Иар Эльтеррус - Звездный колокол
Наверху тоже шел бой, но они, занятые своей задачей, не имели возможности обращать на него внимание.
До того момента, как Ирин вдруг не произнес:
— Нет. Кай…
Пластина и Скрипач, как раз вышедшие из атаки, как по команде подняли головы. Но понять ничего толком не успели.
…Уже позже, многим позже Дикий Дим объяснил, что произошло — и под это объяснение опростал двухсотграммовый стакан водки, ничем не закусывая. Один из «мессеров» по какой-то неизвестной никому причине вдруг перешел на пактовый двигатель и атаковал истребитель Кайде, работая на скорости, в десяток раз превышающей допустимый пактом предел.
Можно сколь угодно долго рассуждать о подлости или низости, о хорошей или плохой реакции, о долге, о совести… Но это все досужие слова.
Кайде в тот момент работал честно.
Его противник — нет.
Это была даже не схватка, потому что схватка — это когда соперники равны. Как можно назвать бой, в котором равенства нет, как класса?
В тот момент они не поняли, они могли только слышать. Даже смотреть можно было лишь на обломки, горящим дождем падающие с неба.
— Я иду, Кай, — голос Ирина прозвучал буднично, словно не падали в море куски раскаленного металла, словно Кайде был еще жив, и просто позвал его, Ирина, из соседней комнаты. — Я сейчас. Катапульта, Сергей.
Стрелок не раздумывал, он катапультировался сразу. Десять или сто процентов — останься в самолете, и ты покойник с гарантией, уйди — и у тебя будет малый шанс не попасть под пули, и все-таки спастись.
По ком звонит колокол?..
Штурмовик Ирина молнией рванул в небо, тоже на пактовом движке.
…Это очень скучно, и очень быстро — таран, когда скорость рассыпающейся машины, не предназначенной для такой скорости, возрастает за долю секунды в сотню раз…
— «Двойка», перестроиться в прикрывающую группу, — приказал Дикий Дим. — Не отставать.
«Не отставать» — это был код, расчетное время.
Двигатель задымил — имитация попадания. Скрипач повел машину вниз.
— «Двойка» — аут! — приказал Дикий Дим. — «Двойка», выходите из боя!
Двигатель дымил все сильнее, скорость падала.
…На репетициях получалось, вопрос, получится ли сейчас…
— «Двойка» — аут! Рыжий, сажай машину, сгорите к чертям!..
На антиграв — и вертикально вниз, рядом с уже горящим самолетом. «Тройка» горит до сих пор, и дыма от нее, черного, грязного — предостаточно. Славно, славно…
— Ит, что бы ни происходило, всегда помни…
— Ты тоже…
Тридцать секунд, и «двойка» взорвется. И тут же сработает аппаратура, которую протащил десант, — звуковое шоу.
А дальше…
Как повезет.
* * *…Закат этого бесконечного дня входил в комнату через распахнутое настежь окно. Дверь тоже была открыта, но Кир все-таки стукнул костяшками пальцев по косяку, предупреждая.
— Входи, — отозвался Скрипач.
Кир вошел.
Скрипач стоял у окна и смотрел. Кир уже знал, куда он смотрит. Подошел, встал рядом.
В сторону каменной арки шли те, кто имел право туда идти — П'кем приглашал их лично. Их было совсем немного, идущих: четверо летчиков, он сам, трое боевиков.
Только те, кто знал и кого знали.
Только они сейчас шли по узкой каменной тропе к арке, к медно блестящему в лучах заходящего солнца колоколу…
Когда, умирая, звенела сталь,И пепел падал дождем,Надежду последнюю потеряв,Мы знали, на что идем.Мы поднимались, вновь и опятьСкользя на крови чужой,Мы поднимались и шли вперед,Мы принимали бой.
Закон был прост: не тебя, так ты!В ладонях металл кипел,И душу вывернув и сломав,Ты напоследок спел:«Когда, умирая, звенела сталь,И пепел падал дождем,Мы все равно, вопреки всемуЗнали, на что идем…»
Скрипач говорил едва слышно.
— Откуда это? — спросил Кир. Просто потому, что хоть что-то, но надо было спросить.
— Не знаю, — безучастно отозвался Скрипач. — Ит откуда-то приволок. Он же у нас гуманитарий… да еще и священник. Правда, бывший.
— Да? — удивился Кир.
— Да. Я не знаю, откуда эти стихи. — Скрипач, не отрываясь, смотрел в окно. — Вернется, спросишь сам, если интересно.
— А он вернется?
— Вернем. — Скрипач глянул вдруг Киру прямо в глаза. — Или верну. Уж как получится.
