Василий Головачев - Перехватчик

– Взять… – начал командир омоновцев и не закончил.

В кругу света от фонарей машины возник вдруг человек в сером плаще, высокий, черноволосый, вскинул руку.

– Остановитесь, достопочтенные. Оглянитесь!

Солдаты заозирались, сжимая в руках свои автоматы. Вокруг стоящих цепью омоновцев в двадцати щагах замигали огоньки, потом погасли.

– Хорошо видно? Вы окружены, нет смысла погибать смертью храбрых из-за одного подонка. Собирайтесь и уезжайте.

– Кто вы? – хмуро спросил старший лейтенант.

– «Чистильщики», – ответил человек в плаще – Слышал о трех «К»? Переводить не надо?

– Кто же не слышал. А с ним что?

– Будет жить.

Омоновец подумал и повесил автомат через плечо, махнул рукой.

– По машинам.

Через минуту Матвей, Шавло и незнакомец остались в темноте у забора. Пришедшие в себя помощники инспектора убрались вместе с омоновцами.

– Ну так как, Константин Кириллыч? – похлопал Матвей по плечу Шавло, выводя его из ступора. – Все понял?

– П-понял, – заикнулся Шавло. – З-завтра п-по-еду…

– Вот и ладно. Мужик ты умный, честный, всё понимаешь, а если чего не поймешь, мы еще приедем, объясним. Иди домой, жена заждалась, наверное. Передай Дурбаню, что к нему я попозже заеду, после того как Нестерова выйдет на волю.

Шавло встряхнулся и тяжело затопал по улице к центру села, отдуваясь и пыхтя.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Матвей у человека в плаще, узнав недавнего попутчика по купе Самандара Вахида Тожиевича.

– Случайно, – усмехнулся тот в темноте. – Вы всегда так рискуете, не прогнозируя результат?

– Разве у меня был выбор?

– Был.

– Кто вы? «Чистилище» так не работает. Да и нет вокруг никого, фокус ваш только для этих дуболомов и годится.

– А большего и не требовалось, мальчик. Научись обходиться минимумом средств с максимальной результативностью. Извини, я тороплюсь, поговорим в следующий раз.

И директор Международного исследовательского центра боевых искусств, по необъяснимой причине появившийся глухой ночью в селе Старом, исчез. Некоторое время Матвей всеми своими обострившимися чувствами сопровождал его до выхода из деревни, потом потерял из виду.

– Уж не родственник ли он Тараса Горшина? – предположил Василий, когда Матвей закончил рассказ. – Если, конечно, не Монарх.

– Нет, я бы это почувствовал. Скорее действительно человек Круга, ищущий учеников. Ты же читал Успенского: «Людьми Круга не рождаются, ими становятся, и каждый должен передать свои знания ученику».

– Но он сказал, что он Проводник… Как это понимать?

Матвей долго не отвечал, потом увеличил скорость.

– Придет время, узнаем.

– А жаль…

– Чего жаль?

– Что он не сказал, когда можно будет еще раз взглянуть на подземный «храм»

– Наверное, когда мы перестанем быть посторонними…

Василий посмотрел сначала на спутника, потом перевел взгляд на спидометр, стрелка которого подошла к цифре «сто пятьдесят», но ничего не сказал. Ему вдруг тоже захотелось побыстрее попасть домой.

CONSERVUS

Евгения Карасевапо кличке Карась, бандита, насильника, убийцу, последней жертвой которого стала шестнадцатилетняя девочка и у которого были такие покровители, что в очередной раз его помиловали, дав всего семь лет отсидки, убили в столовой прямо во время ужина. И никто из заключенных Одинцовского СИЗО не заметил, как это произошло: Карась просто не встал из-за стола, словно в задумчивости склонившись над тарелкой. Но когда надзиратель тронул его за плечо, Карасев мягко завалился на бок, и стал заметен тонкий нож, стилет, торчавший из его виска. Удар был нанесен мастерски, это отметили все эксперты и следователь, но главным отличием преступления был квадратик белого картона величиной с зажигалку, с тисненым золотым кинжальчиком в уголке, на котором были напечатаны всего три слова: «Привет из „ККК“».

Спустя сутки письма с подобной печатью получили судьи, помиловавшие Карасева, и прокурор Одинцовской прокуратуры Криволапое, который и явился инициатором пересмотра дела. Письма были короткими, в них констатировался факт «наказания» помилованного убийцы, перечислялись его подвиги и излагалось предложение «ККК» уйти из органов правосудия по доброй воле. В противном случае каждый из предупрежденных будет наказан «в пределах адекватного ответа».

Убийцу Карасева найти не удалось.

Второй подобный случай произошел в «правительственной» тюрьме в Останкино, которую называли «северным курортом». Введена в строй она была всего полтора года назад, строили ее по американским образцам, и это действительно была самая комфортабельная тюрьма, предназначенная для проштрафившихся высоких чинов.

Утром надзиратели обнаружили убитым в своем отдельном «нумере» бывшего сотрудника Главного управления охраны Скорняка Илью Михайловича, отбывающего смехотворно малый срок в три года за убийство молодого парня в ресторане. Сам Скорняк был убит ударом в горло, а на посиневшем лице его лежал белый квадратик картона с золотым кинжальчиком и надписью: «Привет из „ККК“».

Убийство наделало немало шуму, потому что на «северном курорте» сидело много людей с биографиями подобными биографии Скорняка, имевшими огромные связи в мире бизнеса, мафии и в правительственных кругах. Поэтому вполне естественно, что, опасаясь за свою шкуру, они не могли не забить тревогу. Некоторые добились перевода в другие тюрьмы, менее комфортабельные, но более спокойные, остальные сумели поднять на ноги все следовательские силы Генеральной прокуратуры и МУРа. Однако убийцу, сотрудничающего с «Чистилищем», и в этом случае обнаружить не удалось, хотя всем было ясно, что он работает в тюрьме. Как и «СК» в прошлом, «ККК» ошибок пока не допускал.

И наконец последовала серия взаимосвязанных казней, всколыхнувшая не только правоохранительную систему и правительственные круги, но и всю общественность. Ответственность за них взяло на себя «Чистилище».

Сначала у Зиновия Явлинского, водителя «форда», принадлежащего сенатору Свищову, «чистильщики» отрубили указательные пальцы на обеих руках. В заявлении «ККК», опубликованном на следующий день во всех крупных газетах, была приведена история с обгоном автобуса, в результате которого пострадали люди, а шофер автобуса получил пять лет, хотя был и не виноват.

Затем экзекуции подверглись сам сенатор Свищов, сотрудник ГАИ, давший показания против шофера автобуса, прокурор Красногорской прокуратуры Певзнер и судья Сукиасян. Все они знали, что осуждают невиновного человека. Однако Свищова лишили двух пальцев на правой руке, сотруднику ГАИ выдавили глаз, прокурору отрубили ухо, а судье проткнули язык шампуром: когда к нему пришли «чистильщики», Сукиасян вкушал шашлык…