Дмитрий Янковский - Операция «Караван»
Но если для «Сирен» и «Стрелок» глубина в триста метров была предельной, то для глубинных автономных торпед вроде ГАТ-120 — самое то. Они выращивались специально для прикрытия этого эшелона. «Гадины», как мы их про себя называли, несли в себе куда более мощный заряд, чем их легкие патрульные собратья, а потому приближаться к ним даже на километр было уже опасно. Сто двадцать килограммов нитрожира, равного по мощности взрывотехническому нитроглицерину — это не шутка. Особенно в плотной водной среде. Даже при наличие хорошей брони, как у нас.
Поэтому, когда мы ушли ниже четырехсот метров, надеяться на ультразвуковые пушки было уже глупо. Ну, с полутора километров, допустим, «гадина» нас не достанет, чтобы нанести какие-то повреждения корпусу. Броня «Шпика» показалась мне серьезнее, чем у «Кочи». Но если не хватит скорострельности, или если я ошибусь с маневрированием, тут будет, как говорят, и сказочке конец. И нам, вместе со сказочкой. Ну, нельзя вести бой на пределе дистанции поражения. А если подпустить «гадину» ближе, то при взрыве корпус батиплана может не выдержать.
— Алекс, мы оторвались от скоростных патрульных. Ищи «гадин», но не вздумай их бить ультразвуком. Экономненько, но гарпунами.
— Понял. Вон, две уже мчатся с обоих флангов.
— Вижу. Сколько по паспорту дальнобойность гарпунных орудий?
— До четырех километров, — отрапортовал Урман.
— Отлично, работайте. Только прошу, как можно прицельнее. Что-то беспокоит меня обстановка с количеством боеприпасов на борту.
На самом деле это не просто меня беспокоило, а беспокоило очень и очень. Я прекрасно понимал логику Альбиноса. Действительно, размер исходного прототипа был не очень велик, и место надо было экономить при проектировании корабля. Но не за счет же снижения числа реактивных торпед до пятнадцати штук!
Конечно, Альбинос сделал ставку на ультразвуковые орудия, количество их выстрелов ничем не было ограничено, но я был уверен, что это ошибка. Технология была сыроватой, имела ряд недостатков, главный из которых незначительная дальность стрельбы. Ну и отсутствие вторичных детонаций тоже. Причем второй недостаток не давал справиться со скоростными торпедами, а первый мешал борьбе с «Гадинами». Ну и для чего тогда эти пушки? Только лишнее место занимают, лучше бы еще с десяток торпед загрузили.
Хотя, сколько торпед ни возьми, все равно мало будет, это я знал по опыту. Причем опыт мой ограничивался однодневными охотничьими рейдами в океан, а тут нам предстояло провести вдали от берега неизвестно сколько времени. Но, раз назвался груздем, полезай в кузов. Отступать было поздно. Да и некуда.
Алекс пальнул одиночным гарпуном сначала с левого борта, потом с правого. Радар «Шпика» был превосходен, выше всяких похвал — четкий, контрастный экран высокого разрешения позволял отслеживать не только помеченных биотехов, но и объекты поменьше.
Но главное, что Альбинос оснастил все снаряды какими-то особыми маркерами, позволяющими не только видеть их на всей траектории, но и получать всю необходимую информацию сразу, в режиме реального времени. Скорость, захват цели, расстояние до нее от снаряда в каждый момент — все это непрерывно отражалось в строке состояния каждого выстрела.
Поэтому я заранее понял, что Алекс промахнулся в обоих случаях. Причем не по своей вине, а понадеявшись на систему захвата цели, которая его как раз и подвела.
Я уж не знаю, каким образом «гадины» ощущали, что на них наведен гарпун, готовый покинуть ствол бортового орудия, но им это удавалось. Скорее всего, они прекрасно слышали луч активного акустического прицела, что позволяло им в достаточной мере контролировать ситуацию после выстрела. Стоило гарпуну оказаться на траектории, твари рванули в сторону и тут же начали исполнять причудливый танец, оставляя за собой на радаре причудливые змееподобные следы.
По сути, это был усовершенствованный синусоидальный противоторпедный маневр, известный еще командирам древних подводных лодок. Необходимость исполнять этот танец замедляла биотехов, но они все равно умудрялись, пусть и рысками, приближаться к нам с обеих сторон. Расстояние сократилось уже до двух с половиной километров, причем твари шли наперерез.
