Повелитель морей (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

- Смотрю за деревней самолёт стоит. Зачем мне топать до передовой, если тут лётчик знакомый, и место свободное? А я не сплю двое суток, сам знаешь, что это такое быть старшиной. И пусть тот под Могилёв летит, мне какая разница где воевать? Тем более наша Десятая армия где-то тут воюет. В общем, высадил тот меня на дороге, и улетал, я уснул под утро, а проснулся, смотрю вы идёте, ну и присоединился. Вот такие дела.

- Да-а-а, о многих судьбах я слышал. Но твоя впечатлила больше всего. Я вообще не понимаю, как ты мог не кормить командиров своего дивизиона?

- Как они со мной, так и я с ними, бойцам за незаконный товарищеский суд, командирам за разжалование. Тоже незаконное. Ни одна собака против не сказала, даже не воздержали. Свою батарею я кормил, потому что обязан, остальным хрена. Да и с какой стати я их кормить должен?! Снабженец Борисов у них есть, старшины тоже есть, то что те не обеспечивали их пищей, не желали растрясти толстые задницы чтобы до ближайшей деревни дойти, это не мои проблемы, а чисто их. Зачем суетится если можно потребовать поделится у меня? И грабить я себя не давал, объедая моих батарейцев. Да и с какой стати?!

- Не понимаешь?

- Не понимаю. И не собираюсь понимать. Моя батарея, это моя батарея, всех бойцов я накормлю, поухаживаю за ними как за детьми и в лобик поцелую уложив спать, потому что я за них ответственен, а то что помимо батареи, за её границами, то там хоть трава не расти, не мои проблемы… Были, теперь я к счастью забочусь только о себе. Старлей, ты не поверишь, я чуть не расплакался от счастья, когда приговор суда о разжалования в простые красноармейцы услышал. Я был настолько счастлив что несколько минут говорить не мог. Я был интендантом-снабженцем, недолго, но хватило понять, что это тяжёлая и неблагодарная работа, был батарейным старшиной, и понял, насколько хороша была работа снабженцем. Во время выхода из окружения мои бойцы были сыты, обуты, и в полном порядке, на всю группу у них патронов и гранат было по полному штату, тогда как остальные были счастливы если имели хотя бы по паре патронов, но я даже вспоминать не хочу, чего мне это стоило. Я может и невзлюбил некоторых командиров из-за того подлого приказа, запрещающего вывозить семьи комсостава, и за суд надо мной позже, но я очень ответственен. Поэтому получив должность батарейного старшины, работал от и до. Эти три недели не описать, это ад, спать по пять часов в сутки, носится по округам, где то бой с дезертирами, то с немцами, это очень тяжело. А сейчас я обычный красноармеец и я счастлив. И вот что скажу, если какая пад… э-э-э, если кто надумает попытаться дать мне звание, мало ли как ситуация повернётся, то ударом моего кулака и знакомство с прикладами моей винтовки не ограничится. Я буду очень зол. Я свободен, заботится о себе куда легче, чем о сотни крепких парней. Так что ты старлей видишь перед собой самого счастливого тут человека. И я выспался под тем кустом. Вот такие дела.

- Ну и каша у тебя в голове, - пробормотал тот, допивая какао, это уже вторая кружка была. - Правильно тебя в окопы направили, может исправишься?

Мы с ним по паре бутербродов съели и по две кружки какао выпили. А так мы в стороне от общей массы бойцов сидели, общались тихо, это наши дела, старлей глянул на наручные часы, я на свои тоже, и поднимаясь скомандовал подъём, строится в колонну. Я же быстро ополоснул кружки в речке, омыв, и убрав всё в вещмешок, закинул тот за спину, и догнав лейтенанта, придерживая винтовку, всё же поинтересовался у того:

- Да что не так-то?

- Там в окопах и поймёшь.

