Буря кристаллов - Сима Кибальчич
— Извини, что так вышло. Я…
А что собственно он? Не прилетел пораньше и не шарахнул ядерным радиальным по уничтожившей земли Флаа кристаллической дряни? Не научил этих пожирателей плоти выстраивать эшелонированную позиционную оборону, пока ползал по Нишам Изысканий и выпрашивал еду в мешке на израненном теле? За что ему к дьяволу извиняться?
— Мы ничем не поможем Орфорту, — проговорил он, чтобы ощутить хоть какую-то определенность.
Изоморф не выглядел как возможный собеседник. С застывшего тела исчезла рябь движения. Лицо стало темным, мертвым, с затянутыми глазницами древних скульптур.
— Ирт! — произнес Тим громче и тут же добавил: — Снять блокировку звука, ослабить давление поля. Ирт, ты слышишь меня?!
Чудище молчало. Никакой попытки вырваться. Более того — ни малейшего движения. По телу Тима прошла крупная дрожь, дыхание сбилось, воздуха резко перестало хватать. Сжавшееся горло засвистело, а в ушах нарастал грохот. Приступ паники. Чага хорошо знал, как она умеет ломать тело, но Тим давно не испытывал ее во всей полноте и власти.
— Хозяин! — прохрипел он. — Освободить! Полностью! Быстрее!
Глава 14
Дыхание холода
По телу изоморфа долго и бестолково ползали паучьи лапки манипуляторов. Генераторное кольцо над операционным столом проблёскивало фиолетовыми искорками, а плоский экран выдавал невнятицу жизненных показателей. Тим практически успокоился. Эмергентный пакет скафандра впрыснул лошадиную дозу транквилизаторов и блокировал панический приступ. Тим вызвал операционный модуль крейсера уже понимая, что делает.
На состояние плененного изоморфа спасательные системы корабля сами не среагировали. Грубейший просчет Тима как капитана. Искусственный разум крейсера не владел информацией о изоморфах. Поэтому физическое состояние инопланетника никак не отслеживалось. Он вообще не рассматривался как член экипажа и объект охраны. Хозяин Чаги был для искина корабля чем-то вроде занесенной на борт флоры или живой мебели. Но это еще полбеды. Даже изменение статус Ирта для внутренних систем защиты не помогло провести простейшую диагностику его состояния.
На экране операционного модуля бесстрастно выплывали цифры: давление, температура, химический состав внутренних жидкостей. Но вся эта канитель выглядела по-разному для разных частей тела изоморфа, что совершенно сбивало с толку. Сам факт перепада температур, наверняка, говорил о том, что этот бешеный куст жив. Но почему тогда не двигается?
Тим не помнил Ирта неподвижным. Если тот не охотился, то шарил ростками под кожей. Даже разорванный тараканами на куски, он не долго оставался бесформенной массой, срастался, изменялся. А еще Чага не видел Хозяина спящим. А теперь прошел час и никаких изменений. И Тим просто ждал, не в силах оторвать глаза от мраморной неподвижности лица с черным лентами волос, от светло-серой грудной клетки с офицерскими знаками различия. Слепленный Иртом скафандр наощупь никак не отделялся от туловища, но был местами гладким, местами шероховатым, как настоящий.
Час сменился вторым, а затем и третьим. В запасе до первых результатов разведывательной высадки оставались почти сутки. Цифры жизненных показателей изоморфа то немного менялись, то возвращались к прежним рубежам. Датчики операционного стола слегка попискивали. Этот отравительный звук делал одиночество особенно острым. Мысли рвались в слова:
— Если ты сейчас умрешь, моя жизнь станет проще. Не лучше, но точно проще. Думаешь, я сразу полечу на Землю? Вряд ли. Нужно проститься с Реем. Там, на Орфорте. Вся его кровь ушла в проклятую землю. Он не хотел лететь и спускаться на вашу планету, но остался там навсегда. Самое ужасное, что не могу обвинить в этом тебя. Очень хочу, но не получается. Сам виноват. И с твоей смертью не станет легче, только проще.
Тим опустил руку на застывшую грудь Ирта. Под упругой поверхностью прощупывался рельеф неподвижных узлов. Ростки изоморфа. Они могли прятаться в глубине туловища, но сейчас лежали у поверхности. Чудовище в образе человека полностью в его власти. Вот только как распорядиться властью? Тим не имел ни малейшего представления. Водил рукой потому, чьей смерти хотел и без которого боялся остаться.
— Тебе не понять, что значит чувство вины. Оно мешает общаться с людьми. С друзьями. Даже с Сэмом. Между тобой и миром будто преграда. Как из воды. Если сделать небольшое усилие, можно преодолеть, но зачем? А вот между нами этой преграды нет. Ты тоже зло. Как нелепо устроен мир: убийца моего друга — единственное существо, ничем от меня не отгороженное. В каком-то смысле самое близкое. И лучше бы ты умер. Ради моей призрачной свободы. Очередной иллюзии. Ты прав, охотник, люди живут иллюзиями.
По телу прошла знакомая волна шелковистой дрожи. Предвестие наркотической ломки. Так скоро? В течение полета Тим был связан с изоморфом. Самое долгое слияние. Возможно, отравление настолько сильное, что он сдохнет самостоятельно, так и не успев добраться до дома. Если вообще есть шанс оказаться дома. Скафандр лепился к коже, что-то вгонял в кровь. Дрожь прекратилась, но осталась слабость. Пришлось опуститься в ложемент напротив операционного стола и закрыть глаза. Перед внутренним взором потекли воспоминания.
— Когда я улетал с Марса на учебу, то многое навоображал себе. Картины блестящего будущего. Знал, что умею добиваться того, чего хочу. Если бы кто-нибудь сказал, что закончу наркоманом, один, в летающем корыте, которое слепили из ремонтных комплектов, я бы… Не знаю, наверное, избил бы такого предсказателя в кровь. Самое смешное, что наркоманов не существует в солнечной системе вот уже несколько столетий. Кроме меня. Моя жизнь стала блестящей и неповторимой, в каком-то смысле.
Тим рассмеялся. Что из его бессвязной речи может понять вечно голодная инопланетная тварь? Хотя почему голодная? На протяжении полета Ирт поглощал те же питательные комплекты бортового синтезатора, что и он сам.
— Ты спрашивал о Марсе, моей родной планете? Иногда задумываюсь, может, это судьба: сбежать с Марса, чтобы оказаться на Орфорте. Они в чем-то похожи, красная планета и твой дом. Нет морей и океанов, но есть реки, очень быстрые и очень глубокие. Когда-то, до терраформирования, это были разрезавшие поверхность планеты каньоны. Теперь внутри них течет семь Великих рек, закованных в почти неприступные каменистые отвесы. В некоторых местах течение разгоняется до такой скорости, что водяная пыль обхватывает русло серебристым рукавом. Гонки на байдарках в этих местах идут практически вслепую, и нормально дышать невозможно. Кислорода вообще на Марсе меньше, чем на Земле. Когда я переехал на голубую планету, то долгое время казалось, что энергия прямо хлещет и сил хватает на все. Марсиан на Земле считают выносливыми, но все из-за кислородной эйфории. Организм, привыкший обходится малым, накачивается дозами,
