Михаил Тырин - Желтая линия
— Очень интересно. Откуда же дед тот телефончик узнал?
— Это вопрос. Главное, на вид — полное отребье, алкаш и бродяга.
— Сдается мне, дядь Коль, много таких дедов бродит с бумажками по белому свету. Откуда только берутся?
— Я так думаю, что нам лучше этого не знать, Бориска. Потому что в любой день сам таким дедом стать можешь. Будешь ходить, телефончики раздавать и локти кусать от досады.
— Это как же? Я не понимаю.
— И я пока не очень понимаю. Я только гляжу, что Цивилизация никого не наказывает. Она может только отогнать от общего корыта. Так что будь умницей, служи хорошо и вредных разговоров не заводи. Хорошо понял?
— Чего ж непонятного?
— Выпьем по последней, Бориска, за то, чтобы их ботаники поскорей уж разобрались с этим белым углем. Так получается, что моя жизнь теперь только от него и зависит. Я всего себя уже на эту клеточку поставил. — Он вытер губы и поднялся. — Пора мне в шахту прогуляться, посмотреть, что да как. И тебе надо на маршрут.
— Конечно. — Я тоже встал.
— Заходи, если что надо. Я земляка всегда выручу. И просто так заходи. Посидим, поболтаем.
— А если я не один буду, можно?
— А это смотря с кем. Оловянных солдатиков не приводи, не выношу. Они, как копилки с глазками.
— Нет, я земляка приведу. Он вам понравится.
Я взял свою дубинку и выбрался на поверхность. До наступления золотого века предстояло еще немало ею поработать.
* * *Через несколько дней команда «Крысолов» была полностью укомплектована и вооружена. По правилам, она уже считалась боеспособным подразделением, хотя я бы с такой оценкой не спешил. Большинство бойцов не имели никакого понятия о военной службе, некоторым приходилось поправлять шлем, потому что они надевали его задом наперед.
По этой причине нас так и не пустили в болота, а оставили на комендантской службе. Мы вошли в состав бригады, которая обеспечивала порядок в одном из оккупированных поселков. Голубую форму нам, правда, не выдали, ограничились только лентами на шлемах.
По моему убеждению, причина была другая. Наш командир Отон-Лид был человеком уже немолодым, солидным, с немалым холо. Возможно, ему требовалось просто набрать уцим до круглой суммы или дослужиться до какого-то звания, не знаю. Ясно было одно — в окопы он не стремился. А значит, и нам они не грозили.
Служба досталась нетяжелая. По утрам мы ходили по домам с разрядниками и выгоняли ульдров на улицу, где заталкивали их в вагончики и отправляли на шахту. Занятие во всех смыслах гнусное, однако очень бодрит перед началом дня.
Днем же приходилось просто прогуливаться по улицам и наказывать электрическими разрядами слишком шаловливых «детей природы». Ивенки в этом поселке тоже были, но их держали в закрытых охраняемых секторах. Любые попытки ассимилировать два народа неизменно кончались массовыми драками, брызгами крови на стенах и клоками выдранных рыжих волос повсюду.
За несколько дней я здорово осмелел и привык к своей роли. Я уже мог, не задумываясь, влезть в толпу дерущихся ульдров и разбить им физиономии дубинкой. А иногда достаточно было только состроить свирепую рожу и заорать погромче, и они разбегались сами. Я их не боялся, а только ненавидел. И чем больше ненавидел, тем меньше боялся.
Мой танковый магнитофон ждал своей очереди в ранце. Как-то раз Отон-Лид на целый день уехал на основную базу, оставив вместо себя Нуя. Само собой, договориться с Нуем о небольшой отлучке было легко.
Я подошел к воротам охраняемого сектора и позвал охранника. Мне повезло — из будки выглянул тот самый Лиус, с которым меня знакомил кладовщик Фил. Лиус почесал лоб, всматриваясь в мое лицо, и наконец узнал.
— Зря пришел, — с искренним сожалением проронил он. — Здесь девочек не выпускаем, условий нет. Приходи деньков через шесть-восемь, ребята хотят тут одну будку приспособить.
— Мне не девочку, — сказал я. — Мне надо поговорить с кем-нибудь из пленных.
— Поговорить? — Он удивился и даже, кажется, насторожился. — Зачем с ними говорить?
Мне пришлось трясти магнитофоном и заводить басню о моей старой профессии собирателя звуков. Лиус слушал с таким замешательством, что меня чуть смех не разобрал. Я вытащил из ранца лоток с лепешками из червячной пульпы и пару бутылочек.
— Вот, сувенир от болотной пехоты.
— Ну, дело твое, — махнул рукой Лиус, приняв взятку, но не перестав удивляться. — Заходи в зону, говори, с кем хочешь.
