Плач по тем, кто остался жить - Юрьев Сергей Станиславович
Больше показать ничего не могу, с моих слов записано верно».
Подпись Романовой.
Допрос проводил сотрудник НКВД, фамилия которого прочитывается как Багдан (или похоже).
Есть впечатление, что она ранее работала в правоохранительных органах, почему и получила награду к дате, потом отчего-то вынуждена была уйти. Из-за ареста бывшего мужа восстановлению пока не подлежит.
Второй допрос Романовой состоялся 8 февраля 1938 года.
Есть небольшие изменения: она уже не безработная, а работает в облсовхозе СКК секретарем-машинисткой.
Гражданка Мануйлова записана ее сестрой, родственные связи остальных трех не отражены.
Образование указано как неоконченное среднее.
А вот следующая страница протокола украшена датою 10 февраля, и автор теряется в догадках, отчего так.
Но продолжим:
– Скажите, гражданка Романова, кого вы знаете из работников НКВД в Полтаве?
– Знаю сотрудника НКВД Гравеля Александра Иосифовича, который арестовывал моего бывшего мужа Свиридова и вел на него следствие.
Я бывала у товарища Гравеля 2–3 раза. Первый раз я зашла в горотдел НКВД к т. Гравелю. А второй раз показала заявление, что я от Свиридова отказываюсь. По какому вопросу приходила я третий раз, вспомнить не могу.
– Бывал ли Гравель у вас на квартире, знали ли вы Гравеля еще до ареста вашего бывшего мужа Свиридова?
– Гравеля я впервые увидела, когда он производил арест Свиридова, а посему он не мог быть в моей квартире раньше.
– После посещения Гравеля в горотделе вы имели с ним встречи или нет. Если да, то какой характер они имели?
– Приблизительно через месяц-два я встретила Гравеля на улице, имела с ним беседу, но о чем, вспомнить не могу.
После этой встречи я имела с Гравелем еще несколько встреч, он заходил ко мне на квартиру, провожал из города (далее не понятно). Встречи прошли товарищески… (неразборчиво), но впоследствии я стала увлечена Гравелем.
Физиологических связей с ним не имела, но идеологическая связь между нами была. Взаимностью Гравеля я пользовалась. Во всяком случае Гравель меня удовлетворял. Последняя встреча с Гравелем у меня была в ноябре 1937 года.
– Чем можете дополнить свои показания?
– Больше дополнить ничем не имею. С моих слов записано верно, в чем расписываюсь.
Хочу внести изменения в то, что указано выше: «Взаимностью Гравеля я пользовалась». Я сказать (неразборчиво) что ни думал, но во всяком случае духовно он меня удовлетворял.
Этот пласт документов в деле появился из-за отношения помощника военного прокурора по Харьковской области старшего политрука Сагайдакова, который в декабре 1938 года затребовал от особоуполномоченного по Полтавскому УНКВД младшего лейтенанта госбезопасности Тимченко дополнительной информации, которая требовалось для разбора дела Гравеля.
Товарищу Сагайдакову требовалось:
1. Справка о том, когда, кем, по какой статье и к какому сроку был осужден Владимиров, дело которого вел Гравель.
2. Справку когда закончил и когда начал следователь Гравель дело Свиридова и находился ли тогда в городе Вепринский.
3. Допросить жену Свиридова, посещал ли ее Гравель во время ведения им следствия и по окончанию дела ее мужа.
4. Передопросить Здыховского и Загорулько о Гравеле как участнике правотроцкистского заговора.
Но, разумеется, ряд указанных следственных действий проведен задолго до письма Сагайдакова.
То есть Гравеля серьезно проверяли по биографии. Был ли инициатором проверки Вепринский – из дела непонятно, но при проверке плотно интересовались возможностью участия Гравеля в антисоветских армиях и бандах и связях с заграницей, что укладывается в рамки интереса Вепринского к биографии Гравеля с целью найти уязвимое место в ней.
Возможная связь с гражданкой Романовой – это тоже поиск компромата. Видимо, у инициатора поиска был донос о том, что Гравель имеет связь с женой арестованного им врага народа. Вариантов уязвить Гравеля при этом было много.
