Раненые Звезды 5 (СИ) - Котов Сергей
— Но… оно… он убеждал меня, что я должен вернуться в свой мир как можно скорее! — Возразил я, — выйти из этой игры!
— Возможно, именно это необходимое условие для создания нового смысла, который повторял бы Чёрную Книгу, — ответила Ли, — а, может, просто его уловка. Чтобы у тебя даже мысли не возникло сбежать. Ты бы ведь ни за что не последовал этому совету, верно? Разве есть какие-то сомнения в том, что существо, подобное ему, не просчитало все варианты и твои реакции?
Я застыл, чувствуя, как начинает трещать голова.
Невозможность принятия решения бесила. Больше того: даже отказ принимать решение уже был этим решением. Я чувствовал раздражение. Мне хотелось разбить панель телевизора, которая висела на стене, претворяясь картиной. Меня бесила дверь в коридор — настолько, что её хотелось вышибить плечом, прямо сейчас. В этом желании не было никакого смысла. Но меня захлестнули эмоции. Так, как, пожалуй, ещё никогда до этого в жизни.
Раньше, даже в самых странных и опасных ситуациях, мне был понятен мой образ действий. Принимать решения было легко — достаточно только иметь моральные ориентиры.
А эта ситуация напоминала азартную игру: ты можешь вести себя, как угодно, но знай, что некто всемогущий заранее просчитал все ходы и даже лично явился тебе, чтобы ты сделал именно так, как надо, и никак иначе.
Уходить немедленно или остаться?
В конце концов, моя Земля находилась вне этого пространства безумия, порождённого эпической битвой искусственного разума и потоками естественной информации, которые вдруг сформировали мета-личность.
Что бы тут ни происходило — оно не будет меня касаться…
Наверное. Почти. Если не считать Захара, который останется на другой стороне.
Что с ним произойдёт, кстати? Он станет слизнем? Он возглавит новое движение? Или как это может всё называться на той стороне?
А, может, это именно ядро его личности в далёком будущем устроило всё это?
Я знал, что это не так. Чувствовал нутром. И такое обвинение было совершенно несправедливым. Но я был в бешенстве. Настолько, что даже не решался заглянуть проведать Кая, который, возможно, смог бы найти нужные слова.
В конце концов, обессилев от метаний, когда за окном стемнело, я рухнул на койку и, вопреки собственным ожиданиям, уснул.
Захар смотрел на меня на фоне фиолетового неба. В его глазах была печать, перемешанная с глубоким сочувствием. Моя ярость куда-то улетучилась. Вместо неё я ощущал какое-то нездоровое умиротворение, граничащее с апатией.
— Ну и что же нам делать? — тихо спросил я.
— Он не всесилен, — не совсем в тему ответил Захар.
— Ты о чём?
— Тот, кто приходил к тебе. Тот, кто дал мне знания. Он — не всесилен.
— И как это знание должно мне помочь? — горько усмехнулся я.
— Нам помочь, Гриша, — ответил Захар, — нам всем.
— Где ты был прошлой ночью? — спросил я.
— Боролся. Ты не представляешь, что тут происходило после того, как стало окончательно понятно, что книга больше недоступна.
— Что, если он тебя придумал именно для того, чтобы я оказался в этой ситуации? — спросил я, — что, если это всё, от начала и до конца, смоделировано?
— Так и есть, — кивнул Захар, — но не все факторы были учтены. Например, внешнее вмешательство не предполагалось.
— Опять?!
— Опять. Похоже, это проблема всех закрытых мирозданий, — Захар робко улыбнулся, — почему ты до сих пор не спросил меня о том, что тебе делать?
— Возможно, потому, что не хочу знать ответ.
Осознание пришло резко, рывком. Я вдруг понял, что именно задумало то грандиозное существо, которое убило своего поработителя и собиралось заново запустить весь цикл разума сразу во многих вселенных.
Больше того: я понял, что именно я должен сделать, чтобы не допустить этого.
Это было так неожиданно, что я сбился с дыхания.
— Что такое? — Обеспокоенно спросил Захар, — а… до тебя, наконец, дошло. Ты сам понимаешь, что я об этом просить не буду. Я устал, Гриша. Мне успело осточертеть это фиолетовое небо. Я хочу поскорее превратиться в слизня, чтобы больше ничего не чувствовать и не думать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— О чём ты? — спросил я, пытаясь сыграть в непонимание.
