Дмитрий Манасыпов - Возвращение
— И что? — Крюк хмыкнул. — Ваши передатчики работают на сколько метров? Ага, Скопа, ты все верно понимаешь. А Танат с профессором еще и под землей. Так что, хочешь не хочешь, а придется выбираться наружу и пешком к ним топать.
Ну а что делать прикажете, если все именно так повернулось? Наружу — значит наружу. Интересно только, как у нас это получится, во как. Но голем решил эту задачу так просто, что мне даже стало стыдно за собственную близорукость.
Он просто поднялся на лестничную площадку, вдоль которой красовался большой оконный витраж, попросил нас отойти подальше и засадил по нему цепью, разом выбив громадный кусок. Оставшаяся часть стекла чуть подождала, издавая красивый и музыкальный треск, сопровождаемый легким хрустальным звоном, и рухнула следом. Вах, как это было красиво, я испытал просто непередаваемый восторг от того, как рухнула многокилограммовая плоскость грязного и давно потерявшего внешний вид светового фонаря. При собственном уничтожении он раскрылся, показав нам то, насколько красивыми могут быть его острые осколки, усыпавшие все вокруг сотнями и тысячами ненатуральных алмазов, переливавшихся всеми гранями.
— Однако… — Скопа сплюнула, после чего застегнула маску, закрыв доступ воздуха Района к дыхательным путям.
Верно, ведь сейчас наступает время зеленого тумана, и надо никогда не забывать об этом.
Голем первым шагнул в проем, выбив ногой решетку, приваренную снаружи. Длинная проржавевшая хрень гулко ухнула об землю, не издав даже лязга. Крюк чуть помедлил и прыгнул с высоты второго этажа, заставив нас ощутить сильный толчок в тот момент, когда он приземлился. Чуть позже раздался его низкий бас:
— Здесь нормально, спускайтесь. Если помощь нужна, не смущайтесь, поймаю. Особенно Скопу.
— Еще чего не хватало! — Она обиженно фыркнула, подходя к окну, через которое уже ощутимо задувал постоянный местный холодный ветер. — Да чтобы меня мужик какой ловил там, где я сама справлюсь? Нет уж, хотя… Эй, Крюк!
— Ну? — спокойно и терпеливо буркнул снизу голем.
— Если я так вся из себя красиво прыгну, поймаешь? А то так хочется повыпендриваться чего-то, прямо не могу…
И вот тут я вздохнул с облегчением, потому что ее отпустило, это было абсолютно ясно. То, что скрутило сестру там, откуда все еще доносился терпкий тяжелый запах крови, перемешавшийся с пороховым, отошло в сторону. Что может быть лучше, чем бодрая, злая и нелиричная Скопа во время нахождения в Районе? Правильно, для меня нет ничего лучше, и даже Сдобный это понимает и не обижается. Умница, сестренка, все верно делаешь, нечего бояться того, что осталось далеко позади, и пугаться того, что еще не наступило. Дыши полной грудью, пусть и через фильтр, и наслаждайся каждым моментом жизни, такой быстротечной и неожиданной. Если есть возможность красиво скакнуть в объятия полумеханического громилы, так почему бы и нет?
Скопа подошла к самому краю нашего участка огромной дыры с торчащей бетонной плитой перекрытия. Выглянула вниз, хмыкнула и шагнула вперед, изобразив на какое-то мгновение спортсменку, принимающую участие в соревнованиях по самому красивому прыжку в чан с нефильтрованным пивом. Ну а чего? Надо быть честным и справедливым, ведь на прыжки с вышки в бассейн ее попытка явно не тянула. Снизу раздалось восхищенное «ух!» и ее довольный вопль:
— Эгей, так клево!
Сдобный пожал плечами и пошел вперед, я последовал за ним. Чего тут выпендриваться, когда можно поддержать напарника, пока тот повисает на руках и потом аккуратно и неторопливо оказывается на земле. Передать ему ствол, чтобы не мешал спуску, и последовать примеру, быстро и надежно коснувшись подошвами густой травы на давно разросшемся до луга газоне. И не стоит изображать сцены из голливудских боевиков… да и из отечественных тоже. Проще надо быть, так оно надежнее.
Выпрямившись после спуска и повертев головой, я понял, что знаю, куда идти дальше. А как иначе, если эти места мне известны с самого детства, проведенного здесь, совсем недалеко, в доме бабушки и деда? На мгновение даже накатило что-то, заставив с силой сжать челюсти и подавить тугой комок, подступивший к горлу. Да, Пикассо, а ведь ты явно стареешь. Таким становишься лиричным и ностальгирующим, что хоть стой, хоть падай. Не годится так, сейчас, во всяком случае. Потерпи. Вот сделаешь необходимое дело, спасешь мир, решишь вопросы, связанные с нападением на федеральных служащих, и вот тогда — предавайся воспоминаниям сколько хочешь.
КПК на предплечье Сдобного пискнул, приняв сообщение. Мой напарник нажал на металлическую кнопку, открывая его. Мы не любим сенсорных панелей — здесь, в Районе, они ни к чему. Равно как и большое количество пластиковых деталей там, где можно сделать металлические. Здесь, когда важны надежность и долговечность, новомодные хреновины часто не прокатывают.
