Михаил Белозеров - Гибель Марса
Леха озадачился и с ехидцей в голосе тихо произнес:
-- А где Жора? Это не Жора...
-- Знаю... -- так же тихо ответил я.
-- Вы к кому? - спросила квашня на палочках.
-- Нам нужен Мамырин.
-- Всем нужен Мамырин, -- повторила она рефреном за нами.
-- Мы из "Петербургских ведомостей", -- добавил Леха.
-- Все из "Петербургских ведомостей", -- как эхо, отозвалась квашня на палочках.
-- У нас дело... -- объяснил я, понимая тщетность наших усилий.
-- У всех дело...
-- Мы поднимемся? - галантно осведомился Леха.
Женщина молчала. Я шагнул на первую ступеньку.
-- Петрович... -- как-то странно произнесла она.
Петрович вскинул свой дробовик и ткнул меня в спину.
-- Не надо стрелять, -- попросил я. - Мы все поняли и уйдем.
-- Петрович! - снова произнесла квашня на палочках.
-- А ну топай! - надавил он ружьем и заставил нас подняться по лестнице.
Мы очутились в темном гостиничном коридоре, освещенным только светом из комнат. Теперь я понял, откуда несло мочой и человеческим испражнениями.
-- Давай! Давай! - подталкивал нас Петрович.
-- Вот ваш Мамырин, -- сказал квашня на палочках, кивая куда-то в глубину.
В комнате с голыми стенами на полу среди хлама, в луже бурой крови лежал голый человек. У него была такая поза, словно ему выстрелили в спину.
-- Хорошо... -- согласился я, опасаясь за свою и Лехину жизнь. Петрович все еще держал ствол дробовика под моей лопаткой. -- Здесь произошло убийство. Мы все забудем и уходим.
-- Петрович! - снова приказала квашня на палочках.
-- Топай! Топай! Ходят здесь всякие! Говно разносят!
Он так ударил меня прикладом, что я, невольно наступив Лехе на ноги, был вынужден ускорить шаг. Почти бегом мы достигли конца темного коридора и свернули вправо. Теперь в окнах комнат, которые выходили на Старый Арбат, мелькали знакомые фонари и брошенные торговые палатки. Там царила зима. Мне даже показалось, что на заснеженных крышах домов сидят астросы, а по брусчатке маршируют черные ангелы с нибелунши на плечах. Слева же было лето - яркое, желтое солнце (почти, как на Земле) било в окна. Голубое, бездонное небо ласкало глаз. Петрович гнал дальше.
-- Это тоже Мамырин, -- говорила квашня на палочках. - Это тоже... Какой вам нужен?
-- Я не знаю, -- признался я. - Живой Мамырин...
Казалось, не только сам вопрос, но и наше недоумение забавляли ее.
-- Живой? - удивилась она.
-- Желательно, -- подтвердил я.
Леха почему-то молчал. В каждой комнате лежало по убитому. Кое-кого можно было узнать - их часто показывали по TV. Все больше общественные люди, члены мирового парламента и мирового правительства. Некоторые были тайными агентами и сотрудниками спецслужб. Обыкновенных марсиан было больше. Должно быть, они чаще попадали в эту ловушку.
-- Здесь занято... Здесь занято... -- рассеянно и как-то обыденно говорила квашня на палочках, заглядывая в комнаты. - Выбирайте любую.
-- Они сумасшедшие! - шепнул мне на ухо Леха.
-- Не переговариваться! - крикнул Петрович и снова ткнул меня в спину.
-- Простите, -- спросил Леха, -- а туалет здесь есть?
Его мучила медвежья болезнь. Он приплясывал на одной ноге.
-- Конечно, есть, -- ехидно ответил Петрович, -- в каждом номере!
Интересно, на что он намекает, подумал я.
-- Нам не нужен номер, -- напомнил Леха. - Нам нужен Мамырин.
На этот раз квашня на палочках не удостоила нас ответом.
Петрович завел в подвалы. Комнаты были похожи на пыточные: люди висели на крюках, кое-кто ползал, мыча, по полу. Потом мы снова поднялись, миновав одну лестничную площадку, и по моим расчетам попали на третий этаж. Но и здесь была та же самая картина: мертвецы и лужи крови.
-- Что мы ищем? - спросил я у квашни на палочках.
Она не ответила. Теперь я вспомнил, где ее видел. Во времена моей юности, когда я учился в университете, она была первой красавицей на телевидение и вела самые престижные программы. Весь наш курс сгорал по ней от любви. И я, чтобы не выделяться, -- тоже.
Я даже вспомнил, как ее зовут: Соня Бергамаско. Ее корни были из земной Италии, от которой еще в мою бытность на Земле остались одни острова. Тогда многие итальянцы из разоренной Европы перебрались в Россию.
От былой итальянской красоты Сони Бергамаско остались только глаза и чистые формы лба, иначе бы я ее не узнал.
