Техник-ас - Евгений Владимирович Панов
Из Дома радио возвращались на той же «эмке». Вначале заехали в Смольный, где водитель получил задание отвезти нас на аэродром, и потом уже направились к себе.
Едва переехав через Большеохтинский мост, почти прямо напротив Смольного, машина задёргалась, и двигатель заглох. Водитель залез под капот и через пару минут виновато развёл руками.
– Это надолго, товарищи. Вы уж извините.
– Ничего, дойдём. – Аркадий закинул за плечи вещмешок, который мы так и не открывали. – Тут не так уж и далеко, и я знаю короткую дорогу.
Город был мрачен. Как же сильно он отличался от того города, каким я его, хоть и мельком, знал. Сюда бы того Колю из Уренгоя, который в 2017 году лил крокодиловы слёзы с трибуны Бундестага по «невинно погибшим людям», как он назвал немецких зольдат, чтобы он всем своим гнилым ливером прочувствовал всю их «безвинность».
Разыгравшаяся метель только добавляла в окружающий пейзаж мрачных тонов. Редкие прохожие (а в такую погоду мало кто рискнёт выйти из дома) едва передвигали ноги. Несколько раз нам встречались люди, везущие куда-то саночки с замотанными в простыни телами умерших. На стенах многих домов были крупные надписи «Бомбоубежище» со стрелкой-указателем и «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!».
– Ты не комиссар, а Иван Сусанин, – бурчал я на Аркадия, перебираясь через очередной сугроб.
Гайдар на это лишь махал рукой и продолжал идти какими-то одному ему ведомыми дворами и проулками. Хорошо хоть пропуска на право прохода во время комендантского часа нам выдали. Начало смеркаться. Отсутствие какого-либо освещения на улицах и тёмные окна делали окружающую действительность похожей на сюжет апокалипсиса. А что, если не апокалипсис, творится вокруг? И наши люди смогли его пережить и победить.
Обойдя очередную кучу снега следом за Гайдаром, я едва не налетел на его спину: Аркадий резко остановился. Я обошёл его и увидел сидящую прямо на снегу женщину, одетую в лёгонькое пальтишко и с головой, замотанной в видавший виды шерстяной платок. А на улице, между прочим, довольно крепкий морозец, и даже просто смотреть на эту женщину было откровенно холодно. Её плечи слегка вздрагивали в беззвучном плаче.
Рядом с женщиной стоял маленький ребёнок, больше похожий на медвежонка. Такое впечатление создавалось из-за намотанного на него крест-накрест через плечи толстого платка и большой зимней шапки, завязанной на подбородке. Ребёнок чуть заметно гладил плечо женщины своей варежкой. Перед ними лежали перевёрнутые сани и рассыпанные на снегу дрова, довольно внушительная охапка. А дрова в Ленинграде сейчас тоже немалая ценность.
– Гражданочка, что с вами? – первым среагировал Гайдар.
Женщина вздрогнула от неожиданности и подняла на нас глаза. По её щекам текли слёзы.
– Я встать не могу, – чуть слышно прошептала она, и такая горечь была в её словах, что сердце сжалось.
Гайдар опять опередил меня и помог женщине встать.
– Катенька.
Она подалась к ребёнку, но я уже подхватил, как оказалось, девочку на руки. М-да, веса в ней чуть больше, чем в котёнке, да и то скорее из-за одежды.
Девочка внимательно посмотрела мне в лицо и вдруг крепко обхватила мою шею.
– Папка… Папочка…
Хотя девочка произнесла это очень тихо, но все её услышали. Женщина резко закрыла лицо руками и от этого едва опять не упала. Пришлось мне свободной рукой приобнять её и прижать к себе: иначе удержать её я не мог.
– Так, гражданочка, – сказал Гайдар, – давайте-ка мы вас до вашего дома проводим, а то вы так не дойдёте. – И принялся собирать на санки лежащие на снегу дрова.
Идти оказалось недалеко. Женщина уже пришла в себя и всё порывалась забрать у меня с рук девочку. Куда там! Малышка словно стальными тисками обхватила мою шею – так, что не оторвёшь. Аркадий, пыхтя сзади, тащил сани с дровами. Удивительно, как эта хрупкая женщина допёрла такую вязанку.
В квартиру на третьем этаже сани с дровами Гайдар едва затащил. Во всяком случае, в промёрзшем подъезде пар от него валил, как от паровоза. Я, по понятным причинам, помочь ему просто физически не мог: в одной руке у меня была девочка, а другой я поддерживал женщину. Интересно, как она собиралась таскать дрова в квартиру? Она и без них-то идёт так, что того и гляди упадёт.
И вот как их оставить одних? Они же пропадут.
– Ой, спасибо вам, товарищи. – Женщина прижала сжатые кулачки к груди. – Я же думала, что всё, так мы с Катенькой там и останемся, а утром нас найдут замёрзших. Мне дрова выделили, и мы за ними ходили, а у меня голова вдруг закружилась, и я упала. Думала, посижу, всё пройдёт, встану, и мы до дома дойдём, а встать не смогла. Если бы не вы… – Она всхлипнула. – А давайте я вас кипятком угощу. Правда, к нему у нас больше ничего нет, но ведь и просто кипятком можно согреться. Только печку надо затопить.
– Кипяток – это очень даже хорошо. – Гайдар вытер пот со лба, хотя в квартире было ненамного теплее, чем на улице. – А печку мы сейчас затопим. Показывайте, где она у вас.
– Катенька, отпусти товарища и покажи, где у нас печка.
Женщина опять попыталась снять у меня с рук девочку.
– Это не тавались, а папа. – Девчушка, картавя, повернулась к матери. – Он плисол ко мне. Это мой папа.
– Катенька, это не папа, – едва не плача, произнесла женщина и погладила дочь. – Слезай, это некрасиво. Ты уже большая, чтобы на руках сидеть.
– Идём, Катя-котёнок, покажешь вашу квартиру, а потом затопим печку, согреемся и будем пить кипяток.
Я через силу улыбнулся девочке. А мне не улыбаться, мне по-волчьи завыть захотелось от тяжести, сжавшей сердце. Сколько же страданий обрушилось на этого маленького, только что начавшего жить человечка. Хотелось взять её и, как котёнка, засунуть к себе за пазуху, нежно прижав и укутав во что-нибудь мягонькое.
Девчушка сдалась и нехотя слезла с моих рук.
– Папа, а как тебя зовут?
Детская непосредственность на мгновение вогнала меня в ступор.
– Меня зовут Илья, а вот этого дядю – Аркадий.
– Ой, а я Светлана.
Женщина протянула мне свою худенькую ладонь, которую я с величайшей осторожностью пожал.
