Олег Синицын - Скалолазка
– Доброе утро… – произнесла я. Бородач оторвался от микроскопа. Очки упали на переносицу, стали видны толстые линзы.
– Доброе-доброе, милая фройляйн. Чем могу быть полезен?
– Посмотрите, пожалуйста, эту фотографию. – Я подошла к столу и протянула половинку. Бородач взглянул на нее сквозь очки.
– Кто-то засунул ее в электрическую мясорубку? – пошутил он.
– Вы можете определить, что это за камень?
– Хм. Какой необычный цвет… Почти пурпурный… – Он низко наклонился к фотографии. – Похоже на мрамор.
– На мрамор? – удивилась я. – Разве такой бывает?
– Всякий бывает. Зависит от того, в каких условиях образовывались метаморфические породы и какие примеси попали в карбонаты. Видите, тут микроскопические белые прожилки… Да, это мрамор. Должен признаться, что впервые вижу такой.
– А я надеялась, вы укажете месторождение.
– Не знаю, не знаю… – Ученый почесал волосики под нижней губой. – Может быть, существовал такой пласт. Совсем небольшой. Где? Возможно, на Апеннинском полуострове, на Кавказе, в Малой Азии…
– А точнее?
– Точнее не могу сказать. Даже предположить не могу. Извините.
– Быть может, кто-нибудь другой знает?
– Возможно. Но не в нашем институте. Слишком мало данных. Если бы у вас был этот кусок, мы могли бы сделать химический анализ, сравнить с образцами, а так…
Я стояла над ним, кусая губы. Опять промах! За что же такое невезение?
– Послушайте! – обратилась к нему без всякой надежды. – А этот лоскут не поможет?
Я подсунула ему полоску, которую так и не смогла приклеить к снимку.
Бородатый геолог глянул на нее, придвинул к склеенной фотографии. Долго смотрел, затем достал из ящика стола увеличительное стекло. Стал изучать обрывок через него.
– Послушайте! – произнес он наконец. – Так она же от другого снимка!
Я замерла.
– Что значит от другого?
– Не совпадает по размерам. Камень на склеенной фотографии значительно больше. И потом, на этой полоске структура камня другая. Оттенки, вкрапления… Я вам точно говорю, что это часть фотоснимка совершенно другого камня.
Я смотрела на него, открыв рот. В голове смутно забрезжила догадка.
Снимки двух разных камней!
Что же тогда получается? Нет, постойте-постойте! Если тут два разных камня, то почему их не могло быть и больше?
Обломки красного мрамора!
* * *Не помню, как покинула двести пятую комнату и бородатого геолога. Поблагодарила или нет – тоже не помню. Прошла по коридору метров двадцать и остановилась возле подоконника.
За окном виднелась стройка, три этажа дома уже возведены. Строители – все чистенькие, в одинаковой спецодежде и в сверкающих касках. Стройплощадка как будто выдраена с мылом. Стойки с кирпичами упакованы в целлофан.
Я бросила на подоконник склеенную фотографию, выложила из карманов документы, которые мне достались от Рахима.
Первым делом список:
082806001. семейство Фаулъ, Брюгге
082806002. Себастьян Анри, Монте-Карло
082806003. семейство Циммер, Кельн
082806004. ван Белъдич, Амстердам
…
Та-ак…
082806086, барон фон Хаас, Зонтхофен
…
В списке Рахима есть и барон фон Хаас! Интересно, а Вайденхоф есть?
Я внимательно просмотрела все.
Нет, Карла Вайденхофа не было. Все правильно – ведь адвокаты фирмы интересовались фон Хаасом, который в списке присутствует. Один из ста сорока восьми человек!
Мне вспомнилась исколотая карта Европы в офисе. Знаете, в американских фильмах, когда серийный маньяк совершает очередное убийство, то полицейские втыкают в карту иголку, обозначая место, тот город, где совершено преступление. Здесь ситуация противоположная. Люди из «Мирбах-унд-Пфайзер» знали города и населенные пункты, где им предстояло искать «фамильные ценности», как называл их Том Кларк… Требуемые точки и отметили булавками. Первоначально карта была истыкана ими. Сто сорок восемь пунктов. Преимущественно Германия, чуть меньше – Франция. Возможно, на каждой булавке находился маленький бумажный флажок с именем владельца «ценности».
После приобретения интересующего предмета соответствующая булавка вынималась. Процесс продолжался до тех пор, пока на карте не осталось ни одной булавки. Когда это случилось, фирма перестала существовать. Она выполнила свою задачу.
Если раньше я и Вайденхоф только предполагали о связи «Мирбах-унд-Пфайзер» с таинственной Организацией Бейкера, то теперь у меня имелись прямые доказательства этого! В кармане убийцы Рахима находился список, по которому «Мирбах-унд-Пфайзер» разыскивала ценности, разбросанные по Европе. Более того, Рахим сам участвовал в этих поисках. В его кармане были еще и билеты…
Я вытащила из-под бумаг корешки авиабилетов Рахима.