— Если хочешь — давай я первым это произнесу, — вздохнул Захар, — единственный способ повлиять на решение этого существа — стать одной из его основ. Здесь и сейчас. Очевидно, что меня одного было недостаточно. Ты мог бы стать той самой каплей информации, участком универсального кода, который изменил бы всё. Но для этого тебе нужно оказаться на моей стороне. Здесь и сейчас. В этом мире, в этой реальности.
Это вариант мне приходил в голову раньше, днём, когда я метался в ярости по своей комнате. Он выглядел предельно логичным: для того, чтобы поменять всё, достаточно было оставаться самим собой. Но я чувствовал какой-то подвох. И, наконец, разгадал его — всего пару секунд назад.
Интересно, сколько пройдёт времени прежде, чем и Захар догадается?
Хотя здесь, на этой стороне, время течёт немного иначе; оно может замедляться и ускоряться. Но мне бы не хотелось давать шанс той силе, которая устроило всё это.
Я подошёл к Захару вплотную.
— Я не могу об этом простить, Гриша, — словно бы извиняясь произнёс он.
А потом я обхватил его руками и что было сил прижал к себе.
Он не сразу понял, что происходит. Сначала даже попытался обнять меня в ответ.
А потом мои руки вдруг стали полупрозрачными. Они вдавливались в тело Захара, сначала едва заметно, потом отчётливо.
Он закричал. Возможно, это было больно. Да что там: почти наверняка это жутко болело! Удивительно, что на той стороне существовала боль, пускай и в изменённом виде.
Потом он начал сопротивляться. Но, конечно, было поздно. Слишком поздно.
Прижимаясь к нему лбом, я чувствовал, как мои глаза погружаются внутрь его головы.
Мы сливались.
Я ощущал тепло его… нет, это не было телом в привычном смысле этого слова. Я чувствовал тепло его мыслей. Его личности. Я буквально пропитывался ими.
И я успел полностью впитать его в себя до того, как почувствовал, что пришло время просыпаться.
Я лежал на полу. Мне было ужасно холодно и дискомфортно. Всё кругом было испачкано какой-то прохладной склизкой субстанцией.
Я открыл глаза. Поднял руку, чтобы убрать слизь с глаз. Кое-как это получилось, хотя рука сильно затекла.
Кто-то что-то произнёс на китайском. В глаза ударил свет. Я застонал. Свет стал мягче.
Надо мной склонились лица, среди которых было одно знакомое.
— Профессор Ли… — смог произнести я.
— Гриша, — ответила женщина, — как вы себя чувствуете?
— Ужасно, — признался я, — холодно. Голова болит. Тошнит… что случилось?
— Я надеюсь вы смогли бы прояснить этот вопрос.
Снова кто-то вмешался; резкие реплики на китайском. Я повернулся в сторону говорящего и попытался встать на четвереньки.
Только тут я обнаружил, что лежу на полу не один. Рядом со мной, весь обмазанный такой же слизью, лежал голый парень. Я не сразу узнал Захара — он был совершенно лишён волос; даже бровей и не было. Он тихо стонал, как и я пытаясь подняться.
Кажется, в этот момент его узнала Ли. Она издала какой-то всхлипывающий звук, но быстро взяла себя в руки, что-то быстро проговорив на китайском.
Я почувствовал, как меня подхватили чьи-то руки и понесли. Голова резко закружилась, и я провалился в мягкую и тёплую черноту.
Когда я снова пришёл в себя, то долго наслаждался ощущением комфорта. Я был в тепле. Приятно пахло. Потом картины первого пробуждения пробились в памяти, и я открыл глаза.
Очевидно, я был в том же больничном крыле, куда раньше приходил проведать Кая. В окно сквозь неплотно закрытые жалюзи пробивался яркий солнечный свет.
Я приподнял голову.
Прямо на против меня на кровати сидел Кай, тревожно глядя в мою сторону.
— Проснулся! — Сказал он, — я же говорил, что всё с тобой в порядке!
— А где Захар? — спросил я, потягиваясь.