Василий Сахаров - Дальний поход
Всё это происходит в течение одной-двух секунд. Контакт между мной и псом разорван, и теперь я понимаю, что же меня так беспокоило. Надо признать, сам бы я так и не догадался, в чём дело, и попал бы в ловушку. Но Лихой в очередной раз спас меня и весь наш отряд.
– К бою! – выкрикнул я. – Ничего не пить и не есть! Отрава! Полный захват поселения! Серый, идёшь по левой улице! Лида, за тобой правая! Игнач и Кум, огневая поддержка! Крепыш и Патти, за мной! Контроль площади и обоза! Давить любую попытку сопротивления!
Удивлённые такой командой лейтенанты тем не менее сориентировались быстро. Посыпались команды для групп. Бойцы, которые ещё не успели рассыпаться по селу, начали действовать. И в этот момент, словно по команде, в руках у поселян появилось оружие, которого я не видел при въезде. Из-под крыш и из укромных местечек появились автоматы, винтовки и даже пара ручных пулемётов, а те девушки и бабы, которые всего минуту назад приветливо нам улыбались, хватали стоящие у домов тяпки, вилы и косы и с этим инструментом атаковали нас.
Раздались первые выстрелы. Понявшие, что их планы провалились, крестьяне наступали на моих бойцов яростно, но неумело, и вскоре, понеся первые потери, они разбежались по своим домам и заняли оборону. На что они надеялись, непонятно, и какой дурак ими командовал, было неясно. Местного старосту или кого-то ещё, кто бы руководил всеми их действиями, я не видел. И уже на площади, убедившись в том, что груз в безопасности и не разграблен, я начал отдавать новые команды:
– Возницы, выводите обоз в поля! Патти, прикрываешь телеги! Крепыш, найди пограничников и монахов! Остальным группам те дома, откуда стреляют, сжигать без всякой жалости!
Фьюить! Фьюить! – над головой просвистели пули, и, перекатом уйдя с линии огня, к стене одного из домов, я начал высматривать вражеского стрелка, но там, где он должен был находиться, увидел торчащую из-за соседнего угла окровавленную голову Володи Липатова.
«Да уж, вот тебе и благословенное местечко, где хорошим людям всегда рады, – подумалось мне. – Мать их так и разэдак, этих крестьян».
Рванувшись к телу Володи, в два броска я пересёк небольшой палисадник, прополз за небольшим сараем и подбежал к воронежскому пограничнику. Липатов был жив, хотя и без сознания. Ему крепко засветили тяпкой по голове, но, к счастью для него, удар был только один. Само окровавленное орудие труда валялось рядом, а АКМ, который был у Володи, нигде не наблюдалось. Видать, кто вырубил Володю, тот его оружие и забрал, попытался пристрелить меня, но не попал. Мазила!
Взгляд влево. Взгляд вправо. Никого. Стрельба всё усиливается, и заметно потянуло дымком. Рядом появились Лихой и Арсен, и в их сопровождении, взвалив тело пограничника на плечи, я отволок его к покидающему село обозу и закинул Володю в крайнюю телегу.
Спустя пару минут, под прикрытием сицилийцев Джузеппе Патти, обоз покинул Берёзовку. На село опускалась тьма, и начинался настоящий ночной бой. Против отряда больше трёхсот местных жителей, а нас, тех, кто не успел попробовать местной отравы, оказавшейся сильнодействующим снотворным зельем, всего шестьдесят человек. Один к пяти. Расклад неплохой.
Глава 18
Липецкая область. Берёзовка.
7.07.2065
Сказать нечего, все мы, идущие в караване люди, чуть было не погибли. Однако благодаря разумному псу Лихому мы всё же выкрутились из поганой ситуации с минимальными потерями. Могли бы все в Берёзовке полечь, а потеряли в общей сложности девятнадцать человек убитыми, и многочисленные раненые вышли из строя. Из них на мой отряд пришлось пятеро погибших, а остальные – это трое воронежских пограничников, маскирующихся под купцов, возницы, слуги монахов и отец Питирим. Кроме того, были пропавшие без вести, два человека. Один – отец Серапион, будущий крестоносец и победитель всего мирового зла, а другой – молодой боец Фомка-снайпер, тот самый парень, которого нам отдали в деревушке за Козельском, как возмещение за убитого турка.
К утру все те, кто был опоен сонным зельем, более или менее пришли в себя. Люди подтягивались из полей, где под охраной сицилийцев Патти находились повозки, в практически выжженную дотла Берёзовку. Воины не пожалели никого. Из домов вёлся постоянный огонь, сдаваться берёзовцы не желали и, подчиняясь командам своих вожаков, держались до последнего. Раз так, то получай в окно гранату, а если жалко такого ценного припаса, то под стену дома подтаскивалась солома и подпускался «петух».
