Алексей Доронин - Сорок дней спустя

Скоро, он знал, дойдет и до этого. Но почему не создать хоть минимальный уровень комфорта, пока есть возможность? Тем более что многими благами цивилизации им больше никогда не придется наслаждаться. К счастью, на складе хранились и предметы гигиены.

С улицы донесся звук мотора. Богданов насторожился, несмотря на выставленный караул, но услышал знакомые голоса. Вернулась группа, которую отправляли в поликлинику.

Макс шел последним, плотная повязка была пропитана кровью.

— Херня-война, — опережая вопрос командира, объяснил Макс, — из мелкашки. Кость не зацепило.

— Кто? Охрана, что ли?

— Да нет, — махнул тот рукой. — Трое торчков… по ходу, в хлам отмороженных. Дорвались до «колес» и прямо там вмазали. Сестричку зарезали, гады. Один как нас увидел, сразу за ствол, типа Крутой Уокер, правосудие по-хакасски, мля. А мы шуток не любим, устроили им передоз свинцом.

«Вот и первая кровь, — подумал Богданов. — Хорошо, что чужая, а не наша».

— Ладно, мужики, присоединяйтесь. Тут работы еще до фига. А ты, Макс, иди в кабине посиди.

— Да зачем? Не сахарный.

— Ты не понял. Это не халява. Будешь прикрывать погрузку.

Проснулась рация. Вызывал наблюдательный пункт на чердаке ближайшего к складу жилого дома:

— В вашу сторону идет УАЗ. Будет у вас через пять минут.

Выживальщики тревожно переглянулись. Богданов заковыристо выругался и сказал, машинально взглянув на часы:

— Не останавливаемся.

Если уехать сейчас, то все предприятие теряло смысл.

Через пять минут УАЗ въехал в открытые ворота склада и остановился перед административным корпусом. Двери распахнулись, из машины вышел милиционер.

Всего их было трое, но у них был автомат и, что еще хуже, право применить силу.

Нельзя сказать, что выживальщики не готовились к такому варианту. Просто расчет был на скорость и удачу, а удача подвела. Никто не мог вызвать этих архаровцев, стопудово они оказались тут случайно — приехали за водкой, например. А значит, был шанс, что все обойдется.

— Вот сцуко… — сплюнув, прошипел Макс и отошел от окна. — Принесло на нашу голову.

— Спокойно, — одернул его Богданов. — Только не быкуй. Сейчас разрулим все по-хорошему. Может, товарищи тоже прибарахлиться хотят. Склад большой, всем хватит. Лучше выйдем к ним сами, пока они не сообразили, что на объекте посторонние.

Он вышел из здания и небрежной, разболтанной походкой направился к машине. Со стороны КПП приближались двое выживальщиков, позаимствовавших у охраны фуражки. Их камуфляж и камуфляж охраны оказались почти одинаковыми. Надо было перехватить гостей до того, как они завернут за угол и увидят место погрузки.

Новоприбывшие пока не проявляли беспокойства, но Владимир чувствовал, что три пары глаз следят за ним напряженно. Многие знают, что человек может чувствовать направленные на себя взгляды. Особенно если они окрашены эмоциями — страхом, неприязнью, злобой.

— Младший лейтенант Смирницкий, патрульно-постовая служба. — В голосе милиционера звучали нотки тревоги. — Что здесь происходит?

На вид ему было двадцать пять, но тщедушное тело и угреватое лицо подростка делали его лет на пять моложе. Владимир подумал, что он из тех, кто устраивается в органы, чтоб рассчитаться с миром за детские унижения.

Он не договорил. Со стороны конторы долетел истошный крик. Как назло, в этот момент стояла полная тишина, и не услышать его было невозможно. Так же внезапно крик захлебнулся, но было уже поздно.

Надо было вставить пленникам кляпы или запереть там, где лучше звукоизоляция. Но кто мог подумать, что попадется среди них такой дурной?

Глаза у сотрудника ППС стали круглыми, как полтинники.

— Это что? — выдавил он из себя.

Богданов хотел решить дело миром. Очень хотел.

— Да мужик один, с головой у него плохо. Командир, вы в курсе, что творится? — решил он увести разговор в сторону. — Сегодня на Сиб скинули ядрену бомбу. И наверно, не только на него. Это война.

— Из дурки сбежал? — неуверенно произнес мент.

Он оглянулся на своих. Один из ментов, толстяк, опасливо теребил ремень автомата. Шофер, мужик за тридцать в жеваной форме и с таким же мятым вялым лицом тихого алкоголика, бросал косые взгляды то на командира, то на Владимира.

— А ты проверь, — предложил Богданов. — Свяжись с опорным пунктом, может, скажут чего.

