Екатерина Белецкая - Утро черных звезд
Созидающий повернулся к ждущим его людям.
– Я хочу оставить его, – спокойно произнес он. – Под мою ответственность. Я должен понять, что происходит, а для этого он может понадобиться. И… – Ит запнулся, замялся. – И если все кончится хорошо, то я сам верну его потом домой. Если потребуется.
Леон беззвучно зааплодировал. Морис зажмурился, потряс головой. Таенн равнодушно пожал плечами – поступай, мол, как знаешь. И только Ри посмотрел на Ита с нескрываемым уважением.
– Это ты правильно, – подытожил он. – Трудно, конечно, будет, но ничего. Справимся.
– Интересно, если бы тут был Стовер, что бы он сказал про все это? – едва слышно пробормотал Таенн. – Ри – пилот, Ит – защита, а этот ненормальный кто? Группа поддержки?..
* * *Когда Скрипача разбудили, он первый час дичился и шарахался ото всех, но затем сообразил, что никто не собирается кричать или бросать в него вещи, и довольно быстро осмелел. Он то бесцельно бродил по залу станции, то подолгу замирал возле прозрачной стены, то вдруг садился на колени и начинал гладить невесть зачем мягкую упругую поверхность пола своими длинными пальцами. На людей он почти не смотрел. Разве что на Ита, но как-то вскользь, исподволь.
Созидающий заметил, что Скрипач глядит на него со странным выражением – то ли недоверчиво, то ли удивленно. Несколько раз подходил, трогал за рукав, но потом отскакивал в сторону и снова принимался бесцельно шататься по залу. От предложенной еды Скрипач отказался, а вот стакан ярко-зеленого сока выпил с видимым удовольствием.
– Не голодный, наверно, – заметил Таенн. – Ничего. Проголодается, сам поест.
Выглядел Скрипач в чистом виде вполне презентабельно. Худощавый, тонкий, гибкий, он двигался удивительно грациозно и красиво. Теперь, когда его движения не сковывала неудобная разномастная одежда, стало заметно, что Скрипач выглядит как-то уж слишком изысканно для простого бродяги. В его движениях, в повороте головы, в случайных взглядах угадывалось ленивое аристократическое достоинство.
– Король помойки, – со смехом сказал Леон. – Жаль, не соображает ничего.
Скрипач вдруг снова подошел к Иту и взял его за рукав. В глазах Скрипача светилось плохо скрываемое торжество.
– Хорошо, – уверенно сказал Скрипач. – Только не надо больше напополам.
Ит оторопело кивнул. Бродяга отпустил рукав и удалился в глубь зала.
– Понял? – переспросил Ри, давясь смехом. – Напополам не надо. Запомни получше.
– Хватит ржать, – разозлился созидающий. – И вообще, это грех – смеяться над больными. Или ты про это никогда не слышал?
– Я не над ним, а над тобой, – инженер все никак не мог успокоиться. – У тебя было такое лицо…
– Слушайте, мы или высаживаемся сейчас, или ложимся спать, – предупредил Таенн. – Ри, расчет начат?
– Давно уже начат, конечно. Давайте отдохнем немного, а после этого – вниз, – предложил тот. – Погоня, про которую вам рассказали, сюда, скорее всего, не сунется. Защита хорошая.
– Я бы не уповал на защиту, но все равно мы в любом случае уйдем из локации в срок, – заключил Морис. – Решено. Спим, и вниз.
– А с этим чего делать? – спросил искин.
– Да пусть гуляет, – отмахнулся Сэфес. – Не видишь, человеку хорошо. А если не напополам, то даже очень хорошо. Пусть бродит по станции, сколько ему вздумается. Ты же ему все равно ничего плохого сделать не позволишь, так?
– Ладно, – согласился искин. – Может быть, с ним действительно станет повеселее.
Скрипачу в этот момент действительно было хорошо. Место, в которое он попал… оно было, как свалка, только лучше. Лучше – потому что Скрипач ощущал, что тут он без труда найдет очень много всего красивого. Тут не нужно было думать о еде, и тут было тепло, как летом. А еще тут был человек, к которому Скрипач даже рискнул подойти первым. Этот человек нравился. Необъяснимо нравился. Если бы не печальный больничный опыт (нельзя сразу бросаться на людей, которые нравятся, чтобы их обнять или погладить, – они боятся), он бы уже и подошел, и погладил. А так пришлось пока ограничиться рукавом. Но Скрипач сумел донести до нового объекта обожания одну из своих главных мыслей – про половинки. Он знал, что половинки – это плохо. И предупредил понравившегося человека, чтобы тот не делал половинки. Здорово!..
А затем кто-то неведомый начал открывать перед ним всякие двери, и Скрипач, очень хорошо отдохнувший, стал бродить по станции, заходя в какие-то помещения, проходя по кривым странным коридорам, то тут, то там он натыкался то на картину звездного неба, то на сияющую бриллиантовым светом замысловато изогнутую панель, то на комнату, из пола которой росла словно бы живая трава… Станция оказалась бесконечной, и Скрипач, не пройдя и трети, повернул, ведомый безошибочным чутьем, к ангару, в котором стоял катер.
