Дмитрий Манасыпов - К далекому синему морю

Сзади, еле слышно, подошел одноглазый.

– Ты чего спать не лег? – она даже не покосилась в его сторону. – А?

– Да как-то так.

Одноглазый сел на ступеньку ниже, поставил двустволку между колен. Поскрипел пальцами в короткой бороде.

– О чем думаешь?

Багира зевнула.

– Лабуда всякая. Про людей, про смерти. Как жизнь перестали ценить. Порой из-за глупостей всяких убиваем друг друга. Даже сейчас, когда каждая жизнь на вес золота.

– А то раньше по-другому было, – одноглазый ткнул пальцем куда-то в глубину огромного пустого пространства ангара. – Вот тут за несколько лет до войны спали на полевых выездах солдаты. Вон в той трехэтажке – офицеры. Два разных мира, которые пересекаться не должны. Часть наша была в готовности номер один, всегда. Тут хочешь не хочешь, а дорожить друг другом надо. И без разницы, офицер ты или рядовой контрактник. Война для всех равна.

– И?

– И… – одноглазый снова оскалился, – довелось видеть, как двое, о ком и не подумаешь, дрались из-за сущей ерунды. Не просто дрались, чуть не на смерть.

Багира заинтересовалась:

– И из-за чего?

Одноглазый оскалился в ухмылке, темнея дыркой на месте двух боковушек сверху.

– Как всегда… из-за бабы, из-за чего же еще.

Света ночью не хватало. Редкий-редкий, фонарей немного. Еле освещали пятачок выжженной и вытоптанной земли за длинным рядом больших палаток. Но его хватало, чтобы охватить тесный круг людей. Лиц почти не видно, все смотрели в круг. Спины, спины, крепкие и широкие, в выстиранных камуфляжах, светлых горках и нескольких редких «спецовках». В кругу…

В кругу «месили» друг друга двое. Одному лет двадцать. Высокий, чернявый, худой как жердь, в уже разодранной зеленой майке-безрукавке, камуфлированных брюках и дешевых «берцах». Противник старше лет на десять. Плотный, среднего роста блондин. Форма-хаки, кроссовки и полевые погоны, «бегунки» с большой, шитой зеленой нитью звездой. Ее не видно в темноте. Но те, кто стоит вокруг, – это знают.

Оба уже хорошо подбили друг друга. Офицер облизнул разбитую губу, сплюнул кровью. У противника текла кровь из рассеченной брови, а подбородок стал темно-багровым. Белобрысый хорошо приложил ему с правой в нос. Чернявый ответил. Распробовали друг друга, точно.

Сейчас они осторожно кружились в затейливом брейк-дансе боя. Именно боя, не драки. Офицеры не дерутся с рядовыми, в особенности с рядовыми срочной службы. А из-за чего тогда такое исключение, а? Шерше ля фам, как же еще…

Ему только исполнился двадцать один, призвался после техникума и отслужил уже десять из двенадцати. Ей двадцать три, адыгейка, писарь дивизиона, невысокая, полненькая, с темным пушком над верхней губой. Абсолютно случайно, когда Ему пришлось остаться дежурным вместо упеченного на «губу» сержанта, Она задержалась в канцелярии.

Душная краснодарская ночь, цикады за окном, тоска по любви, и просто здоровое и нормальное желание двух молодых организмов. Дивизионная каптерка, наваленные в кучу матрацы, дешевые китайские презервативы, приобретенные в ларьке у краевой клинической больницы. Короткое простое счастье минутного обжигающего тепла. Голубоватый свет фонаря в зарешеченное оконце, всхлипы, запах пыли и женщины, шорохи и еле слышный стук стеллажа о крашенную зеленой краской стену. Ведь это и не странно, такое случается. Но потом…

Ох уж это «потом». И не дурак вроде, и понимающий – что было, то было, и хорошо. Так не фига, повел себя, как влюбленный идиот. Молодой стихоплет, напрягаемый Им, в какой-то момент устал сочинять любовные канцоны и прочие ритмичные изыски. Писарь из «минометки» злился, потирая свежий «бланш», поставленный Им за то, что тот отказался красиво заполнять бисерным почерком очередной лист писчей бумаги. А глупые цветы, изображенные с помощью набора из десяти карандашей! Чего только с людьми не бывает, в подобных-то ситуациях. Даже не хочется пользоваться смартфоном. По старинке – чтобы красиво и от руки. Особенно если писари и впрямь писали, а не набивали тексты в «Ворде». Но!

Начштаба, майор Гиацинтов. Жесточайшая правда жизни: майор и его ППЖ. Со всеми вытекающими обязанностями. Майор тоже был далеко не дурак. Его уважали за жесткость, ум, справедливость. На то, что творилось у него под носом, – смотрел сквозь пальцы. Только Она чаще обычного появлялась в полковом медпункте, заходя в процедурный кабинет, где за занавеской стояло поблескивающее холодное кресло. Наверное, майор все-таки и дальше ничего бы не делал. Но летом, за четыре месяца до Его дембеля, полк укатил туда, где земля выжжена, на домах зеленые крыши и в каждом населенном пункте торчит головка мечети. А сами понимаете, что в таких вот ситуациях – жизнь диктует чуть другие правила.

Там-то оно все и случилось.

А как было? Да очень просто. В палатке майора частенько опускались шторы и включалась громкая музыка. Ой, вот только не нужно про то, что это пошло и все такое. Ценить обычную плотскую, а не только возвышенно-воспаренную любовь начинаешь именно так. Когда каждую минуту тебе на голову может жбякнуться что-то тяжелое и смертоносное. Вот майор с дивизионным писарем и наслаждались. А Ему, перед самым выездом, ОНА четко сказала: хватит заниматься детскими глупостями. Все!

Вот только не всегда даже принятое вовремя правильное решение исполняется. Так получилось и здесь. Ходили кругом да около, смотрели друг на друга, облизываясь про себя и вздыхая. И не выдержали. Когда майор уехал на одну из застав.

Тайное или нет, но оно было, свидание. Которое переросло в то, во что и должно было перерасти.

А на тумбочке у палаток стоял дневальный, проморгавший возвращение Гиацинтова…

Наверное, все это майору наконец осточертело. А может, сказалось напряжение. Да кому понравится, когда возвращаешься «домой» и видишь, как твою женщину, сопя и пуская слюни, трахает какой-то щенок? Вот потому вечером, после отбоя, круг людей в форме смотрел на них, бившихся за Нее.

– М-да… – Багира потерла нос. – Конечно, баба виновата, кто ж еще, да? Глупая какая-то история. Это хоть не ты был?

Одноглазый помотал головой.

– Она мне не нравилась. На вкус и цвет, сама понимаешь. Тем более, служил уже по контракту, а женщин в Красном всегда было много. И даже порой красивых.