Он сказал это по наитию, но по выражению лица милиционера понял, что попал в точку.

— Вот и подумай головой, лейтенант. Почему твоя рация молчит? Они все уже того… И райцентр ваш ракетами проутюжили. Так что ты больше не власть. Ты такой же субъект, как мы. Москвы нет. Правительство на небесах… то есть в аду. Американские рейнджеры уже, поди, в Толмачеве высаживаются. Вы за их власть или как?

Страж порядка долго молчал.

— Дай я тебе, как другу, растолкую, — не вытерпел Владимир. — Мужики, скоро сюда придут тысяч тридцать новосибирцев. Облученных, голодных и злых как волки. Они не хавчик со склада, они вас самих сожрут. Вон у тебя кольцо на пальце и у того с автоматом тоже. Хватайте своих баб, кооперируйтесь с коллегами и идите в деревню. Еда сейчас — это твердая валюта. А форму лучше снимите… народная любовь — штука страшная.

Менты переглянулись. Похоже, они подозревали нечто подобное. Не могли же не видеть вспышки? Да, теперь они поверили его словам, но только еще сильнее перепугались. И проще, чем принять страшную реальность, им было внушить себе, что перед ними просто несколько неадекватных бичей. Обкуренных, обдолбанных или слетевших с катушек настолько, чтоб напасть на склад в сумерках. Так думать было легче, чем принять умом правду.

Богданов чувствовал, что обстановка не разряжается.

— Товарищи работники органов, давайте жить дружно. Как вам? Берите что хотите, мы не жадные… фрукты, консервы, соки. Даже погрузить поможем. Сервис, ёпт.

Богданов еще говорил, а чутье уже подсказывало ему, что уговоры бесполезны. С лейтехой нельзя было договориться по-хорошему. Он и так напуган, а теперь еще чувствует, что теряет контроль над ситуацией. Он боится до дрожи и не в силах ничего понять и поэтому опасен. Он хватается за атрибуты старого мира, как за соломинку. Одним из таких атрибутов был табельный «Макаров» в поясной кобуре.

— Они все сдохли, — нажал Владимир. — И мы сдохнем, если будем стоять тут как бараны.

С некоторыми это срабатывало, но не в этой ситуации. Мысль о том, что прежняя жизнь ушла навсегда, не помещалась под фуражкой у собеседника, но ступор уже закончился. Собеседник начал действовать, но совсем не в том направлении, в каком хотелось выживальщикам.

— Стоять! — заорал лейтенант. — От машины! Руки, бля, все!

И потянулся к кобуре. Точно, баран: в ковбоя поиграть решил. Богданов не хотел убивать ни его, ни остальных. Он еще никого в своей жизни не убивал, кроме зверей на охоте. Но там риск был оправдан, а здесь…

Бухнул «тигр». Не нужно было никаких условных знаков. У каждого из группы своя голова на плечах. На таком расстоянии не надо быть Василием Зайцевым, чтоб попасть — даже если нет оптики.

Реакция Макса, который стоял у окна, не подкачала, и даже раненая рука не стала помехой. Младший лейтенант уставился на дырку в груди и медленно осел. С выражением крайней обиды на лице.

Остальное было делом секунд. Коллеги убитого на мгновение опешили. Толстяк с автоматом очнулся первым, кинулся в сторону, на лету передергивая затвор, — неужели их такому учат? Но Жека, которому, как недавнему срочнику, доверили автомат, оказался быстрее. От КПП отрывисто залаял «Калашников», и кровавые росчерки крест-накрест рассекли тело милиционера. Тот упал и неуклюже растянулся в пыли. У последнего, водителя, не было шансов — через долю секунды подключились и двое других из группы огневого прикрытия. Сухой треск выстрелов на секунду заглушил все звуки. Под градом пуль водитель превратился в решето, свесившись из разбитого окна. Пистолет выпал из мертвой руки — он даже не успел снять ствол с предохранителя.

За три-четыре секунды все было кончено.

Богданов стряхнул с себя оцепенение. Некогда рефлексировать.

Нафаршированный свинцом толстяк был еще жив. По хорошему счету надо было взять на себя ответственность за самую грязную работу, но Богданов не мог хладнокровно добить безнадежного раненого. Такой вот ложный гуманизм. Хотя через полчаса толстяк все равно изойдет кровью, в страшных муках.

— Ну, лет по пятнадцать строгого режима на брата мы заработали… — мрачно констатировал Макс.

— Сволочи, спокойно шопингом заняться не дали… — произнес Дэн, но встретился со злым взглядом старшего и замолчал.

Богданов обернулся к машине, прикинул, сколько еще не успели погрузить, и скомандовал: