Юрий Козловский - Особый район
— С тридцати выстрелов уж как-нибудь… — пробормотал Седых, передергивая затвор. — Вот только куда ему стрелять, чтобы наверняка? В глаз, что ли?
— А хрен его знает! — сказал Стас. — Лупи, куда попадешь…
— На счет три… — скомандовал Бестужев. — Раз… два… три!
Одновременно распахнулись обе двери, и с двух сторон кабины загремели выстрелы. Опытный стрелок может выпустить десять патронов, входящие в магазин самозарядного симоновского карабина, за пятнадцать секунд. Но понадобится ли столько времени зверю, чтобы преодолеть расстояние до машины? После первых же выстрелов тигр, сжавшись, как пружина, взвился в воздух, ошалело крутя головой. Моментально определил, откуда доносятся непонятные звуки, связал их с испытанной болью…
Три секунды…
Выстрелы продолжали греметь. Зверь неуловимым движением перетек с крыши на землю. Кажется, пули калибра семь шестьдесят два не причинили ему пока никакого вреда.
Семь секунд…
Зверь ошалело помотал головой и, оставляя на снегу кровавые пятна, сделал прыжок в сторону машины. Теперь до него было так близко, что можно было увидеть, куда ударяют пули, выбивая из шкуры шерстинки и брызги крови.
Десять секунд…
— Прыгай, Стас! — отчаянно закричал Валера, но тот все стоял, широко расставив ноги, и продолжал стрелять. Зверю оставалось сделать последний прыжок, и нацелился он именно на Сикорского.
Двенадцать секунд…
Зверь сжался для прыжка, но тут его ноги подломились, и он растянулся на снегу во всю свою чудовищную длину. Наступила оглушительная тишина, почувствовать которую им не давал звон в ушах, вызванный собственной пальбой. А Сикорский продолжал раз за разом жать на спусковой крючок, не замечая, что патроны уже кончились.
— Все, Стас! Все! — Валера спрыгнул с подножки и радостно хлопнул Сикорского по плечу.
— Тьфу ты, — Стас помотал головой, шутовски козырнул и пробормотал: — Капитан Сикорский стрельбу закончил. Оружие разряжено и поставлено на предохранитель…
Бестужев, в отличие от Сикорского считавший выстрелы, осторожно приблизился к поверженному чудовищу, ноги которого мелко подрагивали в конвульсиях, приставил ствол к уху и разрядил туда последний оставшийся у него патрон. Зверь дернулся в последний раз и затих.
— …Когда Сырбу уехал, — победители прихлебывали горячий чай, а старший заставы, сидя перед ними, рассказывал о том, что им пришлось пережить, — зверь долго еще кровь из носорога хлебал. Мы уже думали, может, лопнет! Да где там! Когда напился, брюхо вспорол, да ловко как, мне и ножом так не управиться, печенку выдрал и сожрал на месте. Больше ничего трогать не стал, будто мясом брезгует. А потом осмотрелся и пошел не спеша в нашу сторону. Чувство — словами не передать! Нас, конечно, как ветром сдуло, в дом спрятались. Мы ведь подумали, что его из карабина не возьмешь, вон какая громадина. Если бы знали, то сами бы попробовали, конечно…
— Ладно, проехали, — махнул рукой Артем. Помня про сковавшее его самого судорожное оцепенение, после которого до сих пор ныли мышцы, он вполне понимал этих людей. — Забудь… Дальше-то что было?
— Ну, мы, значит, в дом спрятались, а он походил вокруг, порычал, да так, что мы здесь чуть не обдристались все со страха, а потом возьми да и запрыгни на крышу. Поверите, сколько Сырбу ездил, столько он ее и дербанил. Подербанит, спрыгнет, походит вокруг дома и снова начинает. Мы уж думали, кранты нам всем, прощаться уже начали… Эх, это же сколько теперь ремонта! Всю крышу разворотил, скотина!
Видно, мужик после пережитого страха расслабился, и от этого у него началось настоящее словоизвержение. Он говорил, говорил и все не мог остановиться. Но никто его не прерывал, потому что все трое испытывали сходное чувство расслабления после невероятного напряжения. За окном двое «пограничников» снимали шкуру с саблезубого, еще четверо внизу, под террасой, свежевали носорога, в надежде, что его мясо окажется съедобным.
— Слушай, Артем, а что нам делать, если опять такие твари к нам полезут? — спросил старший заставы. — Или еще кто похуже?
— Воевать, что делать… — довольно жестко ответил Артем, которому стала надоедать его болтовня. — Для этого вы здесь и поставлены. Или ты думал, для того только, чтобы поохотиться в свое удовольствие? Нет уж, взялись охранять, так охраняйте. А боитесь, так возвращайтесь домой, мы здесь свой пост выставим.
