Оборотный город. Трилогия - Андрей Олегович Белянин
Я сообразил не вступать в бессмысленный диспут на вечную тему: «Почему чем больше бюст у девушки, тем сложнее запомнить цвет её глаз?», а быстренько сбегал вниз, высунул нос за калиточку, с ходу обрисовал Моне и Шлёме бедственное положение моего денщика, и оба упыря бодро отправились изображать «службу спасения». Наверное, стоило бы ещё напомнить, что поубиваю на фиг, если они у Прохора хоть что-нибудь откусят, но, думаю, об этом парни и сами догадаются. После чего спокойно вернулся к Катеньке, которая тоже уже чуточку подуспокоилась…
— Садись, у меня тут чипсы, шоколад, арахис и даже кофе нашёлся. Ты растворимый пьёшь?
— Из твоих ручек и яду приму, отчего ж кофею не выпить…
— Вот только давай без фанатизма. Тебе стрихнину, пургену или сахаром обойдёшься?
Вместо ответа я сунул руку за пазуху, извлекая чистую тряпицу со своим скромным продовольственным запасом и выкладывая всё на стол. Не то чтоб было достойно в такой ситуации, но…
— Вобла-а?! — непередаваемо громким шёпотом выдохнула Хозяйка, повисая у меня на шее, словно кошка на связке краковской колбасы. — Это всё мне, Иловайский? Хочу, хочу, хочу!
Я разомлел от изумления (неужели такой восторг из-за сухонькой рыбёшки?) и, быть может, только поэтому не успел чмокнуть её в белую шейку. А хитрая Катерина выкрутилась майским ветром, вспрыгнула с ногами на свой вертящийся стул и с таким аппетитом взялась за дело, что только серебряные чешуйки под потолок взлетели! Прочие продукты подобного воодушевления не вызвали, но, по крайней мере, теперь я точно знал, какой гостинец может её порадовать…
— Так мне бы совет какой по поводу кладбищ местных. Думаю, их тут в округе не одно, да и, поди, в лесу заброшенные есть или могилы случайные. Если эти французы зимой на такое расстояние от своих же отбиться умудрились, то явно с головой не дружили, мало ли чего они тут понаписать могли? Может, тот клад и вырыт уже?
— Карту оставь у меня на сегодня, сканирую, посмотрю, что восстановить можно, но чудес не обещаю, — подумав, решила моя разумница. — Завтра приходи, включим мозговой штурм, хотя лично я во все эти «золотые лихорадки» не верю. Сколько помню институтский курс российской истории, то драпали от нас наполеоновцы со страшной силой, но при правильно организованном отступлении. Не могли твои лягушатники вместо Парижа направиться на тихий Дон! Бред это, полный бред…
— Я ж не спорю. Но и ты меня пойми, краса ненаглядная, службу мне такую генерал наш вручил. А от службы казака только заслуженная старость спасает, да мне до неё далеко…
— Это факт. — Катя с сожалением отложила обсосанный рыбий хвостик и ни к селу ни к городу поинтересовалась: — А ты чего неженатый? У вас ведь по-станичному вроде венчаются лет в семнадцать-восемнадцать, а то и ещё раньше, чтоб потомство успел оставить.
— Не сложилось как-то. — Я отвёл взгляд. Чего ж объяснять ей, что младшему брату в семье поперёд старших сестёр семьёй обзаводиться не принято, а маменька ещё двух не выдала, уже все сроки в девках пересидели…
— Короче, не ты бракованный, а просто ситуация несвежим попахивает? Ладно, не парься, это я так, к слову… О, глянь-ка, кто у нас тут стоит — бабка Фрося!
Я поднялся, вглядываясь из-за Хозяйкиного плеча в голубоватое свечение компьютера. Действительно, на горизонтальной странице было отчётливо видно, как рослая деревенская красотка, подпрыгивая и стуча себя кулаком в лоб, о чём-то стенает у высоких ворот.
— Врубаю звук. Зацени качество!
В тот же миг из чёрного ящика со стенкой в мелких дырочках, завывая, полилось:
— А-а вот и разобидели бабушку, маркитантку горбатую, кровопийцу заслуженную! А-а и чтоб он провалился, жмот в лампасах вместях с эполетами всмятку! А-а и где ж правда на свете, нет её, а кушать хочется-а!
Катенька упрекающе сдвинула брови в мою сторону, в смысле — твоя работа? Я отрицательно покачал головой, для пущей гарантии осенив себя крестным знамением — не брал, не давал, пальцем не трогал.
— Сейчас отвечу. — Моя красавица пододвинула к себе нечто вроде мягкой груши на ножке, прокашлялась и громогласно заявила: — Во-первых, цыц, курица старая, не то — испепелю! Во-вторых, кто же тебя, бедную, обидел? Хоть пальцем на него укажи — не скроется злодей от гнева Хозяйского!
— Охти ж, матушка-заступница, — мигом прекратила дешёвый слезоразлив и соплеразмаз неутомимая бабка. — Да кто ж, как не Илья Иловайский!
Мы с Катериной, вздохнув, уставились друг на друга. Можно подумать, оба ожидали услышать какое-то другое имя…
— Так ведь мало того что и сам от ягодиц бесполезных ни кусочка откусить не позволил, ещё ж и денщика своего откормленного в трубе запаял — ни себе ни людям! А упыри того денщика сверху верёвками извлекли! Ну дык тот их самих в жилу и вытянул!
— В каком смысле? — не сговариваясь, одновременно спросили мы.
— Да в заложники взял! — пояснила бабка Фрося и настороженно уточнила: — А ты сама в порядке ли, матушка? Чёй-то голос у тебя двоится…
— Закусывай, Фросенька, так и двоиться перестанет, — чуть нервно огрызнулась Катя и, отключив «грушу», повернулась ко мне: — Ну и чей это косяк? Скажешь, опять мой?!
— Нет, сам виноват, — согласился я. Встал, нахлобучил папаху и коротко поклонился: — Прощай, гордость моя непреклонная, вершина непокорённая, крепость неприступная, ду…
— …ра недоступная?! — не хуже Прохора срифмовала Хозяйка и надулась как белка.
— Вообще-то я хотел сказать «душа неумолимая», — тупо оправдываясь, вздохнул я. И ведь это была правда, разве могло мне в голову прийти хоть чем-то её сознательно обидеть? Я бы ей и сердце под ноги выложил, и честь казачью, и усы бы сбрил, попроси только! Лишь бы улыбнулась, лишь бы взглянула поласковее, лишь бы…
— Тогда чего встал, как суслик, столбиком? Беги давай, верни нам наших упырей и урезонь своего сослуживца!
Нет, насчёт усов я, видимо погорячился. Этой чёрной жертвы моя кареокая любовь пока ещё точно не дождётся. Я, не оборачиваясь, припустил вниз по лестнице…
— Баба Фрося, цигель, цигель! — громогласно раздалось вслед. — Отправляю к тебе на решение проблемы хорунжего Иловайского! Сама проводишь, объяснишь, дождёшься результата. Через час — ко мне с докладом! А узнаю, что опять на него