Из Штутгарта до Неаполя.
Штутгарт значился сразу против двух фамилий из списка. И я не сомневаюсь, что Рахим побывал у кого-то из этих людей. Правдами или неправдами он заполучил искомую ценность и привез ее в Неаполь.
От волнения подкосились ноги, мне пришлось схватиться за подоконник.
Все сходится, черт побери! Нет, я пока не знала, где искать Леху. Но знала уже очень много. Больше, чем положено простой переводчице.
Фирма «Мирбах-унд-Пфайзер» занималась поиском обломков красного мрамора, разбросанных по Европе. Она добывала эти куски у владельцев и переправляла их в Неаполь. В то же время «Мирбах-унд-Пфайзер» – часть могущественной Организации, которая мечтает заполучить летательный аппарат прелюдий.
Вывод? Пожалуйста!
Обломки мрамора – элементы разрушенной землетрясением «кровавой» статуи царя Героса!..
* * *Я вышла из здания института, наверное, имея вид лунатика.
Какой-то кошмар. В голове все перепуталось. Образы, словно во сне или на безумной картине Дали, громоздились один на другой. Сверкающий стеклянный небоскреб, на котором крупно написано: «Прибежище Организации Бейкера». Рядом – Том Кларк с вороненым пистолетом в руке, удивленно изучающий надпись. Тут же – Карл Вайденхоф, до рвотного кашля доказывающий, что скелет крокодила есть останки прелюдия обыкновенного. Мирбах с Пфайзером – два забавных старичка, хохочущих над ботинками друг друга и подзадоривающих проходящих мимо девиц. Слепой Гомер, отодвигающий крышку усыпальницы и пытающийся выбраться, но отзывчивые греки заталкивают его обратно. А за всем этим – громадная багряная статуя Джона Бейкера, глядящего на всех и нахально ухмыляющегося…
Все! Перегрузка! Информация накапливалась в голове, и в один прекрасный момент, то есть сейчас… бум!… Заклинило жесткий диск. Задымился фен. Лопнула струна. Сгорела яичница.
Мне пришлось остановиться и опереться рукой о стену, чтобы не потерять равновесие. Немцы, глядя на меня, могли подумать, что девушка в шортах и майке в обтяжку безнадежно пьяна. Что ее сейчас стошнит на чистую франкфуртскую мостовую. Они были недалеки от истины. Меня действительно едва не стошнило.
Открыв рот и с отвращением чувствуя рвотные позывы, я почему-то думала, что сейчас из меня польются не блюда кафе «От заката до рассвета», а сумасшедшие образы, заполонившие мою бедную голову. Бейкеры с Мирбахами, голубые, похожие на лед, осколки стеклопакета с сорок шестого этажа «Мэйн Тауэр», элементы статуи из красного мрамора…
– Девушка, вам плохо? Вам помочь?
Ко мне подошел молодой человек. Длинные нечесаные волосы, на шее – наушники плеера, толстовка с изображением команды «Рамштайн» и надписью «FIRE!».
Я натянуто улыбнулась, но парень по лицу понял, что мне не стало лучше. Наверное, лицо было серым, как если бы мой труп выловили из Майна. Либо в глазах, словно на экране, мелькали перевернутые изображения моих кошмаров.
Он положил на мостовую тетради – видимо, студент – и, придерживая меня за плечи, посадил на них.
И то правильно. Ноги меня не держали. Я уставилась на свои коленки. Все в синяках и ссадинах. Как-то раньше не замечала этого безобразия. А люди ведь вокруг. Темные чулки купить, что ли? Нет, лучше джинсы.
Вид разбитых коленок привел в чувство. Внимательно следивший за моим лицом парень это понял и отстранился.
– Спасибо, – прошептала я.
– Все нормально, – ответил он. – Серьезные проблемы?
Я кивнула. Нет сил открывать рот и издавать звуки. К тому же мои проблемы невозможно описать парой слов. Да он и не поймет, пусть даже учится на психиатра.
– Серьезные проблемы приходят и уходят, – сказал парень, заправив за ухо волосы, – а человек остается. Плюньте на все. Хотите семечек?
И он протянул мне пакетик.
Не признаю я эти хрустящие пакетики. Семечки должны продаваться в бумажном кульке, свернутом из какой-нибудь советской газеты. «Правды», например. К этому я привыкла с детства. Моя бабушка была интеллигентной женщиной. Она играла на фортепиано, владела испанским и французским, читала в оригинале Бальзака. Но во время чтения обязательно грызла семечки, упакованные в бумажные кульки, свернутые из советских газет.