Но я недооценил Алекса. Не зря он столько времени упражнялся на симуляторе. Там и характеристики корабля, и характеристики оружия, были иными, но вот повадки торпед я постарался воспроизвести со всей возможной достоверностью. Так что у стрелка была возможность выработать собственную тактику в борьбе с ними. И тактика оказалась весьма эффективной. Я боялся, что увидев уход «гадин» от гарпунов, Алекс начнет молотить очередями, попусту расходуя драгоценные боеприпасы. Но не тут-то было!
Прекрасно понимая, что тварям, чтобы нас достать, придется обходить зону поражения с запасом, стрелок хладнокровно выждал полных шесть секунд, оценивая, по какой траектории и в какую сторону они удаляются от опасного для них коридора. А на седьмой секунде выпустил еще по одному гарпуну с каждого борта, целясь не по торпедам, а таким образом, чтобы гарантированно зажать их в вилку между двумя взрывами. Пытаясь уклониться от одного, тварь неминуемо попадала под другой, стараясь не нарваться на второй, оставалась в зоне поражения первого. Уходя же в любую третью сторону, она либо оказывалась на равно опасном расстоянии от обоих гарпунов, либо вынуждена была менять направление и удаляться от нас.
«Гадина» по правому борту предпочла отступить, а та, что оставалась слева, заметалась, не зная как поступить. Алекс задал ей задачу, решение которой предполагало либо гибель еще до достижения цели, либо осознанный уход от цели. Заложенные инженерами-генетиками алгоритмы вступили в противоречие, не давая возможности принять однозначное решение.
В конце концов, одна торпеда угодила сразу под разрывы двух гарпунов и детонировала в двух километрах от нас, а другой пришлось удирать. С учетом нашего превосходства в скорости, она уже не могла повторно зайти на атакующий курс, ей оставалось только щелкать ультразвуковым локатором, провожая ускользнувшую цель.
Дно тем временем опустилось еще больше, и мне удалось вывести батиплан из зоны, доступной «гадинам», на восьмисотметровый глубинный эшелон. Тут опасностей было меньше, но каждая из них могла стоить жизни, если ее прозевать.
Океанские глубины, от километра и ниже, были вотчиной сверхглубинных торпед и мин. Медлительных, питающихся донными отложениями тварей. Каждая из них могла иметь боевой заряд в десятки тонн, а не килограммов, нитрожира. Взрыв такой массы по степени поражения был сравним с мощью тактического термоядерного боеприпаса, так что тут уж совсем шутки в сторону. Ударная волна такой силы, с учетом гигантского давления забортной воды, могла сплющить батиплан на удалении и в десять километров, а уж на пять были рассчитаны все сверхглубинные биотехнологические средства.
Общее правило, по которому проектировались все океанские биотехи, состояло в следующем: чем меньше рабочая глубина твари, тем меньше ее вес, больше скорость, маневренность, а так же выше тактические умения. И тем больше число таких торпед, ведь они составляли первый и главный барьер на пути в глубину, а так же являлись основным средством поражения надводных кораблей. А таких большинство в любом флоте. Так что популяция легких патрульных торпед и мин, не способных погружаться ниже ста пятидесяти метров, была самой многочисленной в океане.
«Гадин», опускавшихся глубже, было в разы поменьше, но их масса превышала сотню килограммов боевого заряда, а скорость и тактические умения не сильно уступали более легким сородичам.
А в бездне километровых глубин было еще меньше биотехов. До войны эти небогатые жизнью пространства были для людей совсем уж труднодоступными, а потому массовые убийства тут никто не планировал. Но биотехи жили и там.
Причем это было высшее звено биотехнологической иерархии — донные ракетные платформы, полностью автономные, разумные, способные принимать не только тактические, но и стратегические решения, умеющие поражать цепи не только в океане, но и над ним, вплоть до нижних границ стратосферы, и даже на суше. Именно они заставляли строить города подальше от пинии прибоя.
Донные платформы обладали не только разумом, но и собственными армиями. Им подчинялись сотни, а иногда и тысячи сверхглубинных искусственных тварей, составлявших кольца и радиусы боевых охранений. По факту, любой биотех сверхглубинного класса относился к той или иной ракетной платформе и имел с ней связь, возможно даже телепатическую.
Тем ни менее, на глубинах свыше километра, на торпеду или мину можно было нарваться не только в непосредственной близости от донной платформы. Дело в том, что платформы вылуплялись из разбросанных в океане личинок только в том случае, если рядом не было сородичей того же типа. Стоило одной платформе погибнуть, на этом месте начинала развиваться во взрослую особь другая личинка, но не раньше того. А сколько в океане было личинок — одному богу известно.
