Михаил Ахманов - Скифы пируют на закате
Но белые коты были снисходительны к человеческой слабости. После полудня, доставив пленников к ручью и зарослям высоченной травы с толстыми стеблями, напоминавшими бамбук, они улеглись в тени – явный признак, что пора отдохнуть. Впрочем, легли трое; четвертый неспешно потрусил в степь и через полчаса вернулся с пятнистым оленем, опустив его к ногам Джамаля. Князь восхитился.
– Ты только посмотри, генацвале! Заботятся, как о родной маме! – Он одобрительно причмокнул. – Дома этим кискам цены бы не было!
– Они нас пасут, – уточнил Скиф.
– А чего нас пасти? – Его компаньон принялся сноровисто раскладывать костер из сухих бамбуковых стеблей. – Вах, мы же не овцы! Ни шерсти с нас, ни молока.
– Ну, не пасут, так гонят по этапу.
– Гонят? Куда гонят, дорогой?
– К хозяевам, думаю. Или прямо в каменоломни. Джамаль запалил сушняк, на секунду замер, склонившись над костерком, и пренебрежительно отмахнулся.
– Ай, что ты все заладил: каменоломни, каменоломни! Пугаешь не хуже Нилыча! Какие каменоломни, дорогой? Мы сюда прибыли? Прибыли. В лесу гуляли? Гуляли. Теперь гуляем в степи… хорошо гуляем! Ну, случились маленькие неприятности: мешки утонули, ты уснул, полосатые чуть нас не покусали… Стоит ли вспоминать, племянник! Зато впереди… – Глаза торгового князя мечтательно блеснули. – Вах! Впереди девушки, кони, скачки, пиры! Нравится, а? – Тут он с усмешкой покосился на Скифа, сильным ударом клинка отрубил оленью ляжку, ободрал ее и насадил мясо на острие катаны.
– Пиры? – В голове у Скифа пронеслось какое-то смутное воспоминание, скользнуло и исчезло быстрокрылой птицей. – Пиры… – задумчиво повторил он. – Будут тебе и пиры… Только вот куда нас усадят: к столу или в котел?
– Вай, племянник, обедать надо, а ты такие речи говоришь! То про каменоломню, то про котел… Шутишь, да? Клянусь мамой, все будет хорошо! – Джамаль вдруг хитровато усмехнулся. – Если здесь покупают-продают, как у нас, будет совсем хорошо! Разбогатеем!
– Это с каких же шишей? – поинтересовался Скиф.
– Как с каких? Ты золото сберег, я – ум-разум… и оба мы – видные мужчины из благородной семьи. Внушаем доверие, разве не так? Чего ж еще надо для торговли?
– Ты и вправду думаешь, что за месяц превратишься тут в богача? – Скиф подсел к костру, втягивая ноздрями упоительный мясной аромат. Белые коты неподвижно лежали в траве: трое – уткнув массивные головы в лапы, четвертый бдительно следил за пленниками.
– Я не думаю, я знаю. – Джамаль покрутил жаркое над огнем. – У меня, генацвале, талант такой: чего ни коснусь, все дает прибыль. Потому-то Нилыч меня и уважает… и он, и другие люди… сильно уважают!
– Ты прямо как Мидас! – Заметив, как приподнялись брови Джамаля, Скиф усмехнулся: его компаньон, смуглый, горбоносый, темноглазый, мог и в самом деле сойти за мифического фригийского царя.
– Какой-такой Мидас? Объясни! – потребовал Джамаль. Скиф объяснил, но легенда князю не понравилась.
– Слышал я о нем, – заявил он. – Глупый был человек. Золото не руками делать надо, а головой!
– Как?
– Вах! Доберемся до людей, покажу, как! – И Джамаль, похлопав компаньона по плечу, снова пообещал: – Не волнуйся, дорогой, все хорошо будет!
Пока что его предсказание оправдывалось. Прошло три дня, в маленьком окошке таймера, который Скиф хранил в наколенном кармане, зажглись цифры «Об», и ничего плохого с путниками за это время не случилось. Под бдительным присмотром они двигались на юго-восток, минуя участки, , поросшие то короткими мягкими травами, то высоченными, скрывшими бы всадника с головой; четвероногие стражи сопровождали компаньонов почти в полном безмолвии – видно, догадываясь, что ни знаки их, ни вой и рычание пленникам непонятны. Иногда то один, то другой зверь отлучался и прибегал через час или два с окровавленной мордой и алыми пятнами на белоснежной шерсти; после этого начинался обряд вылизывания, дерганья ушами и хвостом, сопровождавшийся низкими горловыми звуками – словно удачливый охотник повествовал о чем-то, а остальная троица внимала, изредка прерывая его вопросами.
