Петр Заспа - Антипиранья
Федор подтянул на себя стол и загадочно подмигнул:
— А чего ж чай-то? Можно и покрепче! Мои девчата на рябине настаивают. Леночка, возьми то, что у меня под рукомойником припрятано, и подсаживайся к нам! — Хвостиков похлопал ладонью по кровати рядом с собой. — И рюмочки из ящика достань.
— Нет-нет! — Денис протестующе замахал руками. — Только чай!
— А чего так? Болеешь?
— Нет. Не могу! — Денис скривился, не зная, что придумать, и понимая, что спасительное «я за рулем» здесь не пройдет. — К начальству на доклад надо.
— К начальству?! На доклад? — Хвостиков раскатисто расхохотался. — А тебе с ним целоваться что ли? — Прижав к себе подсевшую зенитчицу Леночку, он облизнулся, будто кот на сметану. — Целовать надо наших девчат.
По тому, как кокетливо улыбнулась в ответ Леночка, Денис понял, что отношения у них далеко не строго служебные.
— Нет, спасибо. Дел сегодня еще очень много. Надо светлую голову иметь.
— Нет так нет! — сдался Хвостиков. — Тогда хоть пирогов попробуй, а то девчонок обидишь.
— Это с удовольствием.
Денис вспомнил, что у него впереди действительно ох какой непростой день, и неизвестно, когда еще получится нормально поесть, а потому стесняться не стал.
Вдруг за окном просигналил клаксон, и вбежавшая девушка с карабином на плече запоздало доложила:
— Товарищ командир, там какого-то Заребу спрашивают!
Хвостиков с Денисом переглянулись и рассмеялись. Догадавшись, кто это приехал, Денис вскочил и, обгоняя младшего лейтенанта, выбежал во двор.
Владимир Иванович в офицерской форме, перетянутой портупеей, сидел за рулем открытого «виллиса» и с любопытством осматривал хозяйство Хвостикова. Он заметил, как две девушки ровняли граблями огород, обнесенный частоколом, и восхищенно присвистнул. Затем, увидев бегущего Дениса, он перепрыгнул через низкую автомобильную дверцу и бросился навстречу. Обнялись они как старые боевые друзья, вместе прошедшие трудные испытания.
— А я ведь был уверен, что ты погиб! Мы со связистом слышали стрельбу. Я надеялся, что обойдется. Хотел его в кустах спрятать и к тебе на помощь идти, а потом вдруг все стихло! А ты, значит, живой! — Беляев похлопал Дениса по плечам, осматривая его необычную форму.
— Да, как-то вот повезло.
— А я потом у Дубинина солдат взял, мы все кусты там прочесали. Вдруг, думаю, раненый где-нибудь спрятался. Про плен даже не мыслил. Знаю, что такой, как ты, застрелится, но не сдастся! Видели каждый твой шаг. По гильзам за тобой шли. А потом ты вдруг как в воду канул.
Рядом, улыбаясь, переминался Хвостиков. Беляев отпустил Дениса и протянул руку младшему лейтенанту:
— Спасибо тебе! Я уже в курсе, как ты на немецких диверсантов страху нагнал. А за этого парня тебе отдельное спасибо. Молодец. Побольше бы нам таких летчиков.
Хвостиков растроганно улыбнулся и кивнул на блиндаж:
— Заходите, товарищ капитан. Пироги еще остались…
— Нет, не могу. Ненадолго отпросился за ним съездить. После победы пироги будем есть, а сейчас — труба зовет!
Он распахнул правую дверцу для Дениса, а сам перепрыгнул за руль и рванул с места незаглушенный «виллис».
— Немцы на начальство охотятся, — продолжил Владимир Иванович, выезжая на накатанную грунтовую дорогу. — Пытаются выиграть время. Знают, что если бы не погиб генерал Черняховский, так, может, мы взяли бы Кенигсберг еще в марте. Вот и рассылают на свободную охоту небольшие группы. Вдруг повезет, удастся кого-нибудь из генералов достать, а то и сам Василевский в засаду попадет! — Беляев со злостью ударил по баранке, будто чувствуя свою вину за то, что Денис угодил в такую передрягу засад. — Как можем, боремся. Но весь тыл не прочешешь.
— Владимир Иванович, какое сегодня число?
На этот раз Беляев не удивился. Он словно понимал, что у Дениса есть важная причина на то, чтобы не знать, какой сегодня день, и непринужденно ответил:
— Первое апреля.
«Все верно», — задумался Денис. Что-то подобное он и предполагал, уже начиная разбираться в скачках гиперболы.
— Мы куда едем?
— Ко мне.
— Владимир Иванович, мне нужна ваша помощь.
— Помогу. Конечно помогу. Но давай обо всем поговорим у меня в кабинете.
«Виллис» проехал поднятый шлагбаум. Часовой отдал под козырек, и они вкатились в небольшой двор старинного каменного дома с поваленной статуей рыцаря у входа. Кабинет Беляева располагался в большом зале. К стене были придвинуты стеллажи с книгами, над ними висели портреты Гете, Шиллера, Вольтера. Изображение Сталина расположилось над письменным столом и казалось тут совсем неуместным.
— Библиотека была, — пояснил Владимир Иванович, перехватив удивленный взгляд Дениса. — Еще недавно это было поместье какого-то важного немца. Но ничего, я доволен. Кому-то из наших под рабочий кабинет досталась спальня, а то и кухня. — Он по привычке задернул штору, сел за стол и достал склейку из черно-белых фотографий. — Взгляни. Это самолет-разведчик снял. Не узнаешь?