Высокие ворота из железной сетки приоткрылись, впуская меня в мир ивенков. Здесь все было таким же, как на главной базе, — тропинки, скамейки, приземистые здания, молчаливые и неторопливые заключенные. На меня почти не обращали внимания, пока я шел. Охранники с вышек молча глядели мне вслед.
Я бродил достаточно долго, не зная, где остановиться и к кому обратиться со своим странным желанием. Вообще, была надежда, что они сами ни с того ни с сего запоют, как прошлый раз. Мне ужасно не хотелось их о чем-то просить.
Наконец я увидел очень старого ивенка, заросшего седой бородой, морщинистого и сутулого. Он неподвижно, как восковая статуя, сидел на скамье и смотрел перед собой. Рядом были дети — несколько мальчишек. Они тоже сидели тихо, не играя и не балуясь.
У кого еще просить о народных песнях, если не у стариков? Я вежливым кашлем попробовал привлечь к себе внимание, но старик не шевелился.
— Эй! — Я тронул его плечо, и он наконец поднял глаза — прозрачные, блеклые, как выцветшая гимнастерка.
— Вы не могли бы для меня спеть? — вежливо проговорил я, чувствуя себя полным идиотом.
Я надеялся, что старик мудрый, что он проникнется сочувствием ко мне — любопытному собирателю фольклора, который, невзирая на войну, хочет сохранить для потомков сказания древнего народа. Или не древнего, какая разница?
Старик некоторое время разглядывал меня с тревогой и недоверием. Потом он произнес несколько резких, отрывистых слов и снова отвел взгляд, словно я перестал существовать.
— Я говорю, спеть… — пробормотал я, показывая магнитофон. — Вот сюда. Просто на память…
Старик опять посмотрел на меня, потом повернулся к мальчишкам и что-то им крикнул, махнув рукой. Те встали, отошли на несколько шагов и снова уселись на траву.
— Нет-нет, это совсем не опасно! — воскликнул я, но меня никто не слушал.
Старик молчал. Я тоже молчал, кусая губы от огорчения. Что теперь делать — уходить? Пришел злой цивилизатор, погрозил железной коробочкой, наговорил каких-то слов, детей напугал… Отлично пообщались, нечего сказать.
Я после недолгого раздумья позвал охранника.
— Как мне с ним говорить, он ничего не понимает?
— Все он понимает, — усмехнулся Лиус. — Он не хочет разговаривать на твоем языке. Ты должен знать его язык.
— Ни фига себе, заявочки! — разозлился я. — И что мне делать?
— Не знаю, что делать. Могу, конечно, ногой в живот ударить, но ведь не поможет. Они такие — не хотят, значит, не заставишь.
— И что, нет никого, кто может с ними поговорить?
— Почему же никого? Я могу немножко.
— Так что ж ты мозги мне морочишь! — Я разозлился еще больше. — Давай, переводи, пусть дед споет мне песню.
— Песню… — Лиус озадаченно почесал ухо. — Как же это… Да, бывает, они тут начинают выть, не остановишь. Подожди, сейчас…
Он начал с большим трудом выдавливать какие-то звуки, то и дело замолкая и почесывая макушку. Старик слушал, но даже не смотрел на нас. Его сощуренные глаза глядели мимо. Я тайком начал крутить вал магнитофона — лучше позаботиться заранее.
Наконец ивенк начал говорить. Интонация теперь была довольно спокойной, не такой резкой, как до этого. Я уже понадеялся, что он все понял и сейчас быстренько организует мне маленький народный хор. Но снова ничего не вышло. Высказавшись, он замолчал и погрузился в себя.
— Что он говорил? Что ему опять не так?
— Я как-то плохо понял, — покачал головой Лиус. — Про какие-то тучи и бури говорил. В общем, сказал, не будет петь. А больше я не понял, я ведь по-ихнему только команды отдавать умею.
— Вот же, черт… — Я сокрушенно покачал головой.
— Тебе надо было капусты ему принести. Ты же на болотах ползаешь, нарвал бы капусты. Они за нее маму родную продадут, точно. Тут было пару раз, самолеты прорывались и капусту им сбрасывали.
— Какие еще самолеты?
— Ну, ивенкские самолеты. Ты разве не видел никогда?
— Не видел. И капусты у меня нет.
— А может, лучше девочку тебе привести, а? — предложил Лиус с явной жалостью ко мне. — Давай отведу вас в барак мужской, там сейчас пусто. Только воняет, и жуки ползают…
— Не надо мне ни жуков, ни девочек, — сказал я и разочарованно вздохнул. Повертел в руке магнитофон — а он взял и включился в режим воспроизведения. Зазвучал голос старика — искаженный, но вполне узнаваемый.
