В конце вечности - Артем Евгеньевич Белянин
— Мой господин повёл себя вспыльчиво. Прошу прощения за его необузданный нрав, — с той же невозмутимостью произнёс старик. — Порою люди, терзаемые неутолёнными чувствами, ведут себя вздорно и нелепо.
— Как он собирается взять крепость?! — не унимаясь, спросил его Марк.
— Боюсь, планы моего господина известны лишь ему одному. Да и если бы я знал ответ, вам пришлось бы пытать старика, чтобы его узнать.
— Ладно, проваливай! — вспылил Марк и вскочил в седло.
Откланявшись, Отингер направился к лошади, и уже через пару мгновений его долговязый силуэт скрылся за поворотом, поднимая в воздух клубы дорожной пыли.
Лес, кишащий тенями, затих, и лишь звон колокольчиков, раздающихся на ветру, подрагивал в порывах, изредка нарушая эту мёртвую тишину. Казалось, всё живое, что обитало в этом лесу, в одночасье сгинуло, навеки оставив это гиблое место.
Молча взобравшись в седло, Остап со вздохом направил коня вслед за Марком, с тяжёлым сердцем оставляя позади залитую кровью поляну.
Король уже ждал их. Войдя в приёмный зал, Остап и Марк склонились. В воздухе отчего-то нависло тягостное напряжение.
— Как прошли переговоры? — внимательно смерив глазами мужчин, спросил король.
— Ничего особенного. Ультиматумы и угрозы, — ответил Марк.
— И что же, он не предложил никаких альтернатив? — вскинув бровь, спросил король.
— Валофар готов отвести войска взамен на выдачу Эльзы, — поправив на поясе оружие, ответил Остап.
— Эльзу?! — возмущённо спросил Демид. — Да я скорее отрублю себе руку, чем выдам девочку, — возмущённо сказал король. — Пусть свой ультиматум засунет в задницу! Эту крепость ему не взять! Нам его огненные катапульты нестрашны. У нас воды столько, что залить можно всю долину. А решит пойти на штурм, оставит под стенами всех, кого привёл!
— По его словам, он не собирается осаждать или штурмовать замок, — скручивая кончик уса, произнёс Марк.
— Что ещё за вздор?! — возмутился король. — Зачем же он приволок под наши стены эту орду?
— Он заявляет, что для нас приготовил иную участь. Мучительную и в то же время скоротечную, — ухмыльнувшись, произнёс Марк.
— Ублюдок блефует, — взмахнув рукой, отрезал король.
— Думаю, он не блефовал, — устало ответил Остап. — У него действительно что-то припасено. Я видел это в его глазах. Не знаю, что именно, но он говорил правду. Я думаю, нам стоит воспользоваться затишьем и выступить против Валофара, пока он этого не ждёт. В противном случае он осуществит задуманное и крепость падёт.
— Я не верю своим ушам! — удивлённо отшатнувшись, произнёс Демид. — Ты предлагаешь покинуть крепость и отправить людей на верную бойню?!
— Решение принимать вам. Я лишь высказал, что чувствую, — холодно ответил Остап.
— Я понимаю, что ты непросто человек с дороги, — нервно зашагав по залу, произнёс король. — Возможно, я должен прислушиваться к твоим советам. Но что, если ты ошибся? Ведь это верная гибель, Остап. Не одолеть нам эту мерзость в чистом поле. Понимаешь?
— С нами железный легион, пусть изрядно потрёпанный, но всё же, — нерешительно вмешался Марк. — Мои всадники в седле тоже куда эффективнее, чем на стенах. У нас превосходные стрелки. Всё не так уж безнадёжно.
— Я знаю капитан. Знаю! — оборвал его король. — И тем не менее я не стану ими рисковать. Валофарцев в несколько раз больше. Встретить их за стенами будет самым прагматичным решением, — решительно добавил он и, выпрямив спину, зашагал к письменному столу.
Тем временем Валофар, обессиленный и разбитый, брёл по «Вороньему гнезду». Его тёмные покои в крепости — это единственное место, что пришло ему в голову там, в роще, когда он набросил на себя плащ и растворился во тьме его покрова. Он ненавидел этот дар. Всякий раз, когда тьма поглощала его, она отнимала все его силы. Он выгорал в ней, остывал, словно раскалённый уголь, брошенный в воду.
Несколько слуг, оставленных в крепости, с удивлением и ужасом уставились на вышедшего во двор Валофара.
— Запрягайте повозку! Живо! — прикрикнул на них Антихрист. — Мне нужно в лагерь. Срочно.
Через несколько часов его доставили в расположение лагеря. Силы почти вернулись к нему. Нервно отбросив полог своего шатра, Валофар вошёл внутрь.
— Что ты здесь делаешь?! — огрызнулся он на советника Отингера, сидевшего в его кресле. Советник, не обращая на него внимания, продолжил как ни в чём не бывало сидеть в кресле и непринуждённо вращать в руке ополовиненный кубок.
— Да ты верно оглох! — заорал Антихрист и с горящими глазами двинулся на старика. Однако ноги Валофара вдруг подкосились. Запнувшись, он повалился на пол и замер не в силах пошевелиться. Парализованный Валофар что-то отчаянно мычал, и лишь его глаза, обезумевшие от страха и отчаяния, кричали немым воплем, впившись в советника.
Отингер поднялся с кресла и, поставив бокал на стол, подошёл к беспомощно лежавшему Валофару. Пихнув парализованного сапогом, советник перевернул его на спину. Склонившись над ним, старик заглянул в полные гнева глаза.
— Ты жалкое и унылое ничтожество, не оправдывающее возложенных на тебя надежд, — перешагнув через Валофара, вдруг произнёс советник. — Любовь, затуманившая твой рассудок, разлагает тебя! Ты болен! Либо ты вытравишь из себя эту болезнь, либо всё погубишь, — произнёс Отингер и качнул свисающий над столом крюк для вяленого мяса. — В тебе не должно быть ни капли любви! Понимаешь? — переведя взгляд на Валофара, сказал старик. — Только жестокость и хладнокровие! — добавил он и, с лёгкостью подняв с земли обмякшее тело Антихриста, с хрустом насадил его рёбра на крюк.
От нахлынувшей боли глаза Антихриста покраснели, свирепый взгляд, немой ненавистью вопящий от страдания, готов был прожечь старика насквозь.
— А вот это то, что нужно! — внимательно заглянув в его глаза, сказал Отингер. — Запомни, никакой любви! Даже к своим детям… — многозначительно посмотрев на Валофара, добавил Отингер и похлопал его по щеке. Опустив глаза на капающую на землю кровь, старик равнодушно отвернулся и, пройдя несколько шагов, снова опустился в плетёное кресло, пригубив из кубка терпкое вино.
— Дальше ты пойдёшь один, — вдруг произнёс он. — Мне больше нечему тебя учить, — покручивая в руке бокал, добавил Отингер. — Надеюсь, что ты меня больше не разочаруешь. За твой успех, сынок! — произнёс он и осушил бокал. После этого силуэт советника, тускло освещаемый огоньком канделябра, выгнулся и замер. Глаза старика ввалились, кожа на лице потемнела, а нижняя челюсть покосилась и безвольно опустилась. В считанные секунды тело Отингера превратилось в сухую полуистлевшую мумию. Оцепенение, сковавшее Валофара, исчезло.
Рыча