— Нет. — Денис непонимающе смотрел на панораму сфотографированного сверху города.
— А ты лупу возьми. Посмотри вот здесь, у самого обреза, а потом глянь на дату и время. Не понимаешь?
— Нет. — Денис, окончательно сбитый с толку, замотал головой.
— На эту точку посмотри. Это же башня танка, в которой мы с тобой сидели! — засмеялся Беляев. — И по времени точно получается. Я, когда смотрел в штабе работу авиации, долго хохотал и тебя вспоминал, а фотографии себе забрал. Думал, вдруг увижу, так покажу, как мы с тобой засветились. Выходит, не зря взял. Встретились-таки.
— Да… — улыбнулся Денис. — А помните, как мы у особистов в коровнике сидели? А Ершов этот какая сволочь! Жаль, что я тогда Пазюре так и не смог как следует врезать.
— Ты на них зла не держи, — неожиданно вступился за особистов Владимир Иванович. — Они тоже не зря свой хлеб едят, хотя и перегибают часто. Это сейчас их не сильно-то и боятся, а в начале войны наши генералы на особистов молились. Ведь что в сорок первом творилось! Целыми полками в плен сдавались! Сейчас вот работаем с теми, кого оттуда вернули. Так хоть бы один честно признался, что испугался и потому бросил оружие и поднял руки. Нет. Все рассказывают, как отстреливались до последнего патрона и раненные, без сознания, оказались в плену. А ведь с ранеными немцы не возились. Если идти не мог, то таких добивали. Сейчас эти герои пока помалкивают, а пройдет время, так еще за орденами придут. А настоящих героев мы и не узнаем. Перемолола их война безвестными.
Со двора донеслись выкрики. Беляев выглянул за штору и подозвал Дениса:
— Вот, взгляни.
Два солдата вели щуплого мужчину в гимнастерке и босого, без сапог. Он затравленно озирался по сторонам, встретился взглядом с Денисом и вдруг затрясся в беззвучных рыданиях.
— Представитель таких героев. Коровкин Леонид Александрович. Боец Красной армии, любимец политруков. Большой был мастер на политзанятиях погорланить и на бумаге настрочить всякую мерзость на товарищей. Редкостная мразь. Сколько из-за него в лагеря да в штрафбат невиновных отправили!.. А в феврале, когда немцы пытались вырваться из города через Земландский полуостров, нам в руки попал гестаповский грузовик с документами. Вот там мы и прочитали, как предатель Коровкин сдался в плен еще в сорок втором и как немцам зад лизал. Вернули они его нам, чтобы он в тылу паскудничал да отчеты им пересылал. Как только ему эти документы показали, так он тут же напустил в штаны и сзади, и спереди.
— Куда его повели?
— Ясное дело куда. За лес, в карьер. А мне на таких даже пулю жалко. Кстати, немцы его тоже не сильно-то жаловали. Кличку дали Кретэ — жаба по-ихнему.
Денис смотрел в спину удаляющейся расстрельной команде и думал: «Да, такая война тоже была».
— Что притих? Не приходилось видеть, как на расстрел ведут?
— Откуда? У нас давно уже не расстреливают, за предательство в лучшем случае набьют морду. — Ему невольно вспомнился Саня. — А то и до этого не доходит.
— Да… — Владимир Иванович вернулся за стол и задумчиво посмотрел на фотографии аэрофотосъемки. — Кстати, насчет тебя.
— А что насчет меня?
— Очень я много думал о тебе, Денис, эти дни. Разговор наш вспоминал в деталях. Каждый твой жест, слово. Даже, прости мое любопытство, пробил по спискам Балтийского флота капитан-лейтенанта Зарембу. Сам понимаешь, нет у них такого.
— А откуда мне там взяться?
— На провокатора ты не похож. Я их интуицией чувствую. И рассказывать о временных парадоксах такие точно не станут. Эти выдумывают что-нибудь поправдоподобней.
Денис с любопытством посмотрел на Беляева. Неужели все-таки поверил?
— Ну и к какому выводу вы пришли?
— Много думал. Работа наша такая — думать. Она сродни искусству художника. Ты ведь не знаешь, что я души не чаю в живописи, картины пишу. Айвазовского люблю, копирую. Помогает в моей работе. Тут штрих, там мазок, смотришь — и полотно вырисовывается. История твоя, конечно, крайне невероятна, но хочу рассказать тебе один случай. Было это несколько лет назад. Позвал меня знакомый священник в свою церковь, посмотреть чудо. Заплакала у него икона, уж не помню, с какой святой. Я с радостью согласился. Нет, не потому, что поверил. Хотел его вывести на чистую воду, чтоб прихожанам голову не дурил. Может, ты слышал про Петра Первого. Уж какой был набожный, а когда ему доложили, что в церквях Богородицы плачут от его реформ, он так ответил: «Если Богородицы еще раз заплачут маслом, то зады попов заплачут кровью!» И ведь помогло. Так и я шел в церковь, уверенный, что найду за иконой флакончик с маслом или водой. Да вот только не нашел я ничего, а из глаз святой и вправду текли слезы. Как встретился я с ней взглядом, так почувствовал, что будто ноги отнялись.
