Михаил Гвор - Поражающий фактор. Те, кто выжил

— Хороший вариант. И что многое можем — еще лучше.

— Да. Хороший. Только один вопрос меня смущает. Сколько наших ребят ляжет?

— Кто же знает ответ на такие вопросы?

— Никто не знает. А мне не нравится любой ответ, кроме нулевого. И пока нам это удается. Хотя везет нам последнее время. Боюсь, что лимит кончится. Удачи, в смысле.

— Не знаю... Ты не боишься, что Мухаммед придет к горе?

— Здесь мы удержим большие силы. И второй момент. Я не уверен, что дивизия пойдет нам навстречу. У нее должно быть много проблем на юге. Там афганская граница. Плюс памирцы, кулябцы, прочие недобитые «вовчики». Всё это дерьмо начнет всплывать. И нет гарантий, что пенджикентцы не ударят в спину. Хоть они и не дружат с Ахмадовым, но и те, и те таджики. А мы — урусы. И кяфиры. А если мы схватимся одни против Ахмадова и пенджикентцев — это будет очень больно. Если и победим...

— Но ведь главное не это?

— Не это. Я не вижу, за что класть ребят. Насколько велика разница, между жизнью в лагере, Маргузоре или Сарваде? Вот если бы могли прорваться в Новосиб, где есть шанс найти моего Борю. Или в Воронеж, на родину моего бестолкового строителя. Или... в общем, туда, где хоть кто-нибудь может надеяться найти своих, я бы думал над таким вариантом. А терять людей ради соседнего ущелья, где нас будут держать за завоевателей и точить нож за спиной? Не хочу.

— Наверное, ты прав. В любом случае надо подумать. Хорошо подумать. А пока — чем мы можем помочь?

— Вспоминайте все свои специальности и увлечения. Эдик, ты одно время увлекался арбалетами. Мы здесь сможем наладить изготовление?

— Можем. Ты хочешь прямо сейчас?

— Нет, сначала закончить вывоз Пасруда. Сжечь остатки кишлака. Перекрыть дорогу. Отстроится до зимы... До арбалетов дело нескоро дойдет.

— Ага, — кивает Эдик, — долгими зимними вечерами... А дерево сейчас готовить надо. Еще не факт, что просушить успеем...

— Возможно. Но ты еще и строитель.

— И не только.

— В общем, так, парни. Берите бумажку и пишите. И про «только», и про «не только». А там подумаем. Давид, не хочешь взять на себя общую координацию?

— Извини, Витя, но этот крест ты уже несешь. И вполне себе успешно...

— Успешно... Только с внучкой поиграть некогда...

Давид только руками разводит...

— Периметр — Точке! Сто одиннадцать!

— Точка — Периметру! Принял!

— Периметр — Точке! Как обстановка?

— Точка — Периметру! Обстановка — в писечку. Сороковый с ментами пьет!

— Сороковый — Точке! Ярый, уши оборву! И не с ментами, а с полицейскими! Учи матчасть, контра!

— Точка — Сороковому! Передавайте пламенный привет полицаям, херр майор!

— Сороковый — всем! По три наряда каждому! Хватит в эфир срать!

Кричит рация, динамик бросается нехорошими словами.

— Веселятся! — улыбается Кошка, прижимаясь к Андрею.

— Дело нужное, жизнь увеличивать-то! — Волосы жены мягкие — мягкие. Так бы и зарыться в них навсегда...

— Она и так долгая будет. И у нас, и у Димки!

— Как иначе, Солнышка? Я договорился уже!

— Договорун! — смеется Влада. — Ты со всеми договоришься!

— Я же инспектор бывший, а не хвост белый да пушистый! Да, спросить хотел.

— Спрашивай. — в темноте не видно ничего. Но Андрей и так все знает и видит. Сердцем, наверное. И глаза любимые, и губы приоткрытые, поцелуя ждущие...

— Времени два ночи было, а ты все спать не ложилась.

— Примета такая есть, на Алтае. Если проводить не смогла — так встреть обязательно. Чтобы не в последний раз.

— Солнышка...

Дождались губы поцелуя. Ведь иначе и быть не может.

— Итак, сегодня обошлось чудом!

Вот такой фразой и начинаю совет. Все правда. Потому что, действительно, иначе назвать выстрел Лаймы нельзя. Только «чудо». Но, поскольку, благодаря ему все живы, и даже никто не ранен, настроение у ребят приподнятое.

— Да уж... — откликается Потап, — «есть женщины в русских селеньях»...

— В литовских, товааааарищ майор, в литовских, — язвит Олег, — маленькое такое селение. Вильнюс называется... И в нем каждая уважающая себя мама передает дочке секреты мастерства древнего народа: как одним выстрелом убрать с глаз долой два УАЗа с десятком боевиков, чтобы и следов не осталось... Не удивлюсь, если выяснится, что по Литве отбомбились все воюющие стороны. А то пара-тройка Лайм вполне может уничтожить небольшую страну типа Польши или Румынии. Лучше подстраховаться.

