Алексей Калугин - Кластер Верда: Первое правило крови
– Здорово, – усмехнулся Валтор. – Выходит, все, что было, одновременно и не было?
– Примерно так, – не очень уверенно кивнул Федор.
– Ну, а чем нам-то это может помочь? Мы ведь пока что находимся в настоящем, а не в прошлом.
– В мире все очень относительно, – сказал Федор и указал рукой на склон оврага. – Здесь нам нужно выехать наверх.
– Я не понял насчет относительности, – переспросил Валтор.
– Точка времени, в котором мы находимся сейчас, для нас является настоящим. Но для тех, кто жил до нас, она – будущее. Да и для нас самих вчера или пару часов назад она была будущим.
– Вчера сегодняшнего дня не было.
– Да, но сейчас-то он есть.
Валтор задумался. В том, что пытался доказать Федор, была какая-то натяжка. Он это чувствовал. Вот только не мог пока ухватить тот конец, за который следовало потянуть, чтобы распустить узелок.
– То есть мы живем одновременно в настоящем и будущем, – повторил он, чтобы как следует прочувствовать эту мысль.
– А еще – в прошлом, – добавил Иона.
– Это-то с какого перепугу?
– Завтра для нас этот день станет прошлым.
Валтор снова задумался. Честно признаться, прежде он никогда не воспринимал время как некую абстрактную бесконечность, уходящую двумя противоположными концами в прошлое и будущее. Для него время было точкой, в которой он находился сейчас. Прошлого уже не было, а будущее еще не наступило. Но, в принципе, новая постановка дела ничуть его не коробила и вроде бы не вызывала никаких внутренних противоречий со здравым смыслом.
– Ну, хорошо, допустим, мы сейчас находимся одновременно в настоящем, прошлом и будущем.
– Все зависит от точки зрения, – уточнил Иона.
– Ладно, пусть себе зависит, – не стал спорить Валтор. – Нам-то какой от этого прок?
– Игорь Лукорин, внук Оскара Лукорина, создателя теории Лукорина – Барклая, продолжил работу деда. Его идея сводилась к тому, чтобы создать установку, которая позволила бы контролировать кипение вакуума. Это, в свою очередь, дало бы возможность создавать крупные узлы неопределенности, для появления которых, как правило, требуются сотни, а то и тысячи лет.
– И зачем это было нужно?
– Ученый не задается вопросом «зачем?». Его интересуют вопросы «почему?» и «как?».
– А потом приходят те, кого интересует вопрос «зачем?», и создают бактериологическое оружие, ядерную бомбу и армию живых мертвецов, не особенно задумываясь о возможных последствиях своих действий.
– Теоретически работа Игоря Лукорина давала возможность многократно проигрывать тот или иной вариант развития событий с тем, чтобы выбрать наилучший.
– Наилучший с чьей точки зрения?
– Прости, я не понял твой вопрос.
– Да кончай, – усмехнулся Валтор. – Все ты отлично понял. В мире всегда так: то, что нравится одному, вызывает неприязнь у другого. Нет такого вопроса, по которому сошлись бы мнения абсолютно всех опрошенных. Подобное невозможно по одной простой причине: все люди разные. Собери пятерых человек в одной комнате, и они станут до хрипоты спорить о цвете обоев, которые следует для нее выбрать. Так ведь? А тут речь идет об эффекте Лукорина – Барклая!..
– Теории Лукорина – Барклая, – уточнил Федор. – Разработка теории контроля за кипящим вакуумом стала ее следствием.
– Да какая разница! – Валтор щелкнул ногтем по полям акубры. – Суть в том, что речь идет контроле за реальностью. Так ведь?
– Ну, если не вдаваться в детали…
– А мы и не станем в них вдаваться, – перебил, недослушав, рамон. – Так кто же станет выбирать наилучший вариант развития тех или иных событий?.. А?.. Я что-то очень сомневаюсь, что по этим вопросам стали бы проводить всенародное голосование. Выбирал бы тот, в чьих руках оказалась бы эта чертова машина! И, уж поверь мне, думал бы он при этом не о счастье и благополучии всего человечества, а о своих собственных, шкурных интересах!
– Ты совершенно напрасно так горячишься, – попытался успокоить рамона Федор.
– Да надоело все это! – в сердцах ударил обеими руками по рулевому колесу Валтор.
– Что именно?
– То, что все вокруг только и твердят о том, что выбор зависит от нас, от каждого из нас, что каждый наш голос имеет значение. А на самом деле никакого выбора нет. Потому что все уже давно решено. Без нас. Но от нашего имени.
– Валтор, мы говорим сейчас о чисто теоретической возможности, – с укоризной в голосе произнес Иона.