— Они двинутся в сторону Осиновского озера. — Напарник покачал головой. — Танат и Точинов, вдвоем. Остальные остаются в бункере, потому что идти не могут… херовато.
— Почему к Осиновскому? — поинтересовалась сестра. — Какого черта они там забыли?
— Потому что дорога в город закрыта «серыми». — Сдобный вздохнул. — Вот сучары, а? И когда успели, кто мне скажет?
— Под городом прошли. — Крюк ругнулся… очень грубо. — Извини, Скопа, не удержался. Игра становится все серьезнее, господа рейдеры. Кто-то открыл им участки, которые ведут напрямую сюда.
— А они закрыты были? — Ну а как еще-то, если вон они, коридоры, ходи не хочу.
— Основная часть да. — Он покрутил головой. — Я же все их исходил вдоль и поперек, знаю, что говорю. То, что вы видели, это лишь малая часть. Основные ходы, прямые и ровные, Создатели всегда держат запечатанными, потому что по ним добраться до Ковчега — плевое дело.
Вот оно как, оказывается… и что теперь нам делать? Давай, думай, Пикассо, кому, как не тебе, этим сейчас заниматься.
— Пройдем через Колыму до Северного проезда. — Ну да, именно так и думаю, потому что по нему можно спокойно выбраться в ту сторону, куда отправились Измененный и ученый. — Там налево, чуть покрадемся через коттеджный поселок, и все, можем выйти как раз к Пустырям у Осиновки.
— Смок? — Сдобный недоверчиво засопел.
— А чего нам смок, у нас же вон чего есть, да? — Я повернулся к голему. — Хотя… Крюк, у тебя заряды к пушке еще есть?
Голем широко улыбнулся:
— Правильный вопрос, Пикассо. Отвечаю, что зарядов осталось на полторы нормальные очереди по пятнадцать штук. А потом все — останется только идти до моего дома или поворачивать к одному из схронов, больше никак.
Нехорошие дела, ай, какие нехорошие… а так надеялся на помощь этого страшного орудия.
— Аккуратнее пойдем, значит… — сказал и сам удивился тому, насколько резко вышло. А все потому, что не надо полагаться на Деда Мороза и прочих зубных фей, а надо думать головой. — Да нет более краткого пути, ребят, правда.
— А кто спорит, что ли? — Крюк монументально пожал плечами. Сказочное зрелище, сравнимое с тем, как если бы уродливая хрень на Москве-реке вдруг встала и сама ушла прочь от разъяренных жителей столицы.
— Я так вообще молчу. — Скопа, по своему обыкновению, дымила в свободную минуту. — Ты ж мой старший брат, везде был и все знаешь.
— Идем-идем, Пикассо… — Сдобный поменял магазин в АК. — И спорить не собираюсь, не маленькие мы с тобой.
— Да идите вы все… клоуны!
Хоть смейся, хоть плачь, честное слово. Тоже мне, спасатели мира, не могут определить нужный маршрут. Ладно, хватит молоть языками, пора в путь. А он, путь-то, будет и непростой, и неблизкий.
Колыма, Колыма… родная моя, любимая с детства, которую никогда не забыть. Какой же ты стала за эти прошедшие годы, всего за десять с небольшим лет после Волны. Сады за каждым забором, такие ухоженные и тихие, превратились в почти непроходимые джунгли, ощетинившиеся в сторону узкой тропы, по которой мы шли, иглами, зубчатыми усами и прочей трахомудией. Многие дома были практически целыми, но смотрели на нас мертвыми глазами окон, давно лишившихся стекол. Поржавевшие остовы автомобилей, стоявших у гаражей и по привычке брошенных прямо на улице. Фонарные столбы, сплошь увитые ядовитым плющом, черные от времени и наполовину завалившиеся. Изредка мелькавшие в глубине разрушенных дворов Измененные, которых на Колыме было много, но все они, в основном, вели ночной образ жизни. Именно поэтому я выбрал путь здесь, чтобы если и влезть в потасовку с кем-то, то хотя бы с давно знакомыми противниками. Рассказов о моей «малой родине», жутких и кровавых, в рейдерской среде ходило множество.
Нам нужно было пройти половину вот этой улицы, до старого асфальтового полотна, разделившего поселок надвое, и перейти его. Там стоит старая коробка подстанции, которую со стороны легко принять за обычный холм из-за густых зарослей, полностью скрывших железо ее стенок. От нее, двигаясь прямо, добраться до Северного проезда и повернуть налево. Коттеджи, выросшие там в последние годы нормальной жизни Радостного, составляли серьезную проблему, которую предстоит решать, это вот точно. Очень хотелось верить, что вид голема, топающего с нами, весьма поможет в ее мирном решении. А чего? Я бы точно подумал, прежде чем нападать на группу из трех очень серьезных на вид рейдеров, идущих с тем, кого они обычно сразу отстреливают. Такая странность как минимум должна испугать. И как обычно всю верность моей догадки сможет подтвердить лишь время, ну и ладно, посмотрим. Как известно: живы будем, так не помрем.