— Нет, что ты, — стал оправдываться старатель. — Просто вооружение у нас слабовато против таких тварей.
— Хорошо, мы оставим вам еще два карабина, патронов тоже отсыплем.
— Тут бы пулемет не помешал. Или пушка…
— Точно! — Артем вдруг засмеялся и хлопнул старателя по колену. — Молодец! А я-то думаю, что это у меня в голове все крутится? Сейчас только догадался!
— Придумал чего? — с любопытством посмотрел на него Сикорский.
— Ага! Им сюда установить парочку таких орудий, вроде тех, что они на свои танки ставили, а то и три для надежности — ни один враг не пройдет! Пошли-ка на воздух, посмотрим!
Выйдя из дома, он прошел по краю террасы, внимательно осмотрел туманную стену и подходы к террасе, на которой стояло здание заставы.
— Вот здесь поставим первое орудие, там — второе, — сказал Артем уверенно. — Ну и третье вот тут. Сектор обстрела идеальный, перекрывает весь распадок. Имея достаточно боеприпасов, отсюда можно сдерживать наступление батальона противника. Все, решено, так и сделаем.
— Сразу чувствуется, боевой командир, — засмеялся Сикорский. — Только откуда здесь батальону взяться?
— А ты знаешь, кто там прятаться может? — жестко обрезал его Артем, кивнув на стену. — Вот и я не знаю. Осторожность, она никогда лишней не бывает, а вот беспечность… Я бы много мог рассказать на эту тему, да вспоминать не хочется. Слишком много хороших ребят погибло…
В этот день они никуда не поехали, потому что наступил вечер, и переходить реку по ненадежному льду в темноте было слишком опасно. Переночевали на заставе, а утром, усадив за руль пришедшего в себя Сырбу, поехали на берег. Еще по дороге они почувствовали неладное. Замерзшая речка Иньяри ожила, вспучилась льдинами, и местами вода перекатывалась через проделанную бульдозером дорогу. А когда выехали на берег, поняли, что ни в этот, ни в ближайшие несколько дней на прииск им не попасть. По реке, с грохотом наползая друг на друга, плыли огромные льдины…
Глава 7
Воздушная линия Красноармеец — Тоболях
Почти сразу после ледохода наступило лето. Такая уж судьба у северной растительности, что на весь праздник жизни, начиная с цветения и заканчивая увяданием, ей отпущено меньше трех месяцев, поэтому она очень торопится жить. Вот и сейчас в один день зазеленела трава, расправился во весь рост, поднявшись из-под снега, кедровый стланик, покрылись молоденькими изумрудными иголками красавицы лиственницы. Река быстро очистилась ото льда, только на берегах, на пологих местах, остались лежать огромные ноздреватые льдины, до конца июля помогающие рыбакам сохранить улов. Таяли они как-то странно и к этому времени состояли из сросшихся боками огромных сосулек. Подойдешь к льдине, стукнешь по ней с краю, и сосульки с шумом осыпаются на землю. Зарой в груду льда выловленных хариусов и продолжай рыбачить, не опасаясь за их сохранность.
Пока по реке шел лед, нечего было даже надеяться на возвращение в поселок. Чтобы не терять зря время, на краю террасы около заставы построили из бревен три укрепленные точки, в которых, по замыслу Бестужева, следовало установить «орудия». Опасные гости из-за стены больше не появлялись, шла иногда привычная живность и мирно расходилась по распадку — сезон охоты временно был закрыт. В погибшем носороге оказалось не меньше трех тонн веса, и мясо напоминало по вкусу молодую говядину. Старатели сложили его в специально оборудованный ледник, и теперь ждали открытия навигации, чтобы переправить богатую добычу на Хатагай-Хаю. Шкуру тигра, как могли, освободили от мездры, присолили и тоже убрали в холод. А его огромную голову выварили в металлической бочке и освободили от мяса, чтобы отвезти на прииск этот внушающий трепет трофей. Сделать то же с головой лохматого носорога не получилось, потому что в бочку она не влезла, а большей посуды у старателей не было. Ее просто оттащили машиной как можно дальше от заставы и оставили в лесу, надеясь, что за лето птицы и мелкие хищники очистят череп от мяса.
На четвертый день на берег отправили машину, строго наказав водителю, чтобы не возвращался, пока с прииска не придет катер. Но неразлучных Парамонова и Евтушенко Сырбу встретил, не доезжая до берега. Они уже свернули с Иньяри и шли по распадку, держа оружие в руках и настороженно оглядываясь по сторонам. Оказалось, что они с самого первого дня ледохода порывались преодолеть реку, чтобы прийти на помощь другу, но директор пресек их самоубийственную затею. Только сегодня им удалось, обходя последние плывущие по реке льдины, дойти на катере до противоположного берега. Насколько смогли, вытащили катер на берег, привязали его к огромному валуну и отправились по знакомой дороге.