– Разве? – недовольно дернул подбородком Прей.
– В противном случае остается сделать вывод, что Эпоха Сепаратизма стала результатом испытания системы контроля за одним из узлов неопределенности.
– А почем бы и нет? – немного подумав, дернул плечом Валтор. – Вот скажи нам, Федор, есть надежный способ убедиться в том, что то, что сейчас происходит с нами, происходит само по себе, а не в результате чьих-то там манипуляций с кипящим вакуумом?
– Ну, я, вообще-то, не специалист, – смущенно улыбнулся Федор.
– Понятно, – многозначительно кивнул Валтор. – Значит, нет.
– Точно так же, как нет никакой возможности наверняка убедиться в том, что ты сейчас не спишь и не видишь все происходящее во сне, – заметил Иона.
– Ну, сон от яви я, пожалуй, смогу отличить.
– Это только тебе кажется, что сможешь.
– Да нет же, точно смогу! – уверенно заявил Валтор.
– Ну, а если это не твой сон?
– Как это не мой?
– Да очень просто. Что, если тебя видит во сне кто-то другой?
– Кто?
– Да кто угодно! Красный король!
– Какой еще Красный король?
– Который спит и видит тебя во сне. И тебе следует быть крайне осторожным, чтобы не разбудить его. Иначе сон и ты вместе с ним исчезнете.
– Фигня какая-то, – тряхнул головой Валтор. – При чем тут Красный король и его сон, когда мы говорим о кипящем вакууме? Федор, ты, вообще, понимаешь, о чем говорит этот андроид?
– А он андроид? – удивленно посмотрел на Иону Федор.
– Ну, все, приехали, – усмехнулся Валтор. – Федор, мы начали с пузырей земли.
– Ну, да, конечно, – кивнул Федор. – Их так назвал Юрген Лукорин. Вообще-то, он был не чужд поэзии. И даже опубликовал пару неплохих сборников стихов. Они и сейчас пользуются популярностью. Хотя, на мой взгляд, многие из них являются подражанием…
– Стоп! – перебил его Валтор. – Откуда появился этот Юрген? Мы говорили об Игоре Лукорине.
– Игорь Лукорин работал над системой контроля за кипящим вакуумом вплоть до самого Исхода. У него было множество теоретических наработок, но реальных результатов он так и не достиг. Разочаровавшись в своих идеях, он покинул Наукоград во время Исхода. Корпус, в котором работал Игорь, все его записи и научные журналы перешли в собственность его брата, Кирилла Лукорина. Кирилл был блестящим экспериментатором, все установки, на которых производил свои опыты Игорь, были созданы Кириллом или при его непосредственном участии. Но теория была не его коньком. Поэтому работы по контролю над кипящим вакуумом были возобновлены, только когда вырос и закончил обучение сын Кирилла Юрген. Он смог разобраться в записях своего дяди Игоря и нашел ряд новых подходов к интересовавшей их обоих проблеме. С помощью отца Юрген смог доработать контрольную установку, на которой ему удалось получить первый узел неопределенности.
– Серьезно?
– Ну конечно.
– И что он собой представляет?
– Кто?
– Узел неопределенности.
– Ну, видишь ли, Валтор, узел неопределенности это такое же образное определение, как, к примеру, и черная дыра. Когда мы говорим «черная дыра», мы ведь не имеем в виду реальную дырку в пространстве.
– А что же мы тогда имеем в виду?
– Да, собственно, ничего определенного. Мы понятия не имеем, какие процессы протекают внутри черной дыры. Мы даже увидеть ее не можем. Однако мы можем наблюдать, как она взаимодействует с другими объектами. Та же история и с узлом неопределенности. Никто не понимает, что он собой представляет. Но результатом его активности являются пузыри земли.
– О которых тоже никто ничего не знает?
– Вовсе нет… Осторожно!
Федор внезапно метнулся в сторону Валтора, вцепился в рулевое колесо и дернул его так, будто вознамерился вырвать из рук рамона. Не понимая, что происходит, Прей машинально оттолкнул Федора локтем и крепче ухватился за руль.
– Темпо!..
Раздался звук, как будто лопнул огромный временной пузырь.
И Валтор вдруг понял, что машина стоит на месте.
Причем не просто стоит, а замерла в движении. Как ветки кустов, которые должны были проноситься мимо, как листья на деревьях, которые трепал ветер.
Все, абсолютно все было неподвижно.
Секунду спустя Валтор понял, что он ничего не слышит.
Вообще ничего.
Ни единого звука.
Как будто в уши ему натолкали ваты, в потом еще обмотали голову плотным полотенцем.
Валтор попытался надавить ногой на педаль тормоза.
Но нога отказывалась повиноваться.