Отстав от того, я встал в колонну и двигался дальше, обдумывая что все они имели ввиду? Лично я в своих действиях не видел ничего такого чтобы делать столь значительную мину и говорить, что я не прав, и скоро это пойму. Интрига, однако. Может разводят меня? Да ладно, разберусь, главное старлей внёс меня в списки маршевой роты, документы из суда его вполне устроили, как и моё объяснение как я тут оказался. Мало ли что бывает. Шли долго, уже стемнело, когда нас вывели в расположение какой-то части. Похоже штаб стрелковой дивизии. Ну да, так и есть, это был штаб Пятьдесят Третьей стрелковой дивизии, Шестьдесят Третьего стрелкового корпуса. Это его части обороняли и Могилёв и Оршу. К слову, командир этой дивизии сдался немцам вовремя прорыва из окружения, и потом вроде как сгинул в лагерях, однако тут командовал совсем другой полковник. Я поспрашивал у местных, оказалось командир дивизии, полковник Бартенев, погиб ещё трое суток назад, вовремя артналёта. Сейчас командир, полковник Коновалов, что ранее исполнял должность начальника штаба этой же дивизии. Да уж, потоптался я по местным бабочкам. Или это другой Путник? Ну не знаю, я отклонения от канона замечал только там где сам действовал, да и для арены боёв Великой Отечественной, эти события что капли в море, наверняка остались незамеченными. Я очень на это надеюсь.

По прибытии, уже через пятнадцать минут меня стали окрикивать, и когда я опознался, подошедший боец велел следовать за ним. Мы после тяжёлого марша сидели кто где, ожидали что дальше будет, многие дремали, пришлось идти через людей, но вышел на свободное место и догнав сержанта, явно помдежурного, вскоре оказался у палаток штаба. Там усталый майор, с красными от недостатка сна глазами, потребовал документы из суда, видимо старлей доложился обо мне, изучил их, и написал направление в состав Двести Двадцать Третьего стрелкового полка. Меня уже хотели отправить, когда я возмутился:

- Товарищ майор, а красноармейская книжка? У меня никаких документов нет, кроме этого решении суда. Да и их вы забрали.

- Нет у нас свободных бланков для красноармейских книжек. Нету-у. Командиры знают своих бойцов в лицо, так и опознают.

- Я догадывался что так будет и после суда потребовал выдать мне бланк, - доставая из нагрудного кармана гимнастёрки чистый бланк красноармейской книжицы, положил её на столик перед майор. - Как знал.

Тот взяв и изучив книжицу, заинтересованно посмотрел на меня, и спросил:

- Ещё есть?

- Откуда, товарищ майор? Хорошо хоть это выпросить смог.

- Что-то я тебе не верю. У нас бланков даже для младших командиров нет, а ты хочешь, чтобы я написал эту книжицу на простого красноармейца?

- Раз есть, обязаны оформить, товарищ майор.

- Ты мне поговори ещё. Ты же бывший снабженец, не может быть чтобы у тебя только одна книжица была. Значит так, отдашь что есть, эту на тебя оформим, раз тебе она так нужна.

- Шесть ещё есть, - нехотя признался я, ложь легко слетала с языка. - Когда старшина, что мне бланк выдавал, отвернулся, я ещё шесть свистнул из стопки. То есть, позаимствовал… Товарищ майор, а вы снабженцем не были?

- Почему не был, был, неделю назад вот перевели в штаб, теперь начальник штаба дивизии.

- Рыбак рыбака видит издалека, - пробормотал я, передавая ещё шесть бланков.

- Это да, - подтвердил тот и велел немолодому лейтенанту. - Оформи бойца.

Забрав бланк, тот велел идти за ним, и в соседней палатке быстро записал мои доныне, а чтобы тот не ошибся, я на листочке написал нужные данные и он переписал, имя, отчество и фамилию, день, месяц и год рождения. Остальное тот и сам знал, что писать. Оформили меня в первый батальон полка. Первая рота и первый взвод. Отделение уже не писали, не было такой практики, да и фотографий бойцов в документах нет, отличное поле деятельности для диверсантов. Лейтенант ушёл в секретный отдел, как я понял метки поставить, тот такой же канцелярист, как и я, и вскоре вернул бланк, уже полностью оформленный, так что я убрал документ в карман гимнастёрки, номер оружия мне внесли в красноармейскую книжицу, и покинул палатку. Мне вели ждать, в полк мой нашу маршевую роту и поведут, тот недалеко располагался, вся маршевая рота в сто сорок голов, а это мизер, но всю её отправляют в Двести Двадцать Третий стрелковый полк, понёсший в последних боях серьёзные потери. Кстати, тот старлей, что привёл роту, в дивизии главный химик, отвечает за это направление. В последнем налёте пострадал, поэтому немного хромает. Это всё я узнал пока крутился у штаба. А вообще дивизия почти всё тяжёлое вооружение потеряла, выходя из окружения, но до сих пор находится на первой линии, то есть на передовой, её бойцы тонкой ленточкой держат оборону на восточном берегу Днепра в не так и далеко от Шклова, уже оккупированного немцами. До противника тут километров шесть по прямой.