Ему захотелось есть.
* * *– Вы только посмотрите на это, – печальным голосом попросил искин.
Все уже давно проснулись и перекусили. Настало время отправляться вниз, на встречу с официалами и представителями местной власти. Ит и Ри поспешно приводили себя в порядок, когда искин вдруг сам себя прервал на полуслове и попросил всех срочно пройти в катер. Пока шли, Ит догадался, кто может быть причиной столь поспешного вызова. Остальные, впрочем, тоже догадались. Для этого большого ума и не требовалось.
В катере они застали следующую картину.
Посреди каюты сидел на полу блаженно улыбающийся Скрипач.
Поверх одежды, которую на него одели, пока он спал, на Скрипаче было серое платье с тонким белым кантом по швам. Чудесное, потрясающее, идеально красивое платье. Из-под платья торчали ноги в штанах и рваных ботинках, которые Скрипач по какой-то непонятной причине отобрал у искина.
А катер, весь катер, от пола до потолка, был уставлен тарелками, плошками, подносами и блюдами, полными жареной картошки.
– Да-а-а… – протянул Таенн. – Я же говорил – когда захочет, сам поест. Хорошо, что ему не пришло в голову полетать на катере. Подозреваю, что он бы смог. Долго бы нам пришлось искать машину.
– Что делать будем? – поинтересовался Морис. – Оставим это чудо на станции или возьмем с собой?
– Лучше, наверное, с собой, – неуверенно предложил Ри. – Иначе он нам всю станцию в склад с картошкой превратит. Ит, что скажешь?
– С собой, думаю, – созидающий присел на корточки рядом со Скрипачом. – И зачем ты это сделал, скажи? – осторожно спросил он.
– Желтая, – довольно зажмурился Скрипач. Поднял с пола тарелку, протянул Иту. – Неимоверно.
– Спасибо, – тот взял ломтик картошки. – Гулять пойдешь? Вниз?
Скрипач задумался. Потеребил подол платья, шмыгнул носом.
– Не половинки? – с недоверием спросил он.
– Нет, – подумав, ответил Ит. – Не половинки. Обещаю.
Бродяга удовлетворенно кивнул. Поднялся, одернул платье.
– А картошка? – спросил Ри.
Ит задумался. Потом повернулся к Скрипачу и попросил:
– Давай картошку спрячем. Мы ее потом достанем и съедим. Хорошо?
Картошка пропала, словно ее и не было. На лице у Скрипача появилось хитрое выражение. Он застенчиво подошел к Иту, а затем вдруг обнял его, подержал несколько секунд и отпустил. Сел на корточки и преданно заглянул в глаза. Тот через силу улыбнулся и потрепал Скрипача по голове.
– Славно, – пробормотал Леон, ни к кому не обращаясь. – И забавно. А самое забавное, что он говорит на пяти языках одновременно…
Антиконтроль
Стовер отправляется в путь
Чертова мразь…
Проклятая чертова мразь!
Показушная проклятая чертова мразь!!!
Первыми в корзину для бумаг полетели пушистые седые усы. За ними отправился благообразный седой же парик. Линзы, дававшие глазам такой приятный голубой оттенок (цвет «мирное небо», спецзаказ), отправились следом за париком.
Мельком глянув на себя в зеркало, Микаэль на мгновение замер, а затем усмехнулся. Другое дело. «Пушистая лапочка» и «дружочек обиженных» сгинул, в зеркале сейчас отражался настоящий Микаэль Стовер. Жесткое волевое лицо, твердый подбородок, глубокая морщина между тонкими бровями, почти безгубый сухой рот, острый взгляд серо-стальных глаз.
– Так-то лучше, – пробормотал он. Нажал кнопку на селекторе. – Грегори! Оставь маскировку и бегом сюда. Мы уходим.
– А остальные? – спросил секретарь.
– Дай команду. Кто успеет подняться на крышу, тех заберем. Кто не успеет – не наше дело.
Селектор пискнул, связь прервалась. Стовер открыл сейф и, не глядя, начал выгребать из него бумаги, коробочки с драгоценными камнями, пучки золотых и платиновых прутиков. Бумаги он просто швырял на пол, камни и прутики быстро рассовывал по карманам. Пригодятся. Теперь все пригодится.
Второй сейф, поменьше, располагался за картиной, на которой был изображен сам Стовер на фоне яркого закатного неба, со взором, устремленным к горизонту. Он ядовито усмехнулся, швырнул портрет на пол, на груду бумаг, и открыл сейф. Движения в мгновение стали скупыми и осторожными. Стовер вынул из сейфа тонкую, едва заметно блеснувшую в свете ламп то ли накидку, то ли просто кусок полупрозрачной материи и опустил этот предмет себе на голову. Некоторое время ничего не происходило, а затем ткань словно втянулась в гладко выбритую кожу и исчезла.