— Между прочим, твой оторванный дружок, — подзуживает Прынц, — ни хрена не боится древних боевых искусств и весьма активно подбивает к ней клинья. По-моему, небезуспешно.

— И когда ты это заметил?

— Девушка от восторга забыла отжать кнопку на гарнитуре. В итоге я имел удовольствие прослушать историю о подвигах твоего брата на почве усмирения грабителей и выяснил, что фингал на ныне покойном таджикском лице совсем не Лехина заслуга. А вывод, что пара из этой парочки получится не только снайперская, напрашивается сам собой.

— То есть, тот уникальный фонарь, размером превышающий территорию Таджикистана, и светимостью за сто люменов, поставила нежная литовская девушка? И после этого герой-любовник еще мог кого-то насиловать?

— Насколько я понял, не мог. Иначе нежная литовская девушка еще и отломила бы соответствующий орган. Но не судьба...

— Прошу пардону. Польше хватило бы и одной Лаймы.

Останавливаю болтологию. Увлеклись ребята.

— Давайте к делу. Сначала позвольте Вам представить Давида Лернера, гражданина республики Израиль, а в прошлом потомственного жмеринца. И самого крутого горного туриста в мире.

— Что такое «жмеринец»? — вопрошает Малыш.

— Таки это житель славного города Жмеринка, а не какого-нибудь занюханного Бердичева.

— А чем так плох Бердичев? — заинтересовался Бахреддин.

— Нет, ну вы мне скажите, шо такого может быть хорошего в городе, который построен на реке Гнилопять?

Всё-таки Давид — человечище! С момента, когда узнал о Войне, прошло четыре часа. У него хватает сил шутить. По виду ни за что не догадаешься, что творится внутри. Вся семья жила в Израиле. Жена, дети, внуки... Вся! Никаких шансов! А ведь для еврея семья — это всё. Весь мир... Давид убит, уничтожен, взорван всеми мегатоннами, пришедшимися на его Беер-Шиву. Но общается, улыбается, шутит... Однако, приходится призывать к порядку.

— Парни, оставьте в покое славные украинские города! Кроме Давида есть еще три новых лица. Эрнст Гурамович Хенциани, для своих Эдик. Он не тбилисец, как вы подумали, а москвич, так же, как и Алик с такой редкой фамилией Иванов. А Юрис Озолиньш из Риги. Ребята только сегодня спустились и не совсем в курсе наших дел, но люди знающие, потому я решил пригласить их на совет.

С представлением всё. Теперь слушаем результаты сегодняшних мероприятий. Сам и начну. Сарваду мы вывезли. Всё, что было отобрано, плюс я добавил сегодня учебники и памперсы.

— Витя, про учебники я всё понял, — это Малыш, — а зачем нам памперсы?

— Стас, ты не знаешь, зачем нужны памперсы? — снова язвит Олег. — Чтобы учить детей, сперва их надо нарожать. Прынц уже докладывал про чьи-то матримониальные планы. По секрету и громким шепотом.

— В целом верно. В последней машине было место, вот и докидали. Памперсами и женскими прокладками. Тоже пригодятся.

— Блин, мы, оказывается, сегодня за бабские прокладки воевали... — ворчит Малыш.

— Воевали не мы, а Лайма, — с самым серьезным видом уточняет Олег. — Мы драпали... А девушка свои прокладки вполне заслужила.

— Не драпали, а осуществляли стратегический отход! — с абсолютно серьезным видом поправляет Малыш. Все снова начинают ржать.

— Пишу приказ по личному составу — заявляет Потап. — За героизм и мужество, проявленное в боях, наградить Лайму Буткете тремя пачками именных прокладок!

— Давайте орден учредим. Первая официальная награда Высокогорной Фанской Республики — Орден Прокладки! А Лайма — первый кавалер!

Настроение у народа категорически нерабочее. Пытаюсь перевести разговор в конструктивное русло:

— Принимается. А теперь продолжу. Пасруд практически разобран. За завтрашний день вывезем. Всё готово к имитации пожара.

— Что означает «имитация пожара»? — интересуется Эдик, — Не сталкивался с подобным в своей практике.

— Спалим всё, что нам не нужно. Чтобы у кишлака был вид сожженного Ахмадовым. А выше рванем дорогу. И пусть Бодхани ищет, кто прибил его брата, хоть до посинения. Девчонки в лагере разгребают завалы, но работы там еще...

— Какие завалы?

— Всё, что привезли снизу. Горы барахла. Раскладывают, сортируют и складируют. Всё женское население трудоустроено не навсегда, но надолго. С лагерем всё. Валера, давай по Артучу.