Артем Каменистый - Боевая единица
Однако попытка входа на страницу привела к неожиданному результату – экран мигнул, стал монохромным, на нем показался счетчик, монотонно ведущий обратный отсчет от цифры «50».
– Что это? – вскинулся один из сотрудников.
– Аннигилятор, – недовольно буркнул Алексей.
– При обнулении информация будет уничтожена?
– Какой догадливый…
– Останови это!!!
– А я, по-твоему, чем занимаюсь? Если здесь сложный пароль, то все, писец… Сейчас он положит дисковую зону или весь сервер. Сейчас… Сейчас… Есть!!!
Пароль оказался простейшим – «1234». Впрочем, разумная мера – забыть такой или неправильно ввести затруднительно, а успеть его взломать до истечения отсчета не так просто.
Алексей нажал «Enter».
Сотрудники Ордена по-собачьи шумно задышали через его плечи, приподнявшись со стульев – наступил момент истины.
– Есть два файла, – произнес Алексей, указывая на экран. – Один крупный с видеоинформацией, без кодировок, и небольшое текстовое послание. Что с ними делать?
– Скопируй на лазерный диск, его надо срочно отправить руководству.
– По сети проще, – предложил Алексей. – Тут Инет скоростной, дело нескольких минут.
– Нет! – категорично заявил молчавший до сих пор сотрудник. – Диск доставят на истребителе, нам запретили передавать информацию другим способом в незакодированном виде.
– Так шифрануть недолго, – не сдавался Алексей.
Программисты Ордена дружно покачали головами:
– У нас приказ. Выполняйте.
Через десять минут молчаливый сотрудник покинул почту в сопровождении двух агентов «Карающего ока». К его левой руке был пристегнут наручниками тонкий кейс. Гонец спешил в аэропорт.
Бабушки несли свою службу четко. Через их кордон не могла пройти ни одна скверна, способная опоганить святой храм. Безжалостно заворачивались женщины с легкомысленно непокрытой головой, девушки в излишне яркой одежде или коротких юбках, да и мужчинам доставалось – иные наглели настолько, что намеревались пройти в шортах. Что поделаешь– бесовские времена. Но пока есть бабушки – нечистый не пройдет.
Примерно подобным образом они рассуждали до того момента, пока к церкви не подошел Чапай.
Его вид настолько потряс престарелую стражу, что стихли все разговоры, дружно отвисли челюсти, а нищий уронил банку для подаяний, даже не сделав поползновений ее поднять. Казалось, что и воробьи стали чирикать гораздо тише – как-то ошеломленно, скорее по инерции. Через несколько секунд после появления рыцаря картина напоминала хрестоматийную немую сцену, описанную Гоголем, разве что один статист продолжал двигаться – сам Бровкин.
Не обращая ни малейшего внимания на некоторый фурор, вызванный его костюмом, являвшимся реквизитом для съемок порнофильмов садомазохистской направленности, Чапай с невозмутимым видом поднялся по ступенькам. Лишь одна бабушка все же смогла произнести хоть что-то. Уставившись на филейную часть рыцаря, контрастно белеющую в огромных разрезах черных кожаных штанов, она выдохнула:
– Сынок! Тебе сзади-то не дует?
– Догадайся, – мрачно ответил Бровкин и шагнул в сумрак церкви.
Женщина, продававшая ритуальные принадлежности, впоследствии клятвенно уверяла, что при его появлении погасла половина свечей и потемнели лики святых. Если это и было так, то на Чапая никакого впечатления не произвело. По-прежнему не обращая внимания на потрясенных прихожан, он уверенно прошел через все помещение, остановился перед священником, гордо распрямил плечи и отчетливо произнес:
– Святой отец, я очень грешен.
Священник осмотрел его внимательным, мудрым взглядом и, величаво кивнув, ответил:
– Сын мой, я это понял, как только тебя увидел.
Развернувшись, поп поманил скандального посетителя за собой, уводя за малозаметную дверцу, подальше от шокированных прихожан, уже начинавших глухо роптать. Служба закончилась, людей в церкви было немного, но это вовсе не оправдывало столь вопиющее нарушение традиций.
Надо сказать, Чапай вел себя послушно, без возражений прошел по короткому коридору, затем пересек маленькую комнатушку и, подчиняясь жесту попа, присел на трехногий табурет в уголке, возле стола с большим электрическим самоваром.
– Чай есть? – нагло поинтересовался он.
– А поздороваться? – вопросил святой отец.
– Здравствуй, Бузя! Чай есть?
– Я тебе не Бузя, а отец Василий…
– Знаю, знаю… – отмахнулся Чапай. – Фамилия твоя Бузыкин, а отчество Семенович. Тебе что, чаю для хорошего человека жалко?
