот меч? – Старцев ткнул пальцем в одну из фотокарточек. – Я его у тебя тогда за сколько выменял?
– Ни за сколько, – улыбнулся Фомин. – Это ты Гоше какие-то марки отдал, чтобы тот не обижался, что я тебе меч отдал, а не ему.
– Точно! Он тогда филателистом заделался, со всех конвертов марки повырезал… А меч был знатный, как настоящий!
Игорь вновь вернулся к Интернету. Забрался на форум, который для непосвященного человека выглядел как скучный и блеклый ресурс о румынской этнической музыке, но на деле являлся закрытым местом общения сталкеров и приближенных к теме людей. Впрочем, совсем уж откровенные секреты здесь были не в ходу – за очередным ником мог скрываться сотрудник профильного силового ведомства.
– О, а это кто? – вновь отвлек Игоря от чтения очередного поста озадаченный голос Семена.
– А? – переспросил Фомин, оборачиваясь.
Семен листал очередной альбом в потертой коричневой обложке и с металлическими уголками на титульном листе.
– Это отцовский альбом, – прокомментировал Игорь. – Там наших снимков нет.
– Я понимаю, – кивнул Семен. – Но ты вот эту фотографию видел?
Игорь все же вылез из-за компьютера и подошел поближе, рассматривая вытащенную из альбома карточку.
Фотография была старая, с пожелтевшими краями. Игорь когда-то видел ее, но специально не разглядывал, не особенно интересуясь незнакомыми лицами.
На фотографии был запечатлен какой-то пикник где-то возле реки. Летний солнечный день, легко одетые люди, дымящийся за спинами костерок с притуленным к углям закопченным котелком. В кадр попали преимущественно мужчины, развеселые, с полупустыми шампурами шашлыка. Их было пятеро, и среди них Игорь знал только отца.
– Не узнаешь? – спросил Игорь.
– Нет. Кого?
– Да вот же, – Семен ткнул пальцем в одного из мужчин – статного, со светлыми кудрявыми волосами. Он приобнимал отца за плечи и широко улыбался.
– Нет. А должен?
– Ну приглядись.
Фомин честно старался вспомнить или узнать незнакомца, но тщетно. В итоге он сдался, качая головой.
– Помнишь, мы пошли к орешнику шпаги ломать?
– Ну.
– Помнишь, наткнулись на умирающего сталкера, который Гоше передал…
– Ну.
– Баранки гну! Это ж он, тот самый сталкер!
– А ну-ка!
Игорь вновь взялся за фотографию и новым взглядом посмотрел на улыбающегося мужчину.
Ну возможно. Чем-то похож, конечно, но… Если бы не Семен, Игорь вообще бы не смог сопоставить этих двух людей. Сталкер из прошлого – обезображенный, измученный человек с остывающим дыханием, и мужчина с фотографии – пышущий здоровьем, счастливый, живой.
– Да он, точно тебе говорю, – уверил друга Старцев. – У меня на лица отличная память.
– То есть они с отцом были знакомы, – проговорил Игорь, вглядываясь и в другие лица. – А это значит…
Что конкретно это значит, Фомин еще толком не мог сказать, но что-то уже чувствовал – как мысли в голове пришли в движение, обтекая пока неявную, невидимую, но уже существующую идею.
Игорь перевел взгляд на другого мужчину, стоящего с другой стороны от отца и махающего с фотокарточки рукой.
– Твою мать! – выругался Фомин.
Идея обрела форму и вид. Мысли ударились о нее, зацепились и вытащили на свет.
На груди у этого человека, под расстегнутой до живота рубашкой, висел знакомый медальон.
– Звони Гоше, – выдохнул Игорь. – Скажи, что мы сами к нему приедем.
* * *Общежитие, в котором проживал Чесноков, выглядело серым пятиэтажным кубом, наполовину вторгшимся на территорию рекреационной зоны Института. Со стороны МИВК к нему примыкал небольшой парк с дорожками и скамеечками, институтская поликлиника и один из корпусов лечебного интерната, печально известного в Искитиме под названием «Зомбарий». Именно туда помещали для наблюдений и исследований детей-дифферентов, именно там многие из них теряли человеческий облик и навсегда уходили из мира людей.
Там когда-то содержался и Гоша. Хорошо, что те времена давно прошли.
Друзья миновали пустующую проходную, поднялись на третий этаж и пошли по длинному, похожему на узкую кишку коридору. Воздух был полон запахов готовящейся еды, сырости и сигаретного дыма. Редкие жильцы провожали подозрительными взглядами гостей и торопливо убирались с дороги, если попадались навстречу.
– Тут частенько воруют и хулиганят, – пояснил Фомин.
Чесноков встретил их в цветастом халате и лохматых домашних тапках. Вид он имел всклокоченный, над усами и бородой нависал распухший сизый нос, а сам шелковистый мех местами свалялся и требовал расчески. Забранные на затылке в хвост волосы походили на пальму.
– Проходите, – Гоша посторонился, пропуская друзей внутрь.
Игорь, который часто бывал у Гоши дома, сразу прошел на небольшую кухню, выставляя на стол пакеты с купленной едой. Семен, не торопясь, разулся, снял куртку, которую ему одолжил Фомин, и пошел разглядывать жилище Чеснокова. Впрочем, жилище было не шибко обширным, чтобы потратить на знакомство с ним сколь долгое время. Одна комната, кухня, узкая и похожая на пенал, совмещенный санузел. Обстановка тоже не вычурная, но с «изюминкой» – две настоящие, писанные маслом картины, книжная полка, невысокий стол с ноутбуком. На подоконнике деревянная плошка с дымящейся ароматической палочкой – Гоше отчего-то нравились терпкие индийские запахи. Комод, шкаф, диван-кровать. Возле него – тумбочка с забытыми на ней баночками с какими-то растворами и мазями.
– Чего принесли? – поинтересовался Гоша, заглядывая через плечо Игоря в пакет.
– Жрать принесли, – откликнулся Фомин. – Опять эстетствовать будешь? Скажу сразу – омаров нет.
– Фу таким быть, – вздохнул Чесноков. – Без омаров жизнь немила. А что тогда купили? Опять беляшей с котятами?
– Ничего себе у вас запросики, – восхитился появившийся в дверях Семен. – Омары? Правда?
– Окстись, – отмахнулся со смехом Игорь. – Мы шутили. Просто Гоша у нас иной раз любит нос воротить от обычной человеческой пищи, привередничает. То шаверма недостаточно сочная, то пельмени слишком быстро всплывают, то борщ больно бледный…
– Ты тогда сам его есть не стал! – попытался оправдаться Чесноков.
– Я из солидарности, – не дал ему шанса Фомин. – В общем, Сёмка, перед тобой не просто Гоша Чесноков, а прямо целый Георгий Васильевич, белая кость, картежник, мот и ловелас. И мартини чтобы с оливкой и льдом в форме звездочки.
– Ну что ты врешь-то, – возмутился Чесноков. – Оливка и лед поилку забивают.
– А, ну тут да, тут приврал, – сдался Фомин, смеясь. – Но в целом Чеснок стал моралистом и борцом за правду. И женщины ему нравятся только в клипах с канала ретро.
– А чего так? – спросил Семен.
– Современные певички в клипах почти все время с раздвинутыми ногами, как самки во время течки, – ничуть не смутился Гоша. – Не мой идеал.
