Ратник 2 - Евгений Васильевич Шалашов
Схватка между двумя небольшими дружинами длится недолго. Это вам не сражение и не битва, в которой полки, принимавшие первый бой, отходят, а на замену потрепанного воинства встает другое, вступает в схватку, а потом, по мере надобности, отступает или переходит на другое место, а то и погибает под ударами противника. А полководцы медлят с принятием решения, пытаются вымотать врага и стараются сберечь резерв, чтобы кинуть его в надлежащее время в нужное место. Нет, здесь все решалось быстрее. Можно даже сказать — скоротечнее. Да и как по-другому, если дружины такие маленькие? Тут и места поменьше, и сроки короче. Вот только, умирают все одинаково — хоть в большой битве, а хоть и в маленькой стычке.
Но все равно, все пространство заполнилось звуками — ржанием коней, яростными криками и стонами раненых. А еще — лязгом клинков, ударявшихся друг о друга, мерзкими звуками мокрой плоти, которую раздирает меч и чавканье, которое издает топор, врубившийся в тело врага.
И ведь нет никакой поэзии и упоения боем, а только горячий бред и боль.
Боковым зрением Ярослав увидел, что неподалеку от него откуда-то выскочил пеший воин, с огромным топором на длинном топорище. И ведь лезвие топора несется прямо на него! Парень даже понял, куда упадет топор — а прямо на его бедро, потому что выше пеший ратник не дотянется. И Соколов даже рассчитал дальнейшие действия врага: вот, тот нанесет удар лезвием по бедру, а когда Соколов начнет падать вниз, то враг его добьет ударом по голове. И никакой кожаный шлем не удержит топор. Вон, ворог уже улыбается, ощерился желтыми зубами, словно лошадь. И глаз не видно, а если они и есть, так скрыты «личиной», нацепленной на шлем.
Нет уж, шиш тебе!
Кажется, время остановилось на долю секунды. И все происходящее с человеком двадцать первого века казалось, словно в замедленной съемке. Но за краткий миг Ярослав умудрился развернуть мерина и принять падающее лезвие на свой щит. Тряхнуло изрядно и левую руку, да и все туловище. Кажется, даже мерина подкинуло на месте. А что со щитом-то? Тьфу ты, половину щита снесло, словно не топором стукнули, а проехала гусеница трактора.
И как после таких ударов в седле-то держатся? Положено бы вылететь, как пробка из бутылки, но парень умудрился усидеть, да еще и сразу, не думая, махнуть мечом сверху вниз, метясь в ту самую руку, что держала топор.
Достану тебя зараза!
По руке попасть не успел, враг ее отдернул, сумев спасти кисть, зато открыл плечо. А Ярослав даже не понял — ударил ли он плашмя, или лезвием, но тот страшный дядька с топором, вдруг воскликнул от боли, потом выругался, а его правая рука повисла плетью вдоль туловища.
Вражеский ратник попытался перехватить топор левой рукой, а Ярослав, поражаясь собственному хладнокровию, уже замахивался мечом во второй раз, чтобы добить супостата. Но не понадобилось. Кто-то из ратников Клеста, не заморачиваясь во время боя на благородство, просто рубанул сзади пешца поперек шеи и тот, раскрыв рот в предсмертном оскале, упал на колени, а потом и вовсе повалился на землю.
О, так это Татень? Хотел сказать старому воину спасибо, но не успел, потому что его мерин, словно бы почувствовал вкус битвы, рванулся вперед так, что Соколова подкинуло и он, довольно больно стукнулся задницей о жесткое седло и лязгнул зубами. Мысленно выругав и мерина, и самого себя, (мерина за нрав, себя за бестолковость) Ярослав восстановил равновесие.
Нет, в следующий раз воевать пешим пойду, решил Ярослав. Если ногами стоять на земле твердо, укрываясь за длинным щитом, то никакой тебе мерин не страшен. Ни чужой, ни свой. Правда, кто его будет спрашивать — как он пойдет? Как воевода прикажет, так он и сделает.
А Мирный вынес своего седока за спины двух вражеских ратников, которые были связаны боем с двумя «клестовцами». Мерин, словно бы и не носил такую миролюбивую кличку, а был каким-нибудь «Свирепым» или «Буйным» сразу же отпихнул плечом кобылу вражеского воина, отчего всадник сбился с ритма, чем сразу же и воспользовался его противник, проткнувший воина мечом. А Ярослав, тоже не заморачиваясь благородством, полоснул спину того из противников, что оказался поближе.
— Спасибо Ярик, — услышал Ярослав голос Клеста.
О, так он самому воеводы нынче помог? Ярослав, в горячке боя, и не заметил — кому помогал. Но разве это важно? И он помог, и ему самому помогли. Бой, это такая штука, что без помощи друга никак нельзя. Вот, разве что, как-то надо друг друга «пометить». В такой суматохе отличить своего от чужого очень трудно. Плащи бы, какие завести, чтобы отличать своих от чужих.
Клест, успевавший и воевать, и следить за ходом всего боя, возник рядом с Ярославом,встав с конем стремя в стремя.
— Ты Врабия не видел? — выкрикнул вопрос воевода.
— Не видел, — помотал головой парень, раздумывая лишь — а узнал бы он вообще чужого воеводу среди ратников? Тут все похожи, словно горошины из одного стручка.
— Щит выбрось, он тебе только мешает, — опять выкрикнул воинский начальник и унесся. Не иначе, ищет на поле боя воеводу, задолжавшему ему суд божий.
Но не видать Врабия. А Клест направил своего коня к Креню, вернувшемуся с двумя ратниками. Верно, передовой отряд, ушедший вперед, те сумели перехватить, и он теперь на помощь воинству не придет, но уезжало-то их больше. Да и Крень морщился от боли, хотя крови не видно. Но бывает, что травму можно причинить и без крови. Если, скажем, булавой ударили? А то и просто обухом топора?
А что со щитом-то не так? Ух, а щита-то, почитай, что и нет. От удара топором снесло половину, а дощечки, крепившиеся между собой планкой, развалились и теперь в руках остались только кожаная ручка, да проушина. Это уже не щит, а одно недоразумение. А ведь хороший был щит! Алатырь его по руке подбирал, и ремни подтягивал. А ведь еще наставник и ругаться будет из-за утраты казенного имущества. Или не будет? Войдет в положение, да новый щит подберет. В крайнем случае он теперь сможет и сам себе щит смастерить, невелика сложность. А может, после боя чей-нибудь трофейный удастся подобрать? Ладно, потом будет видно.
Фух. Устал. И воевать-то, вроде, уже не с кем. Вот
