Ваше Сиятельство 10 (+иллюстрации) - Эрли Моури
— Пожалуйста, не сердись, — она повернулась ко мне, поцеловала долго и нежно. Так что закружилась голова и исчезли все мысли.
Богини умеют делать так — это происходит на ментальном уровне. Иногда мне кажется, что поцелуй небесной может надолго лишить рассудка.
— Я рассуждаю так потому, что ты рано или поздно исчезнешь, — продолжила она. — Ты уйдешь в другую жизнь и неизвестно, когда снова появишься в жизни моей. Поэтому…
— Поэтому ты все-таки отделяешь себя с нашим ребенком от меня, — от такого несправедливого разделения меня покусывала обида, но если обиду отбросить, то Артемида была во многом права. Увы, жизнь богов и людей слишком разная, и течение времени для нас разное.
— Астерий, ну что ты так? — она погладила меня по щеке, нежно, кончиками пальцев. — Хочешь, я ради тебя рожу мальчика? Хочешь ты сам дашь ему имя?
— Пусть все идет так, как должно быть. Это вы боги, боитесь неопределенности. Мне же неопределенность лишь дает больше вкуса жизни, — я знал, что Арти не поймет меня, мы уже говорили раньше на эту тему. Поэтому не стал спорить с ней, подхватил на руки и понес в спальню. При этом успел бросить взгляд на Воительницу, одиноко сидевшую у края бассейна под луной.
Утром, когда я проснулся, то сразу почувствовал взгляд Артемиды. Разящая в Сердце уже не спала и повернувшись на бок, поглядывала на меня.
— Хайре, дорогая, — приветствовал я, сладко потянувшись, поцеловал богиню в губы, которые были так близко: — Как тебе спалось?
— У меня все болит, Астерий. Это было слишком. Ты понимаешь? — простонала она, прикрыв глаза и поворачиваясь на спину.
— Очень понимаю. У меня тоже кое-что болит. И ты же сама виновата. Вместе с Афиной. Зачем было меня так провоцировать? Вы дразнили весь вечер. Вы даже издевались надо мной, — я повернул Охотницу к себе, заглядывая в ее серебряные глаза. — Знаешь, как это называется в одном из чудных миров? Найти на жопу приключений. Вот ты нашла, — я рассмеялся, шлепнув ее по ягодицам.
— Ты невыносим. И шуток ты не понимаешь, — простонала она.
— Точно! У людей нет чувства юмора. Не знала? Столь важным чувством нас не наделили боги — все забрали себе, — я рассмеялся и сунул ладонь ей между бедер. Палец тут же нашел ее щелочку, снова очень мокрую.
— Астерий, пожалуйста, не надо. Пощади меня. Правда, все болит. Я хочу просто поваляться, даже не пойду тебя провожать, — на ее божественном лице отразилось милое страдание.
— Вот как? А вчера тебе все это очень нравилось, — напомнил я, лаская ее тело.
— Не все. Вот самое последнее было лишним. Ты редкий развратник, — Артемида отвернулась, пряча свой смех в подушку.
— Будь честна с собой. Тебе понравилось совершенно все. И последнее тоже, — я шлепнул ее по упругим ягодицам. — Крики твоего восторга наверняка мешали спать Афине. Спроси у нее, как ей спалось.
— Она тебя проводит, если ты не передумал. Разве так обязательно убегать от меня сразу утром? Останься до обеда, лучше до вечера? А я скажу Ковалевской, что ты у меня и маме твоей скажу, чтобы они не волновались, — она повела своими невыносимо аппетитными ягодицами и снова застонала.
— Арти, прости, но нет. Не могу. Может случиться так, что в Британию придется вылетать завтра, и цесаревич будет меня искать, — я отбросил покрывало и сел на кровать.
— Я и ему скажу… — произнесла она в подушку. — Хочешь? Пусть он знает, что на тебя распространяется мое особое покровительство.
«Ага, еще скажи Глории, и Элизабет. Не забудь сообщить шатбс-капитану Бондаревой, что начало операции задерживается по божественным обстоятельствам. Ах, да, еще Ленской…» — подумал я, но мысль о моей актрисе стала для меня болезненной. Все-таки Александр Петрович Елецкий чрезвычайно ревнив. Пожалуй, никогда прежде мне не попадалось такое подвластное любовным страданиям тело.
— Вставай. Арти, вставай, — я потянул с нее покрывало.
Хотя богиня сопротивлялась, я легко ее победил. Потом подхватил ее на руки и поставил перед собой, любуясь совершенным, нестерпимо манящим телом.
Завтрак наш состоял из кофе — представьте есть на Небесах и такое — несоленого сыра, оливок и вяленых томатов. Так себе завтрак. Возмущаться я не стал, но твердо решил, что завтрака у меня будет два. Второй уже дома или на «Эвересте». На моей вимане имелась небольшая автоматическая кухня: интересно было бы получить от нее добрую яичницу с беконом. Ведь я маг и меня не интересует уровень холестерина, никотина, сахара и прочих глупостей в организме.
— Вообще, Астерий, мы с Афиной не только полны благодарности тебе, но и немного сердиты. Особенно Светлоокая, — заметила Артемида, прощаясь со мной возле лестницы.
— Я знаю, что у тебя там, где-то что-то болит. Но, Арти, это же было неизбежно. Даже не буду извиняться. А в чем я еще виноват? — полюбопытствовал я, щурясь от утреннего солнца.
— В том, что у меня и у Афины теперь еще будет болеть голова насчет наших новых храмов, — рассмеялась Охотница. — Правда, с этим столько хлопот! Работы у нас становится намного больше! И все из-за тебя, Астерий!
— Но вы обе скромно умалчиваете о своей огромной выгоде. Божественная сила, влияние — все это у вас пошло в рост. Того и глядишь, скоро потесните Громовержца, заведете свои Небесные правила, — хотя я шутил, мои слова во многом могли стать правдой.
— Ой, ладно тебе, Астерий. Мы с Арти не тщеславны, — Воительница хитровато переглянулась со своей подругой.
— Но, если вдруг такое случится… Ну мало ли, — Артемида подмигнула Афине в ответ. — То первое, что мы сделаем — отменим многоженство! А так, ты нам только добавил хлопот и очень усложнил жизнь.
— В самом деле, жила я себе спокойно, лишь небольшие храмы на юге, а теперь, — Афина молитвенно сложила руки на груди. И я оценил — ее в театр, к Ленской. — Теперь столько дел в Москве. Совсем ты не жалеешь нас, Астерий! Ладно, пойдем я тебя провожу, чтобы тигры Арти тебя не съели, — она улыбнулась мне