Несомненно, Жора Мамырин находился где-то рядом, ведь он был ее мужем. Правда, прошло столько лет. Несомненно еще и то, что мы, по крайней мере, уже дважды прошли по одному и тому же коридору, побывали, но теперь уже в ином подвале, снова попали в этот же коридор. Трудно было понять, где он начинался, а где заканчивался.
-- Соня, -- сказал я вкрадчиво, - мы знакомы с Жорой по работе.
-- Все знакомы с Жорой по работе, -- равнодушно ответила она.
Петрович хмыкнул:
-- Хвастают здесь! - и ткнул с такой силой, что мне стало больно.
-- Слушай ты!..
Не знаю, чем он там щелкнул, но этого было достаточно, чтобы я вел себя осторожно.
-- Будь аккуратно с этой игрушкой, -- предупредил я, пробуя повернуться к нему лицом.
-- Но... но... -- Петрович синхронно повторил мой маневр, отступая к стене.
Мне ничего не стоило вырвать у него ружье и воспользоваться своим огромным черным пистолетом с вычурной скобой, который уже изрядно натер мне подмышку. Но, во-первых, Петрович был настороже, а во-вторых, что-то меня удерживало от резких движений: все эти хождения вокруг да около имели какой-то скрытый смысл, мы с Лехой только не могли знать, какой именно. И тут я наконец заметил, что Лехи рядом нет. Куда он провалился и когда это произошло, я не понял.
-- Эта подойдет, -- уверенно сказала квашня на палочках.
Она распахнула дверь. Петрович ловко запихнул меня прикладом и повернул ключ на два оборота.
Внутри находился... Леха.
-- Я тебе кричу-кричу... -- пожаловался он, сидя в на батарее и как-то странно к чему-то прислушиваясь.
-- Психи какие-то, -- сказал я, оглядываясь на дверь и потирая то место на спине, куда меня тыкал берданкой Петрович. - Как ты сюда попал?
-- Как только мы поднялись по лестнице, -- отозвался он, по-прежнему прислушиваясь к чему-то.
-- Настоящий лабиринт, -- согласился я.
Окно забрано решеткой. Стекла настолько мутные, что снаружи ничего не разглядеть. А сама комната, словно насквозь простреляна, словно в ней черти свадьбу гуляли, оставив после себя заплесневелые объедки, блевотину в углу, каракули на стенах и армейскую койку с проваленной сеткой. И тут раздались эти звуки, к которым с такой настороженностью прислушивался Леха. Я понял, что его поразили не сами они, хотя от них одних можно было сойти с ума, потому что на все лады орали сотни резаных кошек, а источник, который невозможно было определить. Звук шел буквально отовсюду: от стен, потолка, пола и даже от батареи отопления, на которой сидел очумелый Леха.
-- А ты знаешь, сколько времени прошло, с тех пор, как мы попали сюда? - спросил он, смешно моргая ресницами.
-- Сколько? - спросил я, изучая стены.
Одна из них, оклеенная старыми газетами, заинтересовала меня больше других - на ней среди ветвистых каракулей были нарисованы красные звезды, и я понял, что это знак, что звезды мог нарисовать только Федор Березин. Еще у него было старое-старое прозвище Мама ту-ту. Но лично я его так никогда не называл. Бедный Федор, неужели он погиб от рук марсианских садистов? Нет, не может быть, Федор Березин мог пасть только смертью храбрых на поле брани! Он готовился к этому всю жизнь.
-- Я специально заметил, - торжественно произнес Леха. -- Сутки!
-- Что? - спросил я, отвлекаясь от Березинского шедевра.
-- Я говорю - сутки!
-- Иди ты! - удивился я. - Проверь часы!
-- В том-то и дело, что проверил, -- Леха сунул мне под нос свой будильник.
Действительно, часы у него были швейцарские, фирмы "Бадуони", с точностью хода плюс минус полсекунды за год. Тогда я посмотрел на свои нефирменные, но накрученнее, пощелкал кнопками и не поверил глазам - действительно, календарь показывал четверг.
-- Мистика какая-то! А мне показалось, прошло минут десять.
-- Чего они хотят от нас?
-- Спроси чего-нибудь попроще.
-- Наверное, твой альдабе?
-- Не может быть?! - удивился я, пробуя найти какой-нибудь тайный рычаг в стене. - О нем никто не знает, кроме тебя и меня.
-- Ну тогда деньги? - предположил Леха.
-- По-моему, мы попали к обыкновенным садистам.
-- Ты думаешь?
Леха успокоился. Он даже поерзал, удобнее устраиваясь на батарее, словно собрался здесь сидеть до второго пришествия.
Я изучал комнату. Зачем-то нас сюда засунули? Если бы хотели убить, то убили бы сразу же, а не таскали сутки по кровавым подвалам.