— Жаль ребят. — Кир отвернулся.
— Жаль, — кивнул Скрипач. — Но когда вместе, это не так уж и мало.
Кир промолчал.
Когда над плато раздался первый удар колокола, низкий, литой, глубокий, они тоже молчали.
Что тут можно было сказать?..
* * *Первая попытка пошевелиться успехом не увенчалась, что-то мешало. Пластина приоткрыл глаза, совсем немного, и подождал — ничего не произошло. Вокруг тишина, это значит, что никого нет. Хорошо. Еще раз осторожно пошевелился, и тут же понял, что руки и ноги стянуты. Впрочем, весьма деликатно. Боли при движениях не возникало. Он снова открыл глаза, уже нормально, и принялся потихоньку осматриваться.
Комната, в которой он находился, была совсем небольшой, максимум метров десять площадью. Окна не имелось, зато имелась бронированная дверь. По всей видимости, карцер. Хорошо обстоят дела у Альянса, если у них такие карцеры.
Итак.
Первое — все получилось так, как планировалось. Не может не радовать.
Второе — какое-то время придется пробыть тут, чтобы немного усыпить бдительность тех, кто сейчас за Пластиной наблюдает. Что наблюдают, сомнений нет.
А это значит… Это значит, что можно будет немножко с ними поиграть для начала. Тем более, что больших усилий для этого не потребуется.
Тело побаливало, голова тоже — во время захвата Пластина был контужен. Ему эта контузия была как слону дробина, но ее вполне можно было использовать.
«Позови их, — попросил Ит. — Если считаешь нужным, пожалуйся на боль».
— Тут есть кто-то? — спросил Пластина на всеобщем. — Мне больно!..
Тишина, потом — слабый шорох. Ага, это из динамика. А где сам динамик? Судя по звуку, где-то на стене сзади, сейчас его не видно.
— Назовите себя, — приказал голос.
Человек говорил на немецком. Ответить? Ну уж нет.
— Мне больно, — повторил Пластина. — Развяжите меня.
— Назовите себя, — снова произнес голос.
— Я вас не понимаю, — Пластина несильно дернулся. — Помогите мне!..
Человек ничего не ответил, затем раздался слабый щелчок — динамик отключили. Хорошо. Скорее всего, сейчас должны позвать кого-то, знающего всеобщий — своеобразный аналог эсперанто, только, конечно, более сложный. Ладно, подождем.
Иту сейчас нужно было только одно — чтобы в комнату что-нибудь вошел. Нападать он не собирался, освобождаться тоже, но ему необходимо было разобраться с системой запоров карцера. Без этого все последующие действия были бы лишены смысла.
Минут двадцать прошли в тишине, затем динамик снова ожил.
— Представьтесь, — говорил другой человек, и уже на всеобщем: — Назовите ваше имя, звание, и локацию.
Ага, сейчас. Не на того напали.
— Мне больно, — упрямо повторил Пластина. — Освободите меня, мне больно.
— Кто вы такой?
— Меня зовут Арсое, я нэгаши. — Слово «арсое» переводилось не только как название подрасы (браслет которой до сих пор был у Пластины на руке), но и как «чешуя» или «броня». Очень своеобразный юмор, жаль только, что оценить его некому. Конклав, к которому когда-то принадлежали Арсое, был уничтожен пару тысяч лет назад. — Освободите меня, мне больно.
— Как вы сюда попали?
— Я не знаю… — простонал Пластина. — Мне больно!..
Пластина ситуацией от души забавлялся, Ит решил, что мешать ему сейчас не стоит. Ящер был хитер, и стоять на своем умел так, как никто другой — другие его метаморфы уже вступили бы в полемику. Другие, но не Пластина.
— Как вы сюда попали? Вы знаете, где находитесь?
— Развяжите…
Сейчас главное разобраться, до какой степени они поверили в то, что Пластина действительно появился на площадке откуда-то еще, а не из одного из севших там самолетов.
Впрочем, тут просто — если бы не поверили, он бы не лежал сейчас в этой комнате, и с ним бы не говорили. Вернее, с ним бы говорили, но совсем не так. Значит, пока что есть вероятность в том, что они сомневаются.
Это уже очень много. Практически — выигрыш.
Снова тишина в динамике.
Пластина решил немного поторопить события, бездействие его раздражало. Он слабо задергался, стремясь высвободить руки, вскрикнул.
«Не переигрывай, — попросил Ит. — Они потеряют доверие».
«Они не потеряли его, пока ты был без сознания, — ответил Пластина. — Они проверяли меня. Я чист».
«Все равно, не переигрывай».