Мы настолько разошлись и такова была горячка боя, что за малым последнее уцелевшее в деревне здание, общинный дом, не сожгли. Однако вовремя опомнились, пришли в себя и остановились. Дождались рассвета и решили, что нам всё же необходимо взять пленных. Слишком много к местным жителям имеется вопросов. Почему они напали на нас? Что это: простая человеческая корысть или диверсионная акция? Где наш молодой снайпер и Серапион? Что крестьяне подмешивали в питьё и не скажется ли это на здоровье людей, проспавших всю ночь в обозе?
В общем, вопросов было много, и перед тем, как приступить к ликвидации последнего очага сопротивления в Берёзовке, общинного дома, командиры подразделений, очнувшийся Володя Липатов и отец Герман – последние, словно браты-акробаты, с перевязанными головами – собрались на совет. Вокруг чад и дым, гарь, копоть и тошнотворные запахи палёной человеческой плоти. Многие дома ещё горят, но мы встали с подветренной стороны, и всё это нам не мешало.
Первым тяжкое молчание прерываю я, смотрю на Володю и спрашиваю:
– Что же ты, погранец, такой подставы не заметил?
– Не знаю, – сквозь зубы выталкивает Липатов. – Не понимаю, как я мог опростоволоситься. Из-за меня братки погибли, и такого я себе вовек не прощу.
– Ладно, не казнись. Твои камрады тоже не мальчики-побегайчики, а такие же профессионалы, как и ты, и тоже беды не почуяли и на гостеприимство повелись. – Оглядев окружавших меня людей, я спросил: – Что дальше делать будем?
– Надо попробовать договориться, – пробухтел Герман. – Думаю, Серапион у них, или они знают, где он. Пообещаем крестьянам пропуск в леса, если они парней отдадут, а когда своё получим, догоним их и всех перебьём.
– Нет, – покачал головой пограничник, – пленные не в общинном доме. Это точно. Я следы смотрел, двух человек в лес волокли, так что придётся ближайшие окрестности прочёсывать. А что касается местных жителей, то надо их всех спалить. Нечего таких сволочей жалеть!
Мои офицеры молчали. Видимо, полностью полагались на меня и были готовы выполнить любой приказ. Обдумав ситуацию, я решил:
– Попробуем договориться. Если не получится, делаем задымление этого осиного гнезда и, как только окопавшиеся в здании стрелки начнут задыхаться, атакуем.
– Зачем так сложно? – спросил священник. – Раз Серапиона внутри нет, значит, можно сразу здание подпалить.
– Отец Герман, общинный дом – это что-то вроде сельского клуба и детского сада одновременно. Там сейчас больше ста пятидесяти человек, и из них около сотни детей. Скажу как есть: мне их жалко. Конечно, жизнь и здоровье одного своего воина я ценю дороже, чем все жизни местных крестьян, вместе взятых. Но по возможности детей необходимо вытащить. Они нам не враги. Опять же пленники для допроса не помешают.
– А кто на переговоры пойдёт? – спросила Лида и тут же, глядя мне в глаза, добавила: – Учти, ты точно не пойдёшь.
– Хм, – ухмыльнулся я и сам для себя подметил, что боевая подруга начинает вести себя как самая настоящая жена. – Пойдёт тот, кто с Господом общается и про человеколюбие много говорил. Отец Герман, вы не против на время стать парламентёром?
Пухлый священник, который в ночном бою так лихо воевал, что из трофейного АКС накрошил с десяток несостоявшихся разбойников, был спокоен и согласно кивнул:
– Хорошо.
– Отлично. – Повернувшись к лейтенантам, я скомандовал: – Воинам занять исходные позиции для атаки здания! Приготовить материал для дымовых костров! Операцию начинаем через десять минут!
Общинный дом, длинное приземистое одноэтажное здание с многочисленными окнами, находилось на самой окраине Берёзовки со стороны реки. Рядом фруктовый сад, детская площадка и неплохой цветник. Прекрасное место для воспитания будущего поколения.
Воины готовятся к штурму, и, глядя на движение вокруг, я осознавал, что судьба местных детей, кроме меня, никого особо не заботит. Мелькнула мысль: не становлюсь ли я слишком сентиментальным? Вроде бы нет, всё как обычно, а то, что пытаюсь сохранить жизнь ни в чём не повинных детей, так это от воспитания, полученного в раннем детстве. В самом деле, людей на Земле не так уж и много осталось, дикари не в счёт, и уничтожать молодую поросль, которая не виновата в том, что их родители сволочи, как-то мелко и глупо. Жестокость нужна ради скорейшего достижения какой-либо конкретной цели, а убийство без необходимости – это не моё.
