Александр Лидин - Льды Ктулху
Неожиданно с опушки леса навстречу всадниками метнулась знакомая фигура. Прохор! Перебежчик.
— Предатель! Убью!
Василий, сам не сознавая того, потянулся за наганом, и когда рука уже сжала ручку, и он готов был выхватить револьвер, чтобы застрелить предателя, на руки его легла рука комиссара.
— Остынь, Василек. Это наш человек.
— Чей это наш?
— Все узнаешь в свое время, — безапелляционно объявил комиссар, а потом повернулся к Прохору. — Все сделал?
— Знаки расставлены, Ваше высокоблагородие, все как вы сказали!
Ваше Благородие! Сердце Василия сжалось, что все это значит? Он хотел было немедленно потребовать объяснений у Григория Арсеньевича, но только открыл рот, как страшный крик разорвал ночную тишину. Были в этом крике и боль, и испуг, и ненависть… нет, скорее даже отвращение.
— Началось, — вздохнул комиссар. — Ты точно все сделал, как я сказал? — вновь обратился он к Прохору.
— Все как есть, один в один, — кивнул перебежчик.
— Ну тогда… — комиссар повернулся к Василию, — что ж, молодой человек, у вас сейчас есть шанс помочь мне расправиться с теми, кто перерезал твоих односельчан и вырвал у них сердца. Эти твари сейчас в этой деревне, но что самое главное, они не смогут ее покинуть. В этот раз я подстраховался и запечатал все входы и выходы… — и видя, что Василий все-таки собирается о чем-то спросить, добавил. — Стреляй в тварей переделанными пулями, обычный свинец их не возьмет. А все вопросы… Все вопросы, Василек, на потом. И поверь мне, я зла тебе не желаю, — и он соскочил с седла. — Лучше идти пешком. Лошади этих тварей боятся.
Василию ничего не оставалось, как последовать за Григорий Арсеньевичем. Но он медлил.
— Поспеши, скоро тут будут ваши, а тогда охота сорвется.
Повернувшись к Василию спиной, он направился в сторону деревни.
Прохор тем временем взял обоих лошадей в повод.
— Поспеши, красноармейчик. Батька Григорий зря ничего говорить не будет.
«Ваше Благородие», «батька Григорий» — все смешалось в голове Василия. Неужели человек, которому он верил, который учил и опекал его целый год, на самом деле предводитель разбойной банды? Нет, этого быть не может! Ладно, как он сказал: «Все вопросы на потом». Если Григорий Арсеньевич не врет, там, в деревне, те, кто убил его мать и из-за кого погиб его брат. Тогда какая разница, бандит Григорий Арсеньевич или нет? «Вот сначала уничтожим кровопийц, — решил Василий, — а уж потом посмотрим, кто кого»
И решительно спрыгнув на землю, он передал поводья Прохору, внимательно глянул на мужичка, а потом, повернувшись, побежал следом за Григорием Арсеньевичем. Когда догнал комиссара, тот неожиданно остановился, потом присел на корточки. Василий, замешкавшись, проследил за взглядом батьки.
Поперек дороги шла канавка в полпальца глубиной, и на дне ее насыпан был какой-то порошок.
— Смесь чеснока и сушеных волчьих ягод, — пояснил Григорий Арсеньевич.
— Зачем…
— Это и есть та преграда, что не выпустит убивцев из деревни.
— Преграда? — Василию захотелось расхохотаться. Да только было в словах комиссара что-то такое, что к смеху вовсе не располагало. По крайней мере в том, что Григорий Арсеньевич не был сумасшедшим, Василий был уверен. А раз так, то надо просто подождать, тогда все само собой разрешится. То ли это непонятная правда, то ли глупая шутка.
— И если Прохор не сплоховал, тварям не уйти. Правда, для этого мы сами должны остаться в живых… — и тяжело вздохнув, Григорий Арсеньевич продолжал: — Значит, так. Через эту бороздку переступишь аккуратно, не дай бог тебе ее повредить. Колдовской круг не должен быть разорван…
«Колдовской круг, да такого не бывает! Все это бабушкины сказки» — хотел было выпалить Василий, но слова застряли у него в глотке, когда он встретился взглядом с Григорием Арсеньевичем.
— Так вот, ступай аккуратно и колдовской круг не повреди, — назидательным тоном повторил он. — Дальше действуем таким образом: я иду впереди, ты сзади — спину прикрываешь. Помнишь, я учил тебя с двух рук стрелять, так вот… В правую возьмешь револьвер с моими пулями, в левую — с обычными. Там и то, и другое пригодиться может. Перезаряжать будешь по моему приказу. И давай договоримся, если я прикажу мордой в дерьмо падать — упадешь. Понятно?
Василий кивнул. Хотя какое там «понятно». Все происходящее напоминало ему дурной сон. Словно он, проскакав назад во времени, вернулся в ту самую ужасную ночь, когда потерял брата и мать.