Звери, думал Скиф, с интересом поглядывая на мохнатых стражей, конечно, звери, но поумнее обезьян. Быть может, это местные приматы? Ближайшие родичи разумных в этом мире? Но каковы тогда сами разумные? На двух ногах, но с шерстью, клыками во рту, когтями и хвостами? Люди-кошки, как в «Записках о кошачьем городе» Лао Шэ? Вернее, люди-тигры и женщины-тигрицы! Что скажет Джамаль, увидев такую красотку вместо прелестной амазонки с золотыми кудрями? Придется ему не амуры крутить, а развлечься чем-нибудь другим… финансовыми махинациями, к примеру… И будет это очень обидно, потому как махинаций у него и дома выше крыши, а сюда он явился совсем с иной целью… с весьма куртуазными намерениями, можно сказать…
Тут Скиф начинал улыбаться, поглядывая на своего спутника не то чтобы насмешливо, но с добродушной иронией. Джамаль ему нравился, и с каждым днем все больше – «дневной» Джамаль, который был ему понятен, близок и вроде бы не таил никаких особых секретов, если не вспоминать о загадочной президентской охоте. С другой стороны, почему бы грузинскому князю не поохотиться с российским президентом? Ведь Джамаль, пожалуй, и в самом деле мог претендовать на княжеский титул – пусть не по наследству и не по роду своих занятий, но по широте душевной, гордости и несомненной отваге. Здесь, в дикой и безлюдной степи, он не ругался, не стонал, не жаловался на тяготы долгих переходов под палящим солнцем и совершенно не боялся огромных белых хищников. Для него эти саблезубые твари были кисками, и Джамаль, кажется, всерьез рассчитывал, что они доставят его туда, куда надо, – прямиком в жаркие объятия амазонок.
Скифу это казалось сомнительным – не в части амазонок, но их объятий. К фантазиям своим насчет женщин-тигриц он относился с юмором, как к игре воображения, могущей скрасить долгий путь; он знал, что красноглазый Доктор, в точности исполняя заказ клиента, отправил их в Мир Снов, где амазонки были. Такие, как некогда на Земле, или чуть иные, но в этом сновидении они являлись столь же непреложным и неоспоримым фактом, как разбитый волнами тримаран, чернокожий раб с цепью на поясе, рощи наркотических деревьев, море, горы, степь и саблезубые чудища, гнавшие двух пленников неведомо куда. Да, Скиф не сомневался, что где-то впереди маячит воинский стан амазонок или их город с башнями на скале и что окажутся те воительницы обычными женщинами, без шерсти, клыков, рогов и хвостов. Возможно, будут они очаровательными, восхитительными, прелестными, но вот захотят ли раскрыть объятия князю из неведомых краев и его племяннику? И сколь те объятия будут горячи?
Если верить греческим источникам, амазонки, дочери Ипполиты, были странным народом. И обычаи у них были странные и непростые: они в самом деле умели воевать и пользовались своим искусством с редкостной жестокостью, терроризируя соседей, устрашая их внезапными набегами, а то и истреблением целых племен. Жили они грабежом и к мужчинам относились как к трутням – использовали, а потом давили. Можно ли было надеяться, что в этом мире дела обстоят иначе?
В полдень третьего дня пути гигантские кошки внезапно остановились и собрались в кучу. Хвосты их, длинные и гибкие, возбужденно подрагивали, из глоток рвалось басовитое рычание, белые жабо вокруг шей распушились, словно веера из страусовых перьев. Вероятно, они чего-то ждали; потом самый крупный зверь вдруг задрал голову, и над степью понеслись громовые раскаты. Рев этот, пожалуй, был слышен за много километров: Скиф видел как вдали в паническом ужасе несутся олени, как грузные быки с потешной торопливостью освобождают путь, как разбегаются антилопы, исчезают в норках серые грызуны. Саванна испуганно притихла, замерла, будто ожидая, что за раскатами грома последует удар молнии.
– Ну и глотка! – заметил Джамаль, отдуваясь и вытирая пот со лба. – Выходит, раньше они не вопили по-настоящему, а так, мяукали.
– Кого-то зовут. – Скиф из-под ладони оглядел верхушки ближних холмов. – Может, друзей-приятелей… на тот самый пир, которого ты дожидался.
– Вах, дорогой, зачем пустое говоришь! Сам ведь не веришь, да? Если они кого и зовут, так это…
– А вот и первый гость, – перебил компаньона Скиф, вытянув руку. В широкой лощине меж двух холмов, заросших высоченной травой, показалось нечто белое, стремительное – будто теннисный шарик прыгал по зеленому полю, приближаясь с каждым скачком. Коты дружно взревели – да так, что заложило уши.
Скиф обернулся к спутнику.
– Ну, Джамаль, говорил я тебе, что зовут своих! Наверное, логовище их где-то рядом, а при нем сторожа. Интересно бы взглянуть… Если ты им понравишься, то и котеночка подарят, э? Вот будет сувенир так сувенир! Не то что вонючая шкура гиены! Заберешь ты котеночка с собой…
Он толковал еще что-то, пытаясь скрыть возбуждение, предчувствие неожиданного и чудесного, охватывавшее его все сильней и сильней, и вдруг заметил, что Джамаль не слушает. Глаза князя горели огнем, лоб разгладился, твердая линия рта словно бы сделалась мягче; он походил сейчас на дитя, узревшее Деда Мороза да еще с целым ворохом подарков.