– Он остыл, поди…
– Сойдет, я со вчерашнего вечера ничего не пил. Удивляюсь тебе, Бузя, ты даже говорить стал по-поповски! Это ж надо – «поди»! Вот что значит столько лет рясу носить!
– Ты чаю просил? Вот и пей.
Чапай залпом осушил две кружки подряд – он и вправду очень хотел пить. Третью стал цедить отдельными глотками, а потом еще и сахару добавил. Размешивая его крошечной ложечкой, он кивнул священнику:
– Присаживайся, Бузя, в ногах правды нет.
Тот не стал упираться, подвинул аналогичный табурет, тоже налил себе теплого чаю, сделав глоток, задумчиво произнес:
– Это сколько же мы не виделись?
– Одиннадцать лет, – мгновенно ответил Чапай.
– Да, где-то так, – согласился священник. – Я о тебе много чего слышал, ты все тот же, никак не угомонишься.
– И я о тебе, – кивнул Бровкин. – Даже пару раз хотел заглянуть, да все не получалось как-то… Не одно, так другое.
– Ну что ж, спасибо, что все же выделил время. Надеюсь, я не слишком оторвал тебя от важных дел? Хотя, судя по костюму, ты скорее где-то веселился, чем работал.
– Святой отец! – притворно возмутился Чапай. – Откуда вы знаете, что в такой одежде веселятся, а не картошку копают?
– За дурака меня не держи, – усмехнулся священник. – Уж в чем картошку копают, всякий поп знает. Как там наши?
– Да ты должен знать, с тобой Нельма вроде переписывается.
– Давно о ней не слышно.
– Да убили ее… скорее всего. Допрыгалась наша баба-яга.
– Как? – нахмурился священник.
– Свои… Хотя, какие они на хрен свои? Вчера еще Монастырь на кирпичики разнесли.
Кивнув, священник задумчиво произнес:
– К этому все и шло… Не удивлен. Тебя ищут?
– Наверное. Я тем вечером из тюрьмы сбежал, так что, сам понимаешь, это им не понравится. Что обидно, три дня всего сидеть оставалось.
– А что так?
– Да отравить меня супостаты удумали. Вот и пришлось мне позаботиться о собственном здоровье.
– Есть будешь?
– Нет, что-то не тянет. Всю ночь за баранкой, посты гаишников по полям объезжал. Ни документов, ни денег, да еще и одежда… Сам видишь, не от кутюр.
– Да уж, одежка у тебя знатная.
– Так на том базаре выбирать не из чего было, – огрызнулся Бровкин и торопливо добавил: – Бузя, мне в Москву надо, и как можно быстрее.
– Воевать надумал? – понимающе кивнул священник.
– Чапаев никогда не отступал, и сейчас хвост поджимать не стану. Бузя, надо что-то делать! Пошла чистка, а это полная задница. Орден погибает, он почти сдох! То, что от него останется после подобного обрезания, будет простым придатком. Причем сам должен понимать, чьим придатком.
– Дурак ты, Чапай, – устало вздохнул священник. – И сам этого не понимаешь. Ты как тот ванька-неваляшка, его нагнут, он поднимается, нагнут, опять идет назад. И думает при этом, что силен, раз противится воле руки, и невдомек ему, что хозяин той руки просто играется.
– Бузя, я твою проповедь наизусть знаю, – отмахнулся рыцарь. – Как меня ни обзывай, но я хоть что-то стараюсь сделать, а ты забился в нору, напялил рясу и знай себе кадилом помахиваешь. Ученые Ордена хрен знает когда установили, что концентрация ионов серебра в вашей поповской воде слишком ничтожна, чтобы досадить тем, кого вы называете нечистой силой.
– Тезка, ты играешь словами. Разные у нас враги, разные. Вся твоя война окончится очень быстро. Может, ты и убьешь кого из правых или виноватых, но и сам быстро ляжешь. Такое не для тебя. Чапай, ты ведь трагик, тебе нужны сцена и зрители, ты можешь водить в бой тысячи воинов, но сам по себе сейчас не более чем актер без театра. Оставь, это не твое время. Если кто и добьется сейчас успеха, то не ты, и не я… Нельма может, если вдруг еще жива. Она волчица, оставшаяся без потомства, и если кто тронет ее девочек, то я ему не завидую. Очень не завидую… Нельму никогда не удавалось вывести на первые роли, не нужно это ей, но сейчас да, сейчас могла бы. Страшно подумать, на что она способна в таком отчаянии. Только тот, кому нечего терять, кроме того святого, на что уже подняли руку, может что-то сейчас сделать. Это лавина, она или аккуратно превратит Орден в придаток, как ты говоришь, или сметет все до основания. И кто знает, может, на руинах поднимется что-то по-настоящему новое… Без этой мерзкой грязи и лжи.
Чапай карикатурно похлопал в ладони:
– Браво! Бузя, да ты актер покруче меня! Настоящий трагик!