— Ну что, готов?
Василий кивнул.
— Тогда пошли! — и, сжимая в каждой руке по револьверу, Григорий Арсеньевич сделал размашистый шаг, с огромным запасом переступая борозду.
Василию ничего не оставалось, как последовать за своим наставником. «А там — будь что будет. Хуже не станет, а в остальном разберемся», — так говаривал отец.
Они быстро добрались до ближайшего дома — покосившейся хаты на краю деревни. Григорий Арсеньевич решительно поднялся на крыльцо и постучал рукоятью револьвера по двери.
— Есть кто дома? — спросил громко, а потом, не оборачиваясь, добавил, обращаясь к Василию. — А ты за углом следи. Эти твари очень подвижные… Так есть кто дома?
— А даже если и есть, — ответствовали из-за двери грубым мужским голосом, — то тебе-то что? Все равно не откроем.
— И это правильно, — согласился комиссар. — Не открывайте никому до рассвета, забаррикадируйте двери и окна, чтобы никто не смог к вам вломиться.
— А ты кто такой, что советы…
Но Григорий Арсеньевич не стал слушать, кивнув Василию, он быстро спустился с крыльца.
— Тут нам делать нечего. Идем дальше.
— И чо, мы так каждый дом обыскивать станем? — удивился Василий.
— Надо будет — каждый, — и комиссар, резко обернувшись, выпалил куда-то в огород.
Василий лишь успел заметить метнувшуюся тень, но так и разглядел, в кого стрелял комиссар.
— Минус один, — повеселевшим голосом объявил Григорий Арсеньевич. — Я его точно задел, а раз так, жить ему самое большое полчаса осталось.
— Самодельные пули?
— Скорее уж заговоренные, хотя можно сказать и так.
Нет, для Василия, не верившего ни в бога, ни в черта, это было слишком. Тем не менее, когда комиссар пошел дальше вдоль дороги, он двинул следом, сжимая в каждой руке по револьверу.
И тут где-то в центре деревни вновь пронзительно закричали, а потом кто-то взвыл, словно волк холодной зимней ночью. Комиссар прибавил шагу.
— Приготовься, Василек. Этих тварей штук десять, не меньше…
— Что там происходит? — шепотом пробормотал Василий, хотя и сам отлично знал ответ на этот вопрос.
Неожиданно улица раздалась, образуя площадь. Справа был дом сельсовета — разодранное красное знамя над входом, выбитые стекла. К нему присоседился неказистый домишко с покосившейся крышей.
— Похоже, кричали оттуда, — объявил комиссар. Он решительно поднялся на ступени и, держа револьвер наготове, распахнул дверь. Их сеней в нос ударил привычный домашний запах, но к нему примешивалось что-то неприятное, звериное. Словно там, в темноте, прятался мокрый пес. — Что ж, приступим… — Григорий Арсеньевич шагнул вперед, и тотчас на него из темноты выпрыгнул человек. Выпученные глаза, непомерно длинные, оскаленные зубы. Нет, не зубы — клыки… Вытянутые вперед руки с огромными черными, словно клювы ворон, когтями. Но человек или некое существо — Василий так и не понял, кто это был, — так и не дотянулось до комиссара.
Бах! Бах! Бах! — первая пуля остановила тварь, а вот вторая, изготовленная Григорий Арсеньевичем, заставила чудовище изогнуться. Страшный рык вырвался из пасти, и третий выстрел отбросил существо назад во тьму.
Комиссар снял с полки керосиновую лампу, зажег ее и протянул Василию.
— Держи.
— А вы?
— Мне без надобности, — ухмыльнулся комиссар. Я в темноте хорошо вижу.
— Но как…
Василий убрал револьвер с необычными пулями в кобуру. Все-таки, несмотря на все заверения Григория Арсеньевича, не верил он в убойную силу «заговоренных» пуль. Потом, взяв из рук комиссара лампу, огляделся. Сени как сени, только двери две. Одна вела в дом, а вторая, судя по всему, в здание сельсовета.
— Ну, я пошел, — улыбнулся Григорий Арсеньевич, направляясь в сторону двери, ведущей в дом. — И, Василек, будь осторожен. Если заметишь что-то двигающееся, стреляй не раздумывая.
Однако вместо того, чтобы сразу выполнить распоряжение комиссара, Василий прошел чуть дальше, мимо двери к трупу, распластавшемуся на полу, присел, чтобы рассмотреть, кого же все-таки прикончил Григорий Арсеньевич. Нет, это было невозможно! Перед ним на деревянном полу в луже крови лежал волк. Самый настоящий волк, с открытой пастью и вывалившимся языком. Вот только… он был одет, — одет в человеческую одежду, да и покрупнее своих лесных собратьев.