Что же касается допросов Романовой, то они производят сложное впечатление. Одно из них: разрази гром того сотрудника НКВД, который это записывал таким мерзким почерком, мерзкой ручкой и на мерзкой бумаге! Допросы знакомых юности Гравеля – все нормально с бумагой, чернилами и ручкой, а у товарища Лебединского почерк даже красивый и разборчивый.
Поэтому любовная история между Гравелем и Романовой мерзкой записью испоганена, и потомки могут не понять все нюансы того, что хотела сказать гражданка Романова в своих показаниях о том, что между ними:
«Возникло тонкое и странное,
что не изучено людьми».
7 февраля 1939 года допрошен Здыховский, ранее признавшийся в том, что он вовлек Гравеля в правотроцкистскую организацию, воспользовавшись его сложным психологическим состоянием.
– Что вам известно о связи Гравеля с женой разоблаченного врага народа Свиридова Романовой?
– Мне лично о связи Гравеля с Свиридовой-Романовой ничего неизвестно.
В начале 1937 года как-то в беседе с сотрудниками горотдела НКВД мне кто-то из сотрудников, не помню кто, рассказал, что Гравель проводит время со Свиридовой, и один раз видел его с ней на Октябрьской улице. На этом разговор закончили, я больше о связях Свиридовой и Гравеля ни от кого не слышал.
Следующий допрос Гравеля состоялся 15 февраля и был посвящен сложным взаимоотношениям с Романовой.
– Не помню, но, кажется, в мае месяце 1937 года мною, Машошиным и Марченко был арестован бывший помощник начальника разведдивизиона 25-й дивизии Свиридов.
При производстве ареста Свиридов оказывал сопротивление, но его жена оказала на него влияние, и он подчинился. В этот момент я узнал о Свиридовой-Романовой.
На другой день Свиридова-Романова пришла ко мне в горотдел НКВД и принесла переписку ее мужа Свиридова, о чем я доложил Вепринскому.
Приблизительно дней через пять Свиридова позвонила мне в горотдел и попросила помочь в квартирном вопросе, так как ей командование части предложило выселиться. Я ей пообещал уладить этот вопрос.
Я сейчас же пошел к Вепринскому и ему об этом доложил. Вепринский мне сказал, чтобы я позвонил прокурору и с ним договорился, что я и сделал, и в свою очередь по телефону сообщил Свиридовой о принятых мерах.
Спустя месяц или полтора, точно не помню, по дороге к горотделу я встретился с которая еще шла с какой-то женщиной (тут ведущий протокол кое-что забыл написать), фамилию ее сейчас не помню, с которой она меня познакомила, и мы втроем шли по направлению к горотделу НКВД.
Подойдя к горотделу НКВД, Свиридова меня попросила провести ее еще немного дальше, на что я не возражал, затем у дома РЖБК она свою просьбу повторила, и таким образом я проводил ее до самого дома.
На крыльце дома я побыл с ними минут 15–20 и, распрощавшись с ними, пошел в горотдел на работу. За время нашей прогулки разговоры шли на отвлеченные темы, абсолютно не относящиеся к делу ее мужа. Через месяца полтора я вторично встретился на Октябрьской улице со Свиридовой и той самой особой, муж которой капитан той же части, что и Свиридов.
На этот раз я также проводил до дома и зашел в квартиру и побыл с ними минут сорок.
После того я со Свиридовой не встречался, так как избегал с ней встреч.
– Скажите, что вами руководило, когда вы вступали в разговоры с человеком, муж которой изобличен как враг народа? Ведь вы же были оперативным работником и должны были отдавать отчет своим действиям.
– Я этим знакомством не преследовал никакой цели. Я не считал ее врагом народа, так как мне было известно, что она не причастна к делу ее мужа. Однако я сознаю, что мой поступок был нечекистским в то время, когда я работал в органах НКВД.
На этом протокол допроса заканчивается.
ОТ АВТОРА
Мне одному кажется, что Гравель, словно святой Петр, отрекся в который раз?
Часть пятая. Чистилище для Володыевского
Смены в руководстве Наркомата ВД в Москве и бегство наркома ВД УССР Успенского, а также многочисленные жалобы на действия НКВД создали у начальства мнение, что на местах имеются значительные «искривления следственной практики».