Андрей Ливадный - Шаг к звездам

— Хочешь знать мое мнение, Герберт?

— Да, хочу.

— Я считаю, что наверху, над нами, расположен настоящий город будущего. Он продуман, гармоничен, надежен и прекрасен во всех отношениях за исключением думающих машин. На мой взгляд, существует грань, переступить которую мы пока не готовы. Компьютер должен оставаться компьютером, человек — человеком, а домашний любимец — обыкновенным животным.

— Я почти согласен с тобой, но…

— Неопределенность тут не годиться, Герберт. Я понимаю, что ты хочешь сказать мне. Разум исследователя нацелен в будущее, однако, не заблуждайся, не утешай себя мыслью, что «Дарвина» можно откорректировать, исправить, беглого робота поймать, и проблема разрешиться тем или иным способом. Ничего подобного не будет.

— Почему?

— Неужели ты настолько слеп, что не понимаешь: созданный тобой нейромодуль — универсален. Он одинаково хорошо подходит как для формирования искусственной системы псевдоинтеллекта, так и для имплантации в организм человека или животного. Тебе удалось создать кирпичик, надежный элемент, овладев которым можно складывать архитектуры любой сложности.

Герберт сел, понурив голову.

— Что же теперь? Уилсберг, по-моему, наглядно доказал, что я не могу контролировать использование нейрочипов.

— Генерал не монстр, каким ты пытаешься его вообразить. Он исполнительный офицер. Глупо утверждать, что город задуман и построен Альбертом. Здесь работает государственная машина и Уилсберг — всего лишь маленькая шестеренка в ее механизме.

— То есть мы ничего не сможем изменить? Останемся кусочками смазки для государственной политики и грядущих президентских выборов? Может, нам позволят перерезать ленточку при официальном открытии мегаполиса?

— Не думаю. В сложившейся ситуации есть только один выход: проникнуть в лаборатории, достоверно узнать, что за эксперименты проводят там, в преддверии завершения строительства, и бежать.

— Бежать?!

— Да, Герберт. Бежать, скрываться, но не с целью спасения собственной шкуры. У государственной машины есть противовес, имя которому — общественное мнение. Если мы сумеем донести до сознания миллионов людей, что взлелеянные тут технологии представляют потенциальную опасность, то катастрофу удастся предотвратить…

— О какой катастрофе идет речь, господа?

Герберт и Алан резко обернулись.

На пороге рабочего кабинета стоял генерал Уилсберг.

Гробовая тишина на некоторое время полностью овладела небольшим помещением.

Вопреки подсознательному ожиданию, вслед за Альбертом не появились представители служб внутренней безопасности. Уилсберг явился один. На нем была парадная генеральская форма, через руку перекинут влажный от дождливой мороси плащ.

— Я только прибыл. — Сухо произнес он. — Печально было слушать вашу дискуссию. Не думал, что ты Алан способен предать интересы собственного государства.

Керби не ответил на явный вызов. Он с сумрачным спокойствием смотрел как Уилсберг сел в свободное кресло, предварительно положив свернутый плащ на край рабочего стола Герберта.

— Итак, вы решили, что тут готовиться апокалипсис? — Он обернулся. — Почему ты молчишь капитан? Алан ведь смог убедить тебя в подобной идее?

— Меня не нужно убеждать. — Ответил Герберт. — Сегодня я воочию наблюдал, как проявилось саморазвитие машины на основе «Дарвина».

— Да, явление поучительное и неприятное. — Согласился генерал. — Но вместо того, чтобы думать, как устранить нежелательные последствия, вы занимаетесь тут обыкновенной истерией. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Ни вы, ни я не в состоянии остановить прогресса. И общественное мнение не встанет на сторону людей, проповедующих топтание на месте, в то время когда нация может сделать шаг в собственное будущее. Ваши потуги заранее обречены на провал. Американский народ уже пережил худшее из потрясений…

— Альберт, не надо пафоса. — Мрачно произнес Керби. — Мы воюем два года, но есть ли толк? Да разгромлен режим Талибов, пал Багдад, я не знаю, кто на очереди, но долго так продолжаться не будет. Рейтинг президента катастрофически падает, наши войска несут потери на оккупированных территориях, и этому не видно конца. Мы не в состоянии разжевать то, что откусили, но уйти — значит сдаться. Ситуация практически тупиковая.

— Мы ведь ушли из Вьетнама, разве ты забыл?

Керби мрачно покачал головой.

— Давайте рассуждать здраво. Чтобы выйти из войны, нужен козырь. Свои действия следует оправдывать. Мы можем вывести войска из Ирака только в одном случае: если объявить что конечные цели операции достигнуты. Но ведь это не так. Нам был необходим контроль над нефтяными запасами региона, а это требует постоянного военного присутствия для поддержания марионеточного режима. Значит, карта борьбы с терроризмом должна разыгрываться дальше?

— К чему ты клонишь Алан?

— К тому, что вывести войска и наплевать на нефть можно одним способом, — сорвать вуаль секретности с мегаполиса, продемонстрировать, что страна более не зависит от мировых запасов «черного золота», потому что у нас есть конвектор вещества. Заведя ситуацию в политический и военный тупик, определенные лица вдруг ощутили необходимость взорвать мир, обнародовав факт наличия у нас принципиально-нового источника энергии. Красивый жест, о катастрофических последствиях которого вы, генерал, толково рассуждали два года назад.

— У тебя есть предложения? — Насупился Уилсберг.

— Мы могли бы открыть этот город, не демонстрируя конвектор вещества. — Спокойно ответил ему Керби, который уже не раз размышлял над данным вопросом. Я говорил это Герберту и повторю вам: мегаполис сам по себе является чудом передовых технологий, а если по его улицам не будут разгуливать самодостаточные механизмы, ни у кого не возникнет вопроса об источниках энергии. Централизованная система сброса отходов надежно сохранит тайну. А что касается нашего военного присутствия в Ираке, то, передав все полномочия ООН, нация только выиграет, продемонстрировав политическое здравомыслие, и отсутствие имперских амбиций.

— Хорошо сказано. Но ты, Алан, позабыл, как четверть часа назад назвал меня шестеренкой огромного механизма. Я не решаю глобальных вопросов, вот в чем проблема. Мне действительно отдают приказы, которые я намерен исполнять. Ну а что касается упомянутой тобой «гениальности» нейрочипов, то тут я вынужден огорчить капитана Ричардсона. Мы действительно провели ряд уникальных экспериментов, которые, к сожалению, дали нулевой результат. — Уилсберг встал. — Пройдемте господа, я отведу вас в те самые лаборатории, куда вы собирались проникнуть без моего ведома.

Керби брезгливо поморщился.

— Здесь установлена глобальная система контроля? — Спросил он.

— А как ты думал? — Обернувшись, резко ответил Уилсберг. — С тобой нам еще предстоит побеседовать, — мрачно пообещал он Алану, — но прежде я хочу выбить иллюзию гениальности из головы капитана Ричардсона, чтобы он мог сосредоточиться на своей главной задаче — программе «Дарвин», а не размениваться на хакерские вылазки и мелкие заговоры. Следуйте за мной, оба.

Герберт не без дрожи вошел в помещение, которое с первого взгляда поразило его воображение сложным синтезом медицинского оборудования и мощных компьютерных систем.

Два аппарата комплексного поддержания жизни были установлены у противоположных стен, от потолка к ним опускались толстые жгуты, в которых прихотливо перемежались гибкие шланги системы подачи физиологических жидкостей, тонкие провода датчиков, экранированные кабели энергопитания и глянцевитые оболочки оптиковолоконных интерфейсов.

Прозрачные колпаки камер, окруженные серо-стальными столбами компьютерных блоков, демонстрировали два заключенных под ними тела. Одно принадлежало трех или четырех месячному младенцу, второе — пятилетней девочке.

— Перед вами Элизабет Тейлор, — Произнес Уилсберг. — Ребенок получил несовместимые с жизнью травмы в результате автокатастрофы. — Он обернулся и сухо добавил: — Во второй камере ее клон.

Герберт нашел в себе силы, чтобы поочередно взглянуть на изуродованную девочку и ее генетическую копию.

— Им обеим имплантированы нейрочипы. — Безошибочно определил он. — С какой целью?

Уилсберг сел на вращающийся стул.

— Мы пытались спасти ее жизнь. Смысл эксперимента заключался в попытке копировать сознание ребенка и передать его клону. Элизе был вживлен нейромодуль, посредством которого сканировалось состояние каждой клетки нервных тканей. С клоном сложнее: чип генетической копии должен был стать проводником для обратного процесса, но чуда не произошло. Весь эксперимент застрял на промежуточной